Мой (не) любимый сводный - Кристина Юрьевна Юраш

хлопок, а я увидела рассыпающуюся волшебными искрами открытку.

— Умирать не смей, выздоравливай скорей! — пропела открытка мерзким писклявым голосом. — Победишь ты непременно! Не хочу сражаться с Энной.

Я усмехнулась, видя, как открытка машет крылышками, как прокладка. И все-таки мы с сестрой любим друг друга. Но по-своему. Сейчас у нее тот самый возраст, когда хочется в кого-то влюбиться с разбегу и с размаху. И любить до посинения и дыр.

— Началось, — простонал Морис. — Тяжело-о-о…

Он попытался сбить ее заклинанием, но она уворачивалась. Ловко лавируя по комнате, открытка ускользала от пламени, вырывавшегося изо рта Мориса. Я привстала на кровати, глядя на бинты. Видимо, сестра позаботилась! За что ей огромное спасибо. Надо будет ее обязательно поблагодарить!

Мне самой было неловко перед ней.

— Слушай, Морис, — произнесла я, видя, как он загоняет открытку в угол. Та уже не пела, а заикалась, летая, словно подбитый дракон.

— Но здоровье у нее уже не то! — в запале произнес Морис, пытаясь ухватить ее рукой. Но ловкая открытка внезапно типнула его за палец.

— Мне почему-то неловко перед Аурикой, — заметила я, видя, как показавшая зубы открытка вцепилась в волосы Мориса, а он пытается ее вытащить из них.

— Да ладно, — махнул рукой Морис. — У нее это пройдет! Возраст! Себя вспомни! Ах, да…. Я забыл. Ты такой не была. Неудачный пример! Но ты посмотри на девочек ее возраста. Все они ведут себя одинаково. И мне немного повезло, что за мной охотиться только одна. А не вся Академия. Так что любовь и обожание, испачканная помадой ручка, надписи в женском туалете и все остальное посвящено Вивернелю… Так что все пройдет.

— А если не пройдет? — встревоженно спросила я, видя, как Морис придавил открытку ногой. Из-под его доблеска начищенного сапога слышался вредный писк. — А что если не пройдет, как мы потом…

— А куда денется? — усмехнулся он, беря измятую открытку двумя пальцами и выдыхая на нее струйку пламени. — Представляю, что сейчас творится в моей комнате! Заходить боюсь!

— Ага! И поэтому ты решил сразу пойти ко мне, — улыбнулась я. Морис вызывал внутри чувство защищенности. Он был надежным, как стена древнего замка.

— Все! Добыл! — усмехнулся Морис, бросая открытку на одеяло. Крылья у нее обгорели, поэтому она вздрагивала и трепыхалась.

Он был очень красив, у него чудесная улыбка. Когда Морис улыбается всегда хочется улыбнуться в ответ. А еще он всегда поддерживал меня. Да, пожалуй, этого вполне достаточно, чтобы сказать ему «да» на свадьбе.

Я обняла Мориса, чувствуя, как его пальцы вплетаются в мои волосы. Он случайно зацепил их фамильным перстнем, а я глубоко вздохнула.

— Ну что? Полегче? — спросил он, отстраняя меня от себя. — Садись! Сейчас ругать буду!

— Тебе уже рассказали? — спросила я, опуская глаза.

— Да! — в запале произнес Морис. — Ты все сделала верно, но почему ты не сжала зубы? Ты могла убить ее прямо на уроке! Нет, ну надо же! Блестящий захват, молниеносный рывок! Все идеально, но…

Мне стало неловко. Я вздохнула.

— Морис, — прошептала я, глядя в его карие вечно грустные глаза. — Я не смогла ее убить. Понимаешь? Не смогла… Я когда представлю, что лишаю ее жизни, мне… Я не знаю, как описать это чувство. Но ты должен меня понять. Морис! Я — не убийца! Я не хочу, чтобы все потом называли меня убийцей!

Морис вздохнул, а я видела, как напряглась его челюсть.

— Ребенок, понимаешь… — Морис взял мои руки в свои. Его руки показались большими и теплыми. — Никто не скажет тебе, что ты — убийца.

— Да, но я сама не смогу с этим жить! — воскликнула я, чувствуя, как к глазам подступили слезы. — Это… Это…

Я поискала глазами что-то для сравнения.

— Это как камень на душе. Который никак не скинуть! — вздохнула я, сжимая губы.

— Послушай. Ты не должна думать о душе и камнях. Единственное, о чем ты должна думать в битве, так это о том, чтобы твой противник камнем усвистел вниз! — вздохнул Морис. — И все. Мы — драконы. Это в нашей природе бороться за лучшее место для себя и для своего рода.

— Но я росла среди людей. Может, поэтому? — спросила я, а мне стыдно было смотреть Морису в глаза. Он столько времени учил меня! А я вот так вот!

— Ладно, не бери в голову. Будем считать это разминкой, — буркнул Морис. — Почему ты не сказала, что Вивернель полез к тебе?

— Я не хотела, чтобы вы опять… — начала я. — Мне маму с папой стало жалко. Вы же снова сцепитесь. А Вивернель того и хочет.

— Понятно, — усмехнулся Морис. — Мы с ним уже выгребли! Думал, отец нас просто сожжет обоих. Вивернель вернулся раньше. А я подзадержался немного. Мы замок отбивали.

— Опять? — устало простонала я.

— Снова! — усмехнулся Морис.

— И все из-за меня, — выдохнула я. — Все беды свалились на вас из-за меня…

— Да брось! — прошептал Морис. — Если тебя зовут Тупость или Жадность, то да, из-за тебя.

— Надеюсь, никто не пострадал? — спросила я, всегда тревожась за родных.

— Дед Белуар язык прикусил. Собственно все, — рассмеялся Морис. — Отдать должное Вивернелю, подрались мы удачно.

Мне казалось, что ректор что-то знал, раз отправил их домой.

— Пойдем, у меня для тебя есть подарок! — усмехнулся Морис. Я встала, одергивая юбку и блузку. Потом все-таки решила переодеться.

Мы вышли из моей комнаты, направляясь в комнату Мориса. Она была на другом этаже, поэтому пришлось подниматься. Я чувствовала свою руку в теплой руке. И думала, что быть может, таким должно быть счастье?

Морис осторожно достал платок, но ручка двери была чистой. Сама дверь была тоже чистой. Он открыл ее, а там по всей комнате висели длинные липкие ленты для мух. К этим лентами были приклеены открытки. Некоторые уже молчали, а некоторые еще трепыхались и пытались петь что-то нестройным хором.

— Так, — заметил Морис, а я увидела его чемодан, который он еще не успел разложить. — Где оно…

Я подошла к столику и взяла письмо. Оно было написано на обычной бумаге, но почерк сестры я