Хрупкий побег - Кэтрин Коулс

друга. Я обернулась и увидела Лолли, танцующую в нашу сторону, с поднятыми руками, браслеты звенели на ее запястьях.

— Я так и знала! — завопила она. — Наконец-то ты нашел себе кого-то, кто вернул тебя к жизни, Шеп!

— Лолли, — предупредил он.

— Не порть мне веселье. Разве бабушка не может порадоваться, что ее внук получает все, что надо? — Она повернулась ко мне и подмигнула: — Самые скромные джентльмены всегда самые умелые в постели.

— Лолли! — выкрикнули мы хором.

Я уткнулась лицом в грудь Шепа, задыхаясь от смеха.

— Границы, — прорычал он.

Лолли фыркнула:

— Надеюсь, ты не такой зажатый в спальне.

— Я не хочу это обсуждать, — отрезал он.

— Перестань быть занудой. Секс — это нормально. Нечего стыдиться.

— Я и не стыжусь. Я просто не хочу обсуждать это со своей бабушкой. И уж точно не перед своей девушкой.

Я отстранилась, уголки моих губ поползли вверх:

— Девушкой, да?

Щеки Шепа тронули легкий румянец.

— Очень надеюсь на это.

Лолли цокнула языком:

— Вы даже не обсудили отношения? Я думала, я тебя лучше воспитала, Шепард Колсон. Нельзя упускать хорошую девушку.

Шеп нахмурился:

— Обсудили?

Лолли громко вздохнула:

— Определили отношения. Подключайся уже к реальности.

Шеп только покачал головой и посмотрел на меня с насмешкой:

— Я бы извинился, но такое будет происходить постоянно, так что смысла в этом нет.

Один уголок моих губ дернулся вверх:

— А мне, знаешь ли, нравятся твои извинения.

Шеп зарычал, понизив голос:

— Если ты сейчас возбудишь меня при бабушке, ты потом за это заплатишь.

Я сдержала смех:

— Обещания, обещания.

Лолли захлопала в ладоши и визгнула:

— Обожаю вас!

Шеп вздохнул:

— А ты-то что так рано здесь делаешь? Ты же никогда не встаешь раньше восьми.

Она весело улыбнулась:

— У меня сегодня съезд Любителей Дьявольского Салата в Роксбери. Я продаю свои специальные кулинарные книги.

Я нахмурилась:

— Дьявольского Салата?

— Она имеет в виду травку, — пробормотал Шеп. — Она едет на конвенцию по марихуане. Господи.

Лолли зыркнула на внука:

— Прям как Трейс. Думает, что меня увезут в багажнике наркокартеля. Я просто продаю кулинарные книги.

— С рецептами с травкой, — добавил Шеп.

Она фыркнула, отряхивая воображаемые крошки с своего воздушного платья:

— Надо давать людям то, чего они хотят. У меня лучший рецепт брауни в трех округах.

Шеп глянул на меня:

— Когда будешь у нас на ужине, и Лолли предложит тебе выпечку — просто откажись.

— Ты совсем не веселый, — пожаловалась Лолли. — Знаешь, у меня есть новый сорт, говорят, он сильно усиливает возбуждение. Могу принести вам...

— Лолли!

Я протирала тряпкой один из множества пустых столиков, но с утра у нас уже была предвыходная суматоха. Если это хоть какой-то намек на то, что нас ждет, — нас накроет с головой.

Над дверью звякнул колокольчик, и я подняла взгляд — в пекарню вбежал Лука.

— Ти-Ти! Смотри, что я сделал! Это такая офигенская штука!

Этот восторженный, типично мальчишеский тон вызвал у меня улыбку.

— Покажи-ка.

— Это настоящая модель ледовой арены. Прямо как у Seattle Sparks. Теперь я смогу заучивать комбинации и все такое, — сказал Лука, поднимая макет, чтобы я могла рассмотреть его получше.

Саттон, переходя через зал, рассмеялась. Ее светлые волосы разметались по плечам. В руках у нее были пакеты, стопка писем и целый ворох детской одежды — Лука, видимо, скидывал с себя вещи весь день.

— Его вожатая в лагере сжалилась и сделала урок труда по теме хоккея — специально для него.

— Она меня понимает, — серьезно кивнул Лука. — Она знает, что я буду самым крутым тафгаем, прям как Жнец. Так что надо начинать уже сейчас.

Саттон сморщила нос:

— Очень надеюсь, что у тебя будет кличка получше, когда начнешь играть.

— Маааам, «Жнец» — это самая крутая кличка в лиге!

Саттон посмотрела на меня с притворной тоской:

— Когда-то я была крутой, но, видимо, мое сияние уже померкло.

— Ты снова станешь крутой, если захочешь научиться кататься на коньках. Тогда мы сможем тренироваться вместе, — предложил Лука с искренним энтузиазмом.

Уголки моих губ дрогнули:

— Я придумала тебе прозвище. Злобная Пекарша.

Саттон рассмеялась:

— Звучит звонко.

Лука поставил свою модель на стойку и принялся танцевать по пекарне, энергично виляя бедрами:

— Злобная Пекарша! Злобная Пекарша!

— Все, ты натворила дел, — простонала Саттон.

— Мы можем напечатать футболки, — усмехнулась я.

Она поставила свои пакеты на прилавок и начала разбирать почту, в то время как Лука юркнул за стойку — наверняка в поисках кексов.

— Ой, я забыла. В этой стопке было что-то для тебя.

Я напряглась. Мне никто не писал. Кроме Никки. И она всегда присылала письма на мой абонентский ящик в соседнем городке.

Горло тут же пересохло, когда я протянула руку за конвертом, который держала Саттон. Почерк был угловатый, без всяких зацепок — как будто специально, чтобы невозможно было определить, кто отправил. Где-то на краю сознания я слышала, как Саттон рассказывает о своих планах на выходные с Лукой, но я уже не могла сосредоточиться ни на чем, кроме письма.

Пальцы дрожали, когда я вскрыла конверт. Внутри оказался лист компьютерной бумаги. На нем — фотография. Моя. Снятая издалека, зернистая, но я узнала одежду, в которой была вчера, когда шла в The Mix Up.

Наверху страницы, размашисто, было выведено красными буквами: ШЛЮХА. Но дальше — только хуже.

Некоторые части моего тела были обведены. Рядом с ногами написано ЖИРНАЯ. Лицо — УРОДКА. Грудь — ШЛЮХА.

И все это звучало в точности как Брэндан.

37

Шеп

— Черт, это будет просто идеально, — сказал Энсон, пока мы стояли, разглядывая теперь уже объединенное пространство. Стены между прихожей и гостиной, а также между гостиной и кухней были полностью снесены. Дом стал неузнаваемым. Вместо официального и строгого — открытым и гостеприимным.

— Подожди, пока мы вставим огромные окна вон в ту стену.

Я уже видел все это в голове. Как они впустят в дом природу, как дом сольется с окружающим ландшафтом. А Тея предлагала такие идеи по озеленению, что они выведут все это на совершенно другой уровень. У нее действительно талант — она творит искусство с помощью растений.

— Не буду врать, у меня начинается зависть к дому, — пробормотал Энсон.

Я усмехнулся:

— Ты же знаешь, что викторианский дом получится крутым, когда закончим.

Уголки губ Энсона чуть дернулись:

— Получится.

И это действительно было важно для него — восстановить этот дом для Роудс. Так же, как было важно для меня, что Энсон согласился делить свое время между двумя проектами. Я знал, что он работает