Нелюбимые - Дмитрий Болдин

и мне ее отдали, — пожимает плечами Юля. — Раньше подарки были подороже, конечно. Но ничего, свечка тоже пригодится.

— Ну, если свет отключат, то да, — смеюсь я.

— Может, тебе кофе? — спрашивает Юля.

Потягиваюсь в кресле и отвечаю:

— Да нет, мне пора бежать. Рассказывать об успехах бренда.

— А-а-а, уже видела твоего отца, — говорит Юля и поворачивается в мою сторону. — Такой он у тебя, конечно, деловой. Костюмчик, портфель… Полная противоположность тебе.

— Ну, я тоже вчера был в костюме, — усмехаюсь я. — Только вместо портфеля рюкзак.

— На, держи. — Юля берет с подоконника стопку сброшюрованных бумаг и кладет рядом со мной.

— Что это?

— Ты вчера просил презентации тебе распечатать.

— А, круто! Спасибо тебе большое. — Я пролистываю несколько страниц. — Ладно, пора батю навестить.

— Беги, — смеется Юля. — Там все твои любимые собрались.

— Очень смешно. Слушай, а где вообще все люди? Почему тут только мы и… — Я бросаю взгляд в сторону парня, читающего новостную ленту, но его уже нет на месте.

По дороге к большой переговорке я сталкиваюсь с главным редактором журнала Home. Она спрашивает, почему ее никто не позвал на вчерашнюю вечеринку, а я вру, что списком гостей занимался не я, а клиент, и думаю о том, что ее журнал и редакция существуют исключительно на балансе тех денег, которые приносят другие издания, а затем прохожу дальше. За стеклом переговорки я замечаю отца, который сидит ко мне спиной и слушает главу издательского дома Марину. Когда вхожу в переговорку, все поворачиваются, кроме отца.

— А вот главный герой вечера, — объявляет Катя.

— Здравствуйте, — говорю я собравшимся, — простите за небольшое опоздание, только закончили демонтаж декораций.

Я сажусь рядом с Аллой, директором отдела рекламы W, и замечаю на ее руке новые часы Cartier. На столе стоят вазы с фруктами, шоколадками и орехами. Я беру бутылку воды и наливаю себе в стакан. Замечаю, что отец наблюдает за моими действиями. Он в строгом темно-­синем костюме, белой рубашке, сером галстуке и очках в тонкой серебряной оправе. Его образ дополняет хороший загар. Рядом с ним сидят другие акционеры, среди которых две женщины. Обе были вчера на мероприятии и уезжали сильно пьяными.

— Максим, — говорит Катя, — спасибо за прекрасный вечер. Нам уже с утра позвонили из пресс-­службы рекламодателя, выразили благодарность и сообщили о планах на дальнейшее сотрудничество с нашим журналом.

Делаю глоток воды и киваю, зная о том, что Катя все выдумывает на ходу. Никто никому не звонил, а если бы и звонил, то только мне, поскольку коммуникацию с сетью «Золото» я полностью замкнул на себе. Акционеры улыбаются и кивают, но только не отец — он смотрит в бумаги с диаграммами и потирает лоб.

— Это очень приятно. Также хочу выразить благодарность всем, кто вчера смог присутствовать на мероприятии, — киваю в сторону двух акционеров. — Надеюсь, вам было хорошо!

— Очень, — подтверждает одна из женщин. — Почаще бы так.

— У нас впереди еще много активностей, — заявляет глава издательского дома. — Это только начало.

— Да, — поддерживает ее главный редактор Игорь, — в этом году мы постараемся выйти на тот уровень, который был до санкций и даже…

Я пристально смотрю на Игоря через плечо Аллы и думаю, что же он скажет.

— …до ковида, — заканчивает он.

Я делаю еще один большой глоток воды и замечаю, как за стенкой переговорки проходит Серега, заместитель Игоря. На нем коричневая футболка с ­каким-то принтом и черные джинсы, а на сумке болтается куртка. Серега встречается со мной взглядом, поднимает кулак, а я одобрительно киваю ему в ответ.

— Как вы этого достигнете? — тихо спрашивает отец, после чего все в переговорке замолкают и даже мне становится немного холодно.

— Мы переориентировались сейчас исключительно на российского рекламодателя, — начинает объяснять Алла. — После того, как западные ушли с рынка. Мы это стали делать еще до всего… — Она запинается и думает, что сказать.

— До всего, что произошло, — договаривает за нее отец и смотрит на Аллу.

— Да, еще во времена локдауна мы стали работать в этом направлении, — продолжает Алла. — И уже четыре года назад российский сегмент среди рекламы занимал порядка сорока процентов. Сейчас же он занимает уже семьдесят. Это и одежда, и косметика, и госпроекты, и целые города с регионами, такие как Нижний Новгород, Тобольск и другие.

— А тридцать что составляет? — спрашивает отец.

— Остальные тридцать — это или китайский автопром, или техника. Есть свои трудности, конечно, в работе с ними, но…

— Нет никаких трудностей, — перебивает Катя, — работают все круглые сутки.

В этот момент я думаю о том, что в редакции сейчас находятся только Серега, Юля и ­какой-то парень с сайта, а параллельно размышляю об Алисе: во сколько она проснется и какие у нее на сегодня планы, ведь вчера она Лехе о ­чем-то рассказывала, но я не запомнил.

— Ну… в целом да, — подтверждает слова Кати Алла.

— Помимо рекламы, у нас еще очень сильный бренд-­отдел, — замечает Марина. — Максим у нас его возглавляет.

Еще я думаю о том, что хочется ­куда-нибудь уехать на несколько дней и немного выдохнуть, и надо бы у Аллы спросить, нет ли у нее никаких пресс-­туров в ближайшей перспективе, на которые никто не претендует. Обо всем этом я думаю, глядя на стакан, в котором уже не осталось воды.

— Максим? — повторяет Марина.

— Простите, задумался, — отвечаю я и ловлю взгляд отца, который молча наблюдает за мной. — Я пришел сегодня с презентацией, в ней перечислены наши главные активности и цифры. Также на последней странице вы можете ознакомиться с планами на ближайший квартал.

Я раздаю всем сброшюрованные презентации и рассказываю о том, как мы развиваем видеоконтент на сайте, как в него интегрирована реклама и сколько стоит размещение в одном ролике. Объясняю, что с начала нового года мы смогли провести несколько офлайн-­мероприятий, которые принесли нам больше двадцати миллионов руб­лей, после чего делюсь планами на проведение ивентов в других городах России. Я убедительно вещаю обо всех деталях, пока меня резко не прерывает голос отца:

— Это все прекрасно, конечно, красивые диаграммы, слайды, цифры. — Он закрывает мою презентацию и отодвигает от себя. — Но вы правда считаете, что вечеринки и китайские телефоны вернут вас в доковидные бюджеты?

В переговорке повисает пауза. Отец снимает очки, достает из внутреннего кармана пиджака белоснежный платок, протирает стекла и снова нацепляет их на нос, придвигая к себе белый лист бумаги. А я вспоминаю, как в детстве он часто водил меня к реке и делал из бумаги большие корабли. Мы ставили их на воду и наблюдали, как ветер уносит их по течению.

— Мы… — Катя ­что-то хочет сказать, но отец не дает ей этого сделать.

— Вот смотрите, у меня огромнейший банк, как вы прекрасно знаете. — Все кивают. — В нем работают суперпрофессионалы и аналитики. Я не преуменьшаю ни в коем случае ваши таланты и успехи, просто рассказываю, окей?

— Окей, — отвечаю лишь я, и отец резко бросает на меня недобрый взгляд.

— Мои аналитики, которые окончили Стэнфорды и Кембриджи, — отец снова смотрит в мою сторону, — говорят, что невозможно вернуться не то что в доковидные времена, но и даже в две тысячи двадцать первый год.

— Но банковский сектор — совсем другое… — начинает оправдываться Алла.

— Алла, послушайте меня, — продолжает отец, а я пинаю ее под столом. — Ни у одного Тобольска вашего нет столько денег, сколько есть у Louis Vuitton и Dior. Вы же это прекрасно знаете.

— Но… — Алла пытается высказаться, а отец