Страшные русские сказки - Русские сказки

class="p1">‎Нашёл он квартиру у отставного солдата и зачал с ним уговариваться:

– Я, – говорит, – буду у тебя только по ночам ночевать, а днём стану промышлять да хлеб добывать; а ты себе знай денежки получай: за каждую ночь по целковому.

Солдат – не богат, куда деньгам рад! И вспало ему на разум купить себе ларчик, закрыть его наглухо, а сверху прорезать малую дырочку и класть туда рублёвки на сохрану. Так и сделал; за всякую ночь даёт ему бурлак по целковому, а он всё в ларчик да в ларчик. «Кажись, много накопил, – думает он однажды, – время-то прошло немалое, дай посмотрю: много ли у меня рублёвиков? А ведь мой бурлак, стало быть, совсем дурак; не ест, не пьёт, а кажную ночь по целковому несёт! Где только он деньги берёт?»

‎Открывает солдат ларчик, а в нём и не пахнет деньгами: одни щепки лежат. И вышел у хозяина с постояльцем большой тогда спор; один божится, что чистым серебром давал, а другой говорит:

– Ну, брат, не знал, что ты этакой мошенник! Я бы тебя и на квартиру не пускал, а то, вишь, всё время даром простоял; чего у тебя взять? Как добрым людям сказать?

Отправился солдат в суд и стал просить, чтоб его с бурлаком рассудить. Судьи думали-думали, ничего не выдумали; приказали обоим им руки связать да к царю отослать. Царь Агей стал спрашивать у солдата: какие деньги он брал и куда клал?

– Я брал ходячею серебряною монетою и клал в сундучок, чтоб не тёрся бочок.

Царь Агей захохотал, наскоро за сундучком послал. Принесли ларчик, отпёрли, поглядели, а в нём лежат всё целковики, да такие новые – словно с молотка сейчас! Царь Агей на солдата напустился, закричал:

– Ты зачем бурлака оболгал? – и приказал его взять да плетьми наказать.

Ивану-бурлаку стало жаль солдата, просит у царя, чтоб его не бил:

– Это, – говорит, – я над ним шутку сшутил.

Царь спрашивает:

– Неужли ты сможешь этак шутить?

– Смогу, ваше царское величество!

– А ну, пошути надо мною.

– Я бы рад, да боюсь – достанется.

– Ничего не достанется! Вот тебе Микола порукою.

‎Тотчас напустил бурлак полон дворец воды; сенаторы всполошились, тонуть-то никому не хочется, чуть не плачут со страху! А к царскому месту подплывает лодка.

– Царь Агей, – говорит Иван-бурлак, – сядем в лодку да поедем гулять.

Сели и поехали; понесло их ветром в открытое море, а на море поднялась такая сильная буря, что долго они живота себе не чаяли; потом буря помаленьку стихла, и прибило лодку к одному острову. Вышел царь на землю, ступил шага два-три, оглянулся назад – нет ни лодки, ни Ивана-бурлака. Задумался царь Агей: «Куда мне теперь идти?» И пошёл вдоль берега; шёл-шёл и попал в большой город. Видит он: несёт баба жареную баранину продавать.

– Голубушка, – говорит царь, – найми меня: я стану тебе служить, стану за тобой баранину носить.

– Что возьмёшь?

– Ничего, только хлебом корми.

Баба согласилась, и пошли они вдвоём по городу.

‎Царь нёс-нёс баранину, захотелось ему попробовать, взял кусок и давай есть. Тут со всех сторон обступили его прохожие, начали приставать да спрашивать:

– Что ты ешь?

– Жареную баранину.

– Какая баранина! Это человечья рука. Вишь какой людоед появился!

Схватили его, связали по рукам и по ногам и посадили в острог. Стали опосля́ судить, и присудили предать его смертной казни; привели на помост, положили голову на плаху, палач взял в руки топор, замахнулся…

– Ай! – закричал царь Агей.

Сенаторы повскакивали со стульев:

– Что так громко изволили закричать?

– Ещё бы не кричать: чуть-чуть палач головы не отсёк!

– Что вы это, ваше величество! Какой палач? Вы сидите во дворце, на своём на царском месте, и нас всех собрали судить Ивана-бурлака.

– А ты здесь ещё, проклятый, – грозно сказал царь Агей, – жаль мне, что Миколу дал в поруки, а то б велел тебя повесить. Вон из моего царства, чтоб твоего и духу не было слышно!

Тотчас же отдан был приказ по всему царству, чтоб никто не смел принимать в свой дом Ивана-бурлака. Долго бродил он без пристанища; во все дворы заходил – нигде не пускают.

‎Вот однова́ приходит бурлак в деревню и просится к мужику.

– Царь не велел! – говорит мужик.

– Пусти, добрый человек!

– Сказано; нельзя! Коли пущу, так разве за сказку, я до них большой охотник.

– Пожалуй, хоть за сказку.

Мужик пустил его, накормил-напоил, и полезли оба на полати.

– Ну, сказывай сказку! – пристаёт хозяин к Ивану-бурлаку, а тот ему в ответ:

– Посмотри-ка на себя, кто ты стал?

Мужик посмотрел на себя: как есть медведь!

– Посмотри и на меня; ведь и я такой же!

– Как же нам быть? Ведь нас, пожалуй, убьют!..

– Небось!

‎На полатях-то было окно; вот Иван-бурлак толкнул хозяина за окно, и сам за ним; побежали в лес. Увидали их охотники и погнали вслед.

– Что теперь делать? – спрашивает мужик.

– Садись в дубовое дупло, а я возле сяду; коли охотники прискачут, меня убьют да сдерут мою шкуру – ты выскочи из дупла, перекувырнись через шкуру – и будешь опять человеком.

Только успел рассказать, наскакали охотники, убили медведя, сняли с него шкуру и пошли к речке руки мыть.

‎Мужик увидал, что они ушли, выскочил из дупла, перевернулся раз – и полетел с полатей наземь, больно ушибся, и говорит сам с собой:

– Праведно повелел царь Агей, чтоб тебя нигде не пускали!

А Иван-бурлак кричит с полатей:

– Что, хозяин, видно, крепко уснул!

– Где ты, окаянный? Ведь тебя убили и шкуру сняли?

– Неправда, я жив, и шкура цела!

Тут хозяин выгнал его взашей из дому. Иван-бурлак шатался, шатался и ушёл в иное царство.

Вдова и бес

Жил-был мужик, была у него жена-красавица; крепко они любили друг дружку и жили в ладу и согласии. Ни много, ни мало прошло времени, помер муж. Похоронила его бедная вдова и стала задумываться, плакать, тосковать. Три дня, три ночи бесперечь слезами обливалась; на четвёртые сутки, ровно в полночь, приходит к ней бес в образе её мужа. Она возрадовалась, бросилась ему на шею и спрашивает:

– Как ты пришёл?

– Да слышу, – говорит, – что ты, бедная, по мне горько плачешь, жалко тебя стало, отпросился и пришёл.

Лёг он с нею спать; а к утру, только петухи запели, как дым исчез. Ходит бес к ней месяц и другой; она никому про то не сказывает, а сама всё больше да больше сохнет, словно свечка на огне тает!

‎В