Заклинатель снега - Эрин Дум

Брингли, как будто он с гордостью представлял свою дочь.

Но Фицджеральд не улыбнулся, а продолжал смотреть на меня так, будто глазами разбирал меня на части.

Его пытливый взгляд был мне неприятен – захотелось поскорее уйти, скрыться, исчезнуть.

Я снова посмотрела на класс. Мейсон смотрел на нас так внимательно, что ощущение холода у меня в груди только усилилось.

– Откуда, она сказала, к нам приехала? – услышала я вопрос Фицджеральда и посмотрела на него.

Мысленно я тут же встала в оборону, опустила забрало, что наверняка отразилось на моем лице, ставшем каменным и непроницаемым. И из этой своей крепости я глухо ответила:

– Я этого не говорила.

Брингли, казалось, удивился моей реакции. Он нервно поморгал и, слегка сбитый с толку, посмотрел сначала на меня, потом на коллегу.

– Ладно, Патрик, не будем отвлекать тебя от важного урока, мы и так уже отняли много времени.

Фицджеральд наконец отвернулся от меня и нахмурился.

– Да… действительно, – задумчиво сказал он. – Урок… конечно.

– Тогда всего доброго! Пойдем, Айви.

Я охотно последовала за Брингли.

Пока я удалялась по коридору и дверь в компьютерный класс закрывалась, я чувствовала у себя на спине жгучий взгляд. И он принадлежал не Фицджеральду.

Когда через несколько минут урок рисования закончился, я все еще поеживалась. Имя Роберта Нолтона пребывало в забвении уже семнадцать лет, с тех пор как он уехал из страны. Семнадцать лет совершенно новой жизни, время, за которое мир сто раз успел забыть о нем. Однако достаточно было вскользь произнести фамилию отца, чтобы Фицджеральд сразу вспомнил о нем. Как это так?

«Проклятие!» – думала я, шагая по коридору к выходу.

Я подняла голову и увидела паренька у двери, который, обвешанный сумками, держал большой штатив в руках и пытался локтем зацепить дверную ручку, чтобы закрыть кабинет.

Я подошла и помогла ему.

– Ой, спасибо тебе, а то эта бандура…

Он привалил штатив к стене и устало приложил руку ко лбу. Кого-то он мне напоминал…

– Эй, а я тебя знаю! Ты Айви, да? – сказал паренек.

Я вспомнила его: это он в нашей гостиной кружил Карли в воздухе.

– Томми, – пробормотала я.

– Томас, если полностью, но меня так никто не зовет.

Он был очень худой, с узкими плечами и мальчишеским лицом; его беспорядочные, как листья салата, темные пряди то и дело падали на глаза.

– Занимаешься фотографией?

– Ага, – ответил он, когда мы вместе пошли по коридору, – но последнее время что-то тяжеловато стало – в прямом смысле слова. Мистер Фицджеральд не разрешает нам оставлять вещи в кладовке в компьютерном классе, поэтому приходится уносить все домой. Не понимаю, жалко ему, что ли? Кладовкой все равно никто не пользуется!

Я открыла дверь в главное здание и пропустила Томми вперед.

– А что ты делаешь в корпусе «В»?

– Рисую, – ответила я.

– Тогда мы еще встретимся. У нас занятия совпадают…

Смеясь и болтая, мимо нас к выходу из здания толпами шли старшеклассники. Уроки на сегодня закончились.

– Кстати, еще раз извини за тот вечер, когда мы с Карли на тебя свалились.

– Пустяки.

– Она искала тебя сегодня утром. Я имею в виду Карли. Хотела узнать, не испортила ли твою футболку. Я сказал ей, что от пива ничего с футболкой не случится, но она мне не верит.

Карли точно могла не переживать по этому поводу, если учесть, что потом стало с моей футболкой, пока я полночи таскала на себе Мейсона.

Я остановилась возле своего шкафчика и собиралась сказать Томми, чтобы он успокоил Карли, как вдруг он спросил:

– А этот блокнот, – он кивнул на зажатый у меня под мышкой скетчбук, – почему он у тебя?

– Потому что он мой, – просто ответила я, сильнее прижимая к себе блокнот, любимый, в кожаной обложке, завязанный ремешком. Страницы все еще были мятыми, но я ставила на них тяжелую коробку на ночь, думаю, они разгладятся.

Томми выглядел удивленным.

– Я думал, это твоего дяди…

Я нахмурилась. Джона?

– Я видел, как какие-то идиоты кидались им друг в друга на вечеринке. Они нашли его на террасе. Когда вмешался Мейсон, я подумал, что это вещь его отца…

Я оцепенела и на мгновение даже закрыла глаза.

– Что?

– Не переживай, Мейсон быстро у них отобрал блокнот. Он ужасно взбесился. Потом, кажется, он засунул его под диванную подушку, чтобы больше никто трогал. Надеюсь, твои работы не сильно пострадали…

Мое тело словно одеревенело, я не чувствовала ни рук, ни ног.

– Это шутка такая, да? – спросила я осторожно.

– Я не знал, что блокнот твой. – Томми вздохнул и еще раз посмотрел на него. – Хорошо, пивом не облили…

Я смотрела на Томми, пытаясь понять, не издевается ли он надо мной. Это не могло быть правдой, ведь Мейсон никогда не сделал бы ничего подобного. Ради меня – нет, подобное исключено.

Мне вспомнилось недоумение в его глазах, когда я вырвала у него помятый блокнот. Меня тогда всю трясло от злости…

– Ладно, я пошел, – сказал Томми.

Я часто заморгала, пытаясь прийти в себя после услышанного. В голове лихорадочно вертелись мысли.

– Еще раз спасибо за помощь. Увидимся. Пока!

– Пока, – промямлила я.

Проводив Томми взглядом, я открыла скетчбук и начала медленно листать кремовые страницы: животные, деревья, профили гор, папины глаза, я рисовала их и в десятках других тетрадей…

Я закрыла блокнот и покачала головой. Ладно. И что с того? Это ничего не меняло. Вряд ли у Мейсона в груди внезапно появилось сердце, особенно после того, как он со мной поступил.

Он не хотел, чтобы я жила в их доме, требовал, чтобы я не показывалась рядом с ним в школе, в общем, не желал иметь со мной ничего общего. Он совершенно ясно высказался по этому поводу. Я вторглась в его жизнь, как стихийное бедствие, которое невозможно контролировать, у катастрофы было два ясных глаза, алебастровая кожа, и от нее несло гребаным лесом. Она бродила по дому босиком и повсюду оставляла следы своего присутствия, даже в воздухе, трогала его вещи.

Я поплотнее натянула кепку. То, что произошло, не имело никакого значения. Мысленно стерев ластиком слова Томми, я направилась домой.

Войдя в прихожую, я взглядом уткнулась в сумки миссис Ларк. Они стояли у стены уже несколько дней. Поневоле вспомнились стенания Мейсона о том, что я разбрасываю повсюду свои вещи. Да, похоже, пора посмотреть на подарки нашей доброй соседки.

В комнате я скинула босоножки и кепку. Струя холодного воздуха приятно освежала лоб, принося облегчение. Сев на пол посреди комнаты, я