Мой (не) любимый сводный - Кристина Юрьевна Юраш

раз женился не по любви, а по расчету. И в его первом браке о любви с обеих сторон речи быть не могло. Значит, надпись появилась недавно.

Я посмотрела на дверь, которая за ним закрылась, и прижала кольцо к груди.

Я вышла и направилась в свою комнату. Я сидела на кровати, глядя на свои руки, чувствуя себя странно.

— Спишь? — послышался голосок Аурики. Она толкнула дверь, а я подняла голову. — Тю, я то думала, что она уже пьяная валяется.

— А где Морис? — спросила я, глядя на сестру.

— Спит у меня в комнате. Пока он меня убаюкивал, уснул сам! — заметила Аурика. — Ты чего грустишь?

— Ничего, — отмахнулась я.

— А, понятно, — заметила Аурика, хитро глядя на меня. — Ну что? Целовались?

Я промолчала.

— Ну, я умею хранить секреты, — заметила Аурика. — Просто они очень дорого стоят, и пока что на них ни у кого не хватает денег.

Я принюхалась к ней.

— А почему от тебя пахнет духами Вивернеля? — спросила я, глядя на сестру.

— Что? — удивилась Аурика, нюхая свое платье. — А! Просто я стащила его флакон из дома… Пусть думают, что у меня есть парень! А духи мне его очень нравятся… Ну, так что стряслось?

— Ничего, — произнесла я.

— Знаешь, я тут подумываю кольцо заказать для Мориса, — заметила Аурика. — С гравировкой… Чтобы он всегда помнил о том, что я его люблю…

Я посмотрела на кольцо, а потом на сестру, которая беззаботно болтала ногами. Она что-то знает?

— Ты что-то знаешь? — спросила я, встревожено.

— Совершенно ничего! Ты о чем сейчас? Ой, беда с вами, — зевнула сестра, откидываясь на подушки. — Ты что? Все? Выпускной закончила? Да?

— Ну да. Надо будет собираться домой, — улыбнулась я. Я коснулась пальцами кольца. Это кольцо его матери… Я вспомнила, как мама рассказывала про портрет под подушкой у маленького Вивернеля. Это кольцо, если это правда кольцо его матери, то это — единственная ценность, что у него была…

— Ну, достаем чемоданы! Вот родители обрадуются! — заметила Аурика. — Пойду будить Мориса!

* * *

Мы вернулись домой под утро.

— Мама! — обрадовалась я, обнимая маму, которая вышла встречать нас. Для мамы у нас все было хорошо. У нас не было никаких проблем. Маме нельзя волноваться…

— Папа Альвер! — обрадовалась Аурика, повиснув на папе, пока я обнималась с дедушкой Белуаром и бабушкой Ирлой.

— Вы чего так рано? — спросила мама, пока Морис отчаянно зевал: «Тяжело-о-о!».

— Да так, соскучились, — улыбнулась я, видя радостные, но в то же время обеспокоенные лица.

— Мы не голодны! — заметил Морис.

— Отвечай за себя! — перебила Аурика, а бабушка Ирла тут же повела ее есть. Мне есть не хотелось. Папа Альвер подошел ко мне, а потом его взгляд скользнул по моей руке. Он так ничего и не сказал, глядя на кольцо, а я посмотрела на него и вздохнула.

— По-крайней мере, здесь вы в безопасности. Правильно сделали, что улетели раньше, — заметил папа Альвер, провожая нас в столовую. Он посмотрел на грозовое рассветное небо.

За стол сесть все-таки пришлось! Я сидела за столом, и ела только для того, чтобы не обижать бабушку Ирлу, которая тут же досыпала в тарелки еду, как только видела, что они опустели.

Аурика болтала ногами и рассказывала без умолку о выпускном, о том, как она танцевала с Морисом и спрашивала, никто не трогал ее коллекцию в ее отсутствие?

Я выскользнула из-за стола и направилась в сторону комнаты Вивернеля. Это — единственное место, где сохранился портрет его матери. Сейчас мне было важно знать, ее ли это кольцо или нет?

Осторожно ускользнув от взгляда бабушки Ирлы, которая вышла в коридор, потеряв меня из виду, я дошла до двери его комнаты. Осторожно вскрыв ее заклинанием, я вошла в нее и прикрыла дверь. В комнате Вивернеля всегда царил порядок. Бархатные зеленые шторы впускали полоску рассвета. Я подошла к портрету его матери, который висел над камином. С него на меня смотрела красивая надменная женщина, а я присмотрелась к ее руке, а потом к своей. Или художник соврал, или гравировки на кольце раньше не было…

Я узнала, что хотела, поэтому тут же вышла из комнаты, закрыв заклинанием дверь. Проходя мимо двери, я услышала голоса.

— … я понимаю, — заметил Белуар. — Но брак строится на уважении…

— … но я не испытываю к ней… желания, — заметил голос Мориса. — Я люблю ее больше жизни. Я жизнь за нее готов отдать, но при этом я…

— Успокойся, мой мальчик, — заметил Белуар. — Я уверен, что та любовь, о которой ты говоришь, придет потом…. Лет через сто… Может, через двести… А может и через год… Кто ее знает эту любовь? Быть может, вы станете счастливой парой… Она любит тебя…

— В том-то и дело, что я боюсь разбить ей сердце… — прошептал Морис. — Он для меня самый близкий человек… Мы вместе выросли… Она как часть меня… Я так боюсь за нее… Ты же понимаешь, что сейчас не будет ректора, который орет: «Тише, дети! Так нельзя!». У меня такое чувство, что битва случится со дня на день…

Глава 25

— Я понимаю, — вздохнул дедушка Белуар.

— Я не понимаю другого! Почему спокоен папа Альвер! — вспылил Морис. — Битва со дня на день. Ее могут убить в любой момент!

— Может, он спокоен, потому что рядом с ней ты? — спросил дедушка Белуар. — Так, нам надо думать какую-нибудь хитрость! А твои мысли о том, хочу — не хочу… Подождут! Тебе главное сейчас сосредоточиться на битве. Вы же не забросили тренировки?

— Нет, что ты! — возмутился Морис. — Мы тренировались каждый вечер и… Я думаю о том, что если Энна убьет ее, я брошу вызов Энне.

— То ты же понимаешь, что в этот момент честного поединка не будет! Вся свора, пригретая Честимирами, броситься на тебя! — возмутился Белуар.

— Я знаю, — произнес Морис. — Но я не прощу Энну. Никогда.

— Давай не будем доводить до крайности, — кивнул Белуар. — Но одних тренировок мало!