Нелюбимые - Дмитрий Болдин

туфелькой на кончиках пальцев, продолжая ­что-то обсуждать со своими коллегами.

— В смысле, блять… — поворачивается Леха. — Вы забыли, что ли?

— В следующую пятницу, — отвечает за него Стас. — Но пора бы тебе уже приглосы разослать.

— Это все будет. Уже напечатаны, будет просто жир. Сегодня смотрели все залы. Вы прямо не забудете эту ночь.

В этот момент у выхода на подиум зажигаются большие желтые прожектора и включается сиреневая подсветка. Из колонок гремит музыка, напоминающая африканские мотивы, замиксованные с техно. На подиум одна за другой выходят длинноногие модели в черных платьях и костюмах — гости показа достают свои телефоны и начинают все фиксировать. У всех моделей волосы залачены за уши, и создается впечатление, будто они только вышли из воды, а их лица, словно выточенные из камня, не выражают никаких эмоций. Когда мимо нас проходит модель в черном, сильно порванном платье, я замечаю, как Аня снимает ее на телефон, но потом не опускает его, а задерживает на мне. Я смотрю прямо в ее камеру, а Аня пристально смотрит на меня, пока на подиум не выходит следующая модель. В ­какой-то момент Алиса резко придвигается ко мне и кричит в ухо, что ей очень классно и такая музыка ей нравится. Я поворачиваюсь к ней, и она целует меня в губы. Когда я возвращаю взгляд к подиуму, то снова замечаю наставленную на меня камеру Аниного телефона, после чего резко встаю и ухожу туалет, а Леха придвигается ближе к Алисе и ­что-то шепчет ей на ухо.

В туалете умываю лицо холодной водой, и, когда беру полотенце, мой взгляд приковывает лежащий на полке номер W за 2019 год. С черно-­белой обложки сурово смотрит лицо актера Хоакина Феникса, оттягивающего левой рукой ворот майки. Обложка настолько простая и без лишних деталей, что мне она всегда казалась лучшей из всех, что были в W. Внизу обложки идет текст, сообщающий, что этот номер посвящен демонам, которые затащат всех в ад. Я открываю журнал и читаю список сотрудников редакции — на тот момент их было больше тридцати. Листаю страницы и вглядываюсь в масштабные фотосессии, сделанные для этого номера, а потом возвращаюсь к главному герою номера и перечитываю большой очерк о нем.

Статья начинается с рассказа о том, как артист сидел в кресле своей перевернутой машины и не мог из нее выбраться. После безуспешных попыток открыть дверь или вылезти через окно он закурил сигарету и так и остался в автомобиле. Я опускаю крышку унитаза, сажусь на нее и продолжаю читать. Несколько раз просматриваю расшифровку звонка, поступившего в службу спасения Калифорнии в конце октября 1993 года. Хоакин Феникс умолял, чтобы ­кто-то помог его брату, так как тот перестал дышать. По моей спине пробегают мурашки, как ­когда-то, когда я впервые прочитал эту статью и затем нашел настоящую запись звонка Феникса, которую прослушал один раз и больше к ней не возвращался. Я почти дочитываю статью, когда ручка двери начинает дергаться, и я понимаю, что провел в туалете много времени. Я умываю лицо еще раз, выхожу. На крыше Леха о ­чем-то уже разговаривает с Артемом и Стасом, Алисы нет. Я присаживаюсь рядом и интересуюсь, где она, на что Леха отвечает, что Алиса пошла меня искать. Мне хочется увидеть Аню, но когда я смотрю в ее сторону, то замечаю, что и она тоже пропала.

— Мне пора уже, — резко бросает Леха. — Завтра снова встречаться со строителями, надо начинать готовить сцену.

— Уже?! — удивляется Стас. — Ч­то-то ты быстро.

— Старик, правда, надо бежать, — перекрикивает музыку Леха и встает со своего места.

— Я тебя провожу, — говорю я.

Мы заходим с Лехой в лифт, в котором сильно пахнет парфюмом, и я жму кнопку первого этажа. Лифт спускается, Леха поворачивается ко мне и спрашивает:

— Все хорошо?

— Угу, — подтверждаю я, глядя в одну точку.

— Ты загруженный ­какой-то.

— Я просто… не знаю, — тихо произношу я. — Устал сильно.

— После вчерашнего?

— Да нет, я и до этого уже устал.

— Может, тебе зарядиться? — намекает Леха, но я отрицательно качаю головой, и он не продолжает эту тему.

— Сейчас бы в две тысячи девятнадцатый…

— В смысле? — удивляется Леха. — Что там было?

— В ­том-то и дело, что там ничего не было, — вздыхаю я.

— Ну и зачем возвращаться туда, где ничего не было?

— Ничего плохого не было.

— Слушай, — Леха смотрит на дисплей лифта, на котором мелькают номера этажей, — сидим в ресторанах, гуляем по городу, ходим по вечеринкам, делаем их. Вроде все нормально.

— Да, но…

— Все нормально, Макс! — Леха крепко сжимает мое плечо. — Не парься просто.

— Лех?

— А-а-а?

— А о чем вы с Алисой болтали?

— Когда?

— Когда меня не было.

— Тебя не было?

— Да.

— Когда?

— Ну вот сейчас, пока я в туалет выходил.

— Не знаю, вернее, не помню. Брат, выдыхай. — Двери лифта открываются, и Леха выходит из него, а потом поворачивается ко мне и говорит: — Заезжай завтра в отель, спокойно хоть посидим, как ­когда-то. Без этого всего!

Леха крутит пальцем в воздухе, а я жму на кнопку шестого этажа, и двери лифта снова закрываются.

На крыше уже проходит фуршет, со мной здороваются несколько людей из глянца, а фотограф просит остановиться, чтобы сделать пару кадров для отчета. В толпе я наконец замечаю Алису, которая о ­чем-то говорит со Стасом и Артемом, и, пока фотограф ищет место, где лучше меня снять, я убегаю от него. Когда я подхожу к Алисе, она поворачивается — в ее руке бокал.

— Представляешь, ей сорок два! — с ходу заявляет она и делает глоток шампанского.

— Кому сорок два? — спрашиваю я.

Алиса подносит к моим глазам свой телефон. На экране я вижу селфи, на котором она стоит рядом с Аней.

— Надо выложить, — говорит Алиса и начинает обрабатывать кадр.

Я разглядываю людей, оставшихся после показа, но Аню не нахожу.

***

Лола сидит на высоком стуле и изучает разложенные на гримерном столике оправы очков, примеряет их и позирует перед зеркалом, показывая язык, шлет своему отражению воздушный поцелуй. Губы модели ярко накрашены красной помадой, а длинные волосы зализаны назад. Лола надевает одну из оправ и долго смотрит на себя в зеркало, пока мастер по волосам поправляет ей прическу, а визажист проводит кисточкой по щеке, нанося слой тонального крема и втирая его в кожу. Лола хочет сделать глоток кофе, но вспоминает, что ей только что накрасили губы, поэтому просит продюсера принести трубочку.

Фотограф Богдан объясняет ассистенту Славе, как лучше выставить свет и сколько его источников он планирует использовать. Богдан подключает свой телефон к переносной черной колонке, и раздается Freedom Джорджа Майкла. Зал студии сразу же наполняется энергией, которая заставляет всех улыбаться, а Лола начинает слегка двигать плечами. Стилист Саша отпаривает белую майку, на принте перечеркнутое слово «НЕЛЬЗЯ», а поверх него написано «МОЖНО». На рейле развешаны майки, косухи и три пары коротких джинсовых шорт, внизу в ряд выставлены несколько пар высоких ботинок Prada, чьи подошвы аккуратно заклеены малярным скотчем.

Сет-дизайнер Дима со своей командой добавляют последние штрихи к созданной ими из множества искусственных цветов и большого пластикового дерева декорации, представляющей интерпретацию райского сада. Дима подходит к столику, за которым сидит Лола, берет оправы и подвешивает их на ветки дерева. На улице внезапно выходит солнце, его лучи пробивают окна старой фабрики, и вся студия заполняется светом. Фотограф просит своего ассистента плотно зашторить окна, чтобы естественного света в зале больше не было. Арт-директор Ника лежит на диване и наблюдает за происходящим, а потом подзывает Богдана и просит его сделать тестовый кадр.

Лола удаляется