Лишь одна музыка - Викрам Сет

компания «Лондонские приманки и наживки».

Как это могло случиться? Как кто-то может за несколько секунд запомнить семь случайных, неразборчиво накорябанных цифр? Но я есть в телефонной книге. Безусловно, увидев меня, она будет знать, как меня найти.

Это была она. Я знаю, что это была она. И все же мог я ошибиться так же на вид, как и на слух: когда по радио кто-то играл и все мне говорило, что это она? Ее золотисто-каштановые волосы, теперь более длинные, ее серо-голубые глаза, ее брови, ее губы, все ее любимое лицо, в мире не может быть двух таких лиц. Она была от меня не дальше, чем сиденья на другой стороне ряда, но далека, словно в Вене. Ее выражение лица — это было выражение лица Джулии — даже наклон головы, когда она читала, ее улыбка, ее погруженность.

Черное пальто в сегодняшний холодный день, переливчато-синий шарф на шее. Что она делает в Лондоне? Куда она ехала? Сошла ли она, чтобы искать меня? Мы разминулись? Стояла ли она где-то на тротуаре, просматривая поток людей и плача?

Два слоя стекла между нами, как визит любимого в тюрьму после многих лет.

У автобусов дурная привычка ходить парами. Может ли быть, что впереди был другой номер 94, в котором она по-прежнему ехала, когда я уже отчаялся? Зачем об этом теперь думать, какой смысл думать об этом?

Была ли она в Лондоне в последние десять лет? Нет, я бы про это знал. В Англии? Что она тут сейчас делает? Где она?

Спазмы в желудке. Мне нехорошо. Что это? Прогулка потным по холоду? Я почти ничего не ел целый день.

Что я мог прочесть в ее глазах? Удивление, настороженность, жалость? Мог ли я прочесть любовь? В глазах этой женщины мог ли я прочесть любовь?

ЧАСТЬ

ВТОРАЯ

2.1

Кое-как я справляюсь с репетицией. Проходит день, другой. Я покупаю хлеб и молоко. Ем, пью, моюсь, бреюсь. Устав от бодрствования, сплю. Учу. Хожу на репетиции. Включаю новости, понимаю слова. Здороваюсь с нашим консьержем и другими обитателями нашего дома. Как и после побега из Вены, мои мозг и тело управляются сами, без моего участия.

У Джулии, если она и живет в Лондоне, нет телефона, записанного на ее имя. Если она не живет в Лондоне, она может быть где угодно.

Так же безуспешно я ищу след утерянной пластинки. Водитель такси, как я узнал, должен был бы ее привезти в полицию, и они бы ее переслали в Лондонский офис потерянных вещей. Звоню им. Помню ли я номер такси? Нет. Перезвонить через пару дней. Звоню — безрезультатно. Два дня спустя снова перезваниваю. Похоже, надежды нет. Возможно, пластинку забрал следующий пассажир такси. С зонтиками такое случается сплошь и рядом. Если они что-нибудь узнают, меня оповестят. Но я понимаю, что больше не увижу этой пластинки. Я был так близок к тому, чтобы ее услышать, но теперь не услышу.

Говорю с Эрикой Коуэн, нашей агентшей. Она удивлена, услышав мой голос. Обычно с ней имеет дело Пирс. Я спрашиваю ее совета, как найти Джулию Макниколл.

Она задает несколько вопросов, записывает детали, потом говорит:

— Но почему так вдруг, Майкл, после стольких лет?

— Потому, что я видел ее недавно в Лондоне, в автобусе, и должен ее найти. Должен.

Эрика останавливается, потом говорит, серьезно и неуверенно:

— Ты не мог ошибиться, Майкл?

— Нет.

— И ты точно хочешь возобновить знакомство после такого... мм... перерыва?

— Да. И еще, Эрика... пожалуйста, держи это при себе. Я не хочу, чтобы Пирс, Эллен и Билли это обсуждали.

— Хорошо, — говорит Эрика, с очевидным удовольствием от своей причастности. — Я поспрашиваю вокруг и еще спрошу у Лотара в Зальцбурге, не может ли он помочь.

— Ты спросишь, Эрика, ты правда спросишь? Спасибо, спасибо большое. Я знаю, как ты занята. Но, говоря об Австрии, там есть виолончелистка, Мария Новотны, она довольно активна в венском музыкальном мире, она была и, думаю, остается подругой Джулии. Мы втроем были студентами в Высшей музыкальной школе и вместе играли в трио. Это... я не знаю, но вдруг это поможет выйти на след.

— Может, — говорит Эрика. — Но не лучше, если ты сам у нее спросишь?

— Я не уверен. Мне кажется, что если запрос исходит от агента — местного агента, такого как Лотар, возможно, это сработает лучше.

Не могу отделаться от неприятной мысли, что Мария, возможно, знает, где Джулия, но мне не скажет.

— И ты думаешь, что твоя знакомая Джулия Макниколл по-прежнему выступает? — спрашивает Эрика. — Она не могла оставить музыку?

— Это невозможно.

— Сколько ей лет — приблизительно?

— Тридцать. Нет, ей должно быть тридцать один, я полагаю. Нет, тридцать два.

— Когда ты ее видел в последний раз? Я имею в виду до Лондона.

— Десять лет назад.

— Майкл, ты уверен, что хочешь ее снова встретить?

— Да.

— Но десять лет — не слишком ли долго?

— Нет.

Молчание. Потом прагматичная Эрика спрашивает:

— В «Макниколл» одно «л» или два?

— Два.

— Она из Шотландии? Или Ирландии?

— Думаю, ее отец на четверть шотландец, но, в общем, она англичанка. Англичанка и австрийка, полагаю.

— Я попробую, Майкл. Для меня это может быть началом совсем новой карьеры. — Эрика почти все воспринимает с большим энтузиазмом.

Если уж Эрика, наш Большой Белый Вождь, сочетающая в себе качества сестры-хозяйки с акульей хваткой, не сможет ее найти, я уж и не знаю, кто сможет. Снова проходят дни, и с каждым донесением Эрики про неудачи мои резервы надежды скудеют.

В конце концов я ей говорю, что родители Джулии живут в Оксфорде.

— Боже ж ты мой, почему ты раньше мне не сказал? — спрашивает Эрика, записывая и не сдерживая раздражения в голосе. — Я бы не теряла время.

— Ну да, Эрика, ты права, но я думал, что лучше сначала пойти по профессиональной линии. Я не хотел терять твое время, но мне невыносимо беспокоить ее родителей.

— Майкл, ты должен это сделать сам.

— Я не могу, правда не могу. Я пробовал однажды, давно, но меня завернули. Ты так добра ко мне, мне сложно тебя просить. Но сам я этого не могу.

Эрика вздыхает:

— Даже не знаю, как объяснить. Мне все это не очень по душе. Но из хорошего отношения к тебе я попробую в последний раз. Если я ее найду, могу обещать одно — что она будет знать, как с тобой связаться.

— Да. Хорошо. Я согласен.

Эрика звонит мне в следующие выходные:

— Угадай, откуда я тебе звоню?

— Почем я знаю? А, нет, догадываюсь! Эрика, это уж слишком!

— Ну, — говорит Эрика, — Оксфорд ненамного дальше, чем некоторые части Лондона. Настоящие сыщики идут к истокам. К тому же у меня тут была еще одна встреча, — быстро добавляет она.

— И?

— Майкл, хороших новостей нет, — торопливо говорит Эрика. — В колледже мне сказали, что профессор Макниколл умер пять или шесть лет назад. Они думают, что миссис Макниколл уехала в Австрию, но у них нет ее адреса. Телефон, который ты мне дал, работает — кстати, надо добавить в начале пятерку, — но там живет кто-то совсем другой. И я была в их доме на Банбери-роуд. Нынешние хозяева купили его у кого-то еще, то есть он продавался уже как минимум дважды.

Я не знаю, что ответить. Эрика продолжает:

— След утерян. Я сожалею. Мне начало это нравиться, и почему-то сегодня утром я была уверена, что у меня получится. Ну вот, все как есть. Но я решила тебе позвонить из Оксфорда — спросить, нет ли у тебя идей, что еще можно попробовать, пока я тут.

— Ты сделала все, что могла, — говорю я, стараясь скрыть разочарование. — Ты прекрасна.

— Знаешь что, Майкл, — вдруг по-дружески говорит Эрика, — однажды некто полностью исчез из моей жизни. Просто вышел из нее. Мне понадобились годы — нет, даже не на то, чтобы понять, я так и не поняла и до сих пор не понимаю, почему это случилось почти без предупреждения, — на то, чтобы примириться с этим. Но теперь я смотрю на моего мужа и детей и думаю: слава богу.

— Ну...

— Мы должны пригласить тебя на ужин как-нибудь в ближайшее время, — говорит Эрика. — Тебя одного. Нет, со всеми. Нет, одного. Как насчет следующего четверга?

— Эрика... Давай отложим.

— Да, конечно.

— Ты очень добра ко мне.

— Ничего подобного. Чистый эгоизм. Прикармливаю свою стаю. Ухаживаю за своей конюшней. И как я сказала, у меня тут была встреча.