Большая книга мифов России - Анна Николаевна Николаева

украшения или нанесенный на посуду, должен был охранять своего владельца, препятствовать разгулу злых сил. Поэтому любой элемент узора имел свой особый смысл. Так, у многих народов Севера и Сибири округлые детали узоров могли символизировать Солнце, элементы, похожие на лесенку или ветки, — оленьи рога (олень в буквальном смысле был символом благосостояния), треугольнички — чум или домашний очаг… Если вам доведется пообщаться, например, с хантскими или мансийскими мастерами, вы узнаете, что практически любой узор имеет свое, прошедшее через века название: «след медведя», «морошка», «кедровая шишка», «заячьи уши», «рога сохатого».

Народный традиционный орнамент можно увидеть на гербе и флаге Ямало-Ненецкого автономного округа, на гербе Республики Саха (там ромбообразные детали орнамента символизируют еще и алмазы, которыми богата эта земля), на флаге Ненецкого автономного округа…

Отдельная история — украшения. Так же как и орнаменты на одежде, они имели особое, «обережное» значение. В наше время наиболее известны в России и в мире стали украшения, изготовленные мастерами Якутии.

Современные якутские серебряные украшения

В семнадцатом столетии территории Якутии официально вошли в состав Российского государства. Важное значение имели природные богатства этого региона: алмазы, золото, позднее — газ и нефть. Добывалось на якутских землях и серебро, которое местное население очень уважало: данному металлу приписывалась способность излечивать болезни, укреплять здоровье, придавать особую прозорливость шаманам. Помимо местного, якутские мастера часто использовали китайское серебро — китайцы нередко расплачивались им при торговле.

Особой сложностью и изысканностью у якутов отличались серебряные женские украшения. Все они имели определенный смысл: изображение лисы олицетворяло женское начало, для девичьих украшений были характерны стилизованные детали, напоминающие нераскрывшиеся бутоны или молодые ростки. В дни празднеств якутские дамы украшали себя серьгами, браслетами, всевозможными кольцами для кос. Нагрудные украшения — «илин-кэбихэр» — иногда напоминали серебряную кольчугу солидных размеров, а общий вес драгоценностей, надетых на якутскую прелестницу, мог достигать пуда (16 килограммов!). Конечно, каждый день все это не носили; наряжались в вышитую одежду и драгоценности лишь в дни больших праздников.

В наше время якутское серебро, как и украшения из него, выполненные в старинных традициях, давно уже завоевали популярность и в России, и за ее пределами.

Как все эти представления — о строении мира, об общении с духами и прочем — воплотились в народных мифах и сказках?

Пошаманим?

Шаманский обряд на практике часто обставляется со всей возможной торжественностью и в то же время проводится таким образом, чтобы непосвященным не была доступна суть процесса. Многие шаманы произносят слова и выполняют действия, механизм которых уже несколько столетий передается из поколения в поколение, притом что общедоступного смысла у них может вообще не быть. Дозволяется ли присутствие посторонних или шаман действует в одиночестве? Это зависит от многих условий. Даже у одного и того же народа или племени разные обряды могут проводиться по-разному. Например, где-то требуется присутствие как можно большего количества зрителей — в этом случае камлание будет наиболее результативно. Где-то, напротив, шаману требуется остаться в одиночестве…

Шаманский обряд — независимо от того, о каком народе идет речь, — называют камланием. Слово происходит от тюркского корня «кам», что, собственно, и означает «шаман», «колдун».

Чукотская женщина с ребенком. Изображение из коллекции Британской библиотеки. XIX в.

В мифах и сказках Севера и Дальнего Востока деятельность шамана часто бывает представлена довольно приземленно, как в чукотском мифе о шамане Кыквате.

…Жил да был в одном селении шаман по имени Кыкват. Уважали его односельчане, часто приходили к нему за советом. А в это время надвигалась на селение Кыквата страшная болезнь. Рассказывали, что в дальних стойбищах люди от нее умирали десятками.

И вот однажды Кыкват собрал жителей селения и говорит им:

— Сегодня ночью до нас должен дойти дух смертельной болезни. Я его встречу, но вы тоже не спите. Как услышите, что я зову, сразу бегите на подмогу.

Наступила ночь. Надел Кыкват шаманское одеяние, сел у порога яранги и ждет. И вот видит, что подъезжают к его жилищу нарты, запряженные огромной черной собакой, а в нартах тех сидит здоровенный толстый келе [53]. Это и был дух болезни, которая надвигалась на селение.

И вот келе спрашивает Кыквата:

— Чего это ты ночью на пороге сидишь?

— Провинился я перед людьми, — отвечает тот, — не пускают они меня домой.

Келе смекнул, что, если человек перед своими сородичами в чем-то проштрафился, значит, на разное зло он способен. И предложил Кыквату:

— Иди ко мне в помощники. Если тебе жить негде, то я построю новую ярангу, и мы с тобой можем там расположиться. Буду тебя кормить и поить.

Согласился Кыкват для вида. Келе в один миг построил ярангу из шкур, и вошли туда оба. Келе развел огонь, нажарил мяса, накормил своего нового помощника. А потом и спрашивает его:

— Не знаешь ли ты, где живет большой шаман по имени Кыкват? Много я о нем слышал, думаю, что может он сильно мне навредить. Надо бы нам расправиться с ним.

— Нет, не знаю, где он, — отвечает Кыкват. Давно уж о нем ничего не слышно, вроде сначала уехал куда-то, а там, возможно, и помер.

Посидели еще немного, и Кыкват говорит:

— Выйду-ка я по нужде.

Вышел из яранги, подошел к нартам, на которых приехал келе, и видит: в них кучей навалены и мертвецы, и еще живые люди; те, кто пока жив, ремнями связаны. Зарычала на Кыквата собака, которая была в нарты запряжена. Убил ее Кыкват, а потом развязал тех живых, кто в нартах сидел, и велел домой возвращаться: у них еще душа на месте была, не погубил их келе. А вот те, что уже мертвые в нартах лежали, — с ними ничего сделать у шамана не получилось.

А келе в это время сидит в яранге и думает: «Что-то долго мой помощник до ветру ходит. Как бы чего не вышло…»

И тут Кыкват закричал:

— Все скорее ко мне бегите!

Прибежали его односельчане — кто с острогой, кто с ножом, кто с кожаными ремнями. Связали келе и посадили в яму, а потом много недель подряд каждый день ему лили на голову грязь и помои. И наконец келе взмолился:

— Пожалуйста, отпустите меня!

— А будешь еще людей губить? — спросил его Кыкват.

— Нет, не буду больше! — завыл келе.

Сжалились над ним, развязали и отпустили. И с тех пор не болел никто из жителей