Калевипоэг - Фридрих Рейнхольд Крейцвальд

болота,

Шел, куда глаза глядели.

Закраснелось солнце в небе,

Всюду тени протянулись,

Полог вечера сплетая,

И заря крылом прохлады

Опахнула тесоносца.

Вдруг — за холмиком далеким

Увидал он струйку дыма:

Словно угольная яма

Там курилась черной тучей,

Небо затемнить хотела.

Подойдя, увидел витязь

Возле холмика пещеру:

Жар огня сверкал у входа,

Над пещерой дым клубился.

К четырем цепям прикован,

Там висел котел огромный,

И на корточках сидели

Вкруг него, в багровом свете,

Трое дюжих чернолицых.

За огнем смотрели парни,

Пену с варева снимали.

Славный отпрыск богатырский,

Притомившися в дороге,

Подошел к огню поближе.

Так он думал, усмехаясь:

«Вот и счастье привалило!

Будет мне ночлег, и отдых,

И горячая похлебка, —

Не едал ее давненько!»

Чернолицые смеются,

На пришельца кажут пальцем, —

Что за кладь, что за одежа!

Сразу видно — чужеземец,

Да еще из простоватых!

Калевитян сын отважный

Доски сваливает наземь,

Он на шаг подходит ближе,

Говорит слова такие:

— Что вы стряпаете, братцы?

Что в котле у вас дымится?

Иль у вас сегодня праздник,

Сто пиров хотите справить? —

Парни головой кивнули,

Молвили ему с усмешкой:

— Пищу бедную мы варим,

Для отца готовим ужин,

Для Рогатого[128] — похлебку,

Варево — его старухе,

Кашу — взбалмошным сестрицам,

Родичам — еду веселья!

Если праздник мы справляем,

Если пир мы затеваем,

Колем мы быка большого,

Племенного убиваем:

Сотня вяжет, сотня держит,

Помогают им пять сотен,

Тысяча колоть приходит.

Нынче варим, что попало,

Пищу бедную готовим:

Лишь оленя половину,

Да кабанью боковину,

Требуху еще медвежью.

Суп приправлен волчьим салом,

А на дне яйцо орлицы!

Как заправится Рогатый,

Нахлебается старуха,

Днище выскребет собака,

Кошка вылижет все чашки, —

Так рабам пойдут омывки,

Льноголовым — хлеб особый:

Дочки кормятся блинами,

Что старуха замесила,

Испекла на адской печке:

Будут булки нашим сестрам

Из мякины, хлеб — девицам! —

Калев-сын в ответ промолвил:

— Эй вы, чертовы стряпухи,

Повара помойной кухни!

Небывальщину такую

И во сне никто не видел.

Ну и мерзкая похлебка!

Чертов друг, коварный Туслар,

Сам такую не сварил бы! —

Тут один из чернолицых

Слово хитрое промолвил:

— Наш котел волшебный варит

Заколдованную пищу,

Он для трапез четверговых[129]

Варит хлебово, что силу

Хитрым тусларам дарует,

Колдунам еду готовит:

Ту, что остужает злобу,

Ту, что ревность усыпляет,

Что отводит глаз недобрый.

Варит он для тех, кто молод,

Сладкий яд любовных зелий,

Для сердец влюбленных пламя! —

Калевитян сын промолвил:

— Если ваш котел волшебный

Разом десять варит снедей,

Значит, нечего и ждать мне,

Чтоб поспел ваш чертов ужин!

Укажите только, братцы,

Где хозяин ваш ютится,

Где Рогатый обитает,

Где живет его старуха,

Где дочурки затаились?

Ведь порой в стручке мохнатом

Зерна сладкие гнездятся,

И щербатая скорлупка

Прячет гладенький орешек. —

Повара переглянулись,

Так ответили со смехом:

— Коль войдешь ты в дом господский,

Вступишь в горницы хозяев,

Ты смотри получше, братец,

Ты глаза раскрой пошире,

Примечай дорогу, братец,

Чтоб с пути тебе не сбиться:

Влезть нетрудно в мышеловку,

Потрудней уйти оттуда! —

Богатырь в ответ промолвил.

— Мужа стены не удержат,

Скалы ног ему не свяжут,

Мощь с дороги не собьется,

Путь любой хорош для силы! —

Повара не стали спорить,

Вмиг дорогу указали:

— Ты ступай в жерло пещеры,

Там увидишь ты ворота.

Коль согнешься, сгорбишь спину,

Тропку скользкую разыщешь:

Вниз, на дно по ней спускайся!

Ты ногам своим доверься,

Ты руками щупай стены, —

Дверь найдешь избы подземной! —

Калевитян сын отважный

Стал спускаться вглубь пещеры.

Долго он шагал, пригнувшись,

Дальше полз на четвереньках,

Повара между собою

Перемигивались злобно:

— Влез медведь в гнездовье кошки,

Лев запутался в веревках, —

Видно, быть ему без шкуры! —

Калевитян сын могучий

Шел все дальше вглубь пещеры,

Хоть и трудно было мужу

До земли порой сгибаться,

В темных узких переходах

Проползать на четвереньках.

Вдруг — светящаяся искра

Перед ним во тьме блеснула,

Снова глаз напрягся зорко,

Ноги тверже зашагали.

Вот дорога стала шире,

Пораздвинулись и своды —

Спину выпрямил могучий,

На огонь пошел бесстрашно.

Посреди большой пещеры

Лампа с потолка свисала,

Заливая красным светом

Все, что видно было взору.

Огляделся тут сын-Калев, —

Видит: дверь в стене пещеры,

По бокам ее стояли

Два ведра с волшебной влагой:

Первая — смолы чернее,

Молока белей — вторая.

Что шумит, гудит за дверью?

Там, жужжа, крутилась прялка,

Там вертелось веретенце,

Там звенел девичий голос,

Песню весело слагая.

Калев слушал, притаившись, —

Все нежней звенела песня:

«Вы, сестреночки родные,

Льноголовые вы птички!

Как тоскливо нам, сестрицы,

День и ночь сидеть за прялкой,

Прясть серебряные нити,

Золотой играть куделью!

Было нас когда-то много,

Жили мы веселой стайкой,

Часто праздники справляли.

Расцветали бестревожно

В золотом дому отцовом,

У околицы родимой.

Уж и как мы наряжались,

Ленты в косы заплетали,

Шли в набойках златоцветных

На вечерние забавы:

Покачаться на качелях,