Сказки народов Северного Кавказа - Народные сказки

— Башня, где жил твой отец, моя. Луг, где пасли его скот, принадлежит теперь Мустамбеку. Коз и овец давно нет. Забирай все свое имущество и уходи. А имущество твое — вот.

И показал ему на отцовскую шашку, лук и на хромоногую собаку. Больше ничего не осталось у Адемиркана. Так с тем и ушел он из родного дома.

Через шесть лет стал Адемиркан рослым и красивым юношей. Ездил он лучше всех, стрелял без промаха, ходил на медведя один на один, в борьбе одолевал самых сильных, в беге — самых быстрых. А на войну ходить он все-таки не мог, потому что не было у него ни лошади, ни седла. Служил он пастухом и стерег он на горных пастбищах стада князей и богачей, — тем и жил.

Однажды в родном его ауле собрались кабардинцы в набег — отбивать табуны у ногайцев. Пришел к ним Адемиркан и просит, чтобы взяли они его с собой.

— Взяли бы мы тебя, если бы были у тебя лошадь и седло, — отвечают ему. — А пеший на что ты нам нужен?

Узнали о горе Адемиркана жители аула и начали стыдить его родственников.

— Обобрали вы парня дочиста, нищим сделали, — говорили они дядьям Адемиркана. — Дали бы вы ему что-нибудь из отцовского наследства!

Стыдно стало дядьям перед народом, и дали они Адемиркану опоенную кобылу, старое седло и дырявую бурку. И поехал в поход Адемиркан.

Два дня и две ночи ехали кабардинцы. Прячутся за холмами, пробираются по оврагам, хоронятся в кустах около речек, чтобы не видел их никто из ногайцев. Зорче лисицы смотрят направо и налево всадники, легче тушканчика ступают кони, и уздечка нигде не звякнет, и стрела ни у кого не стукнет о колчан.

Ночью добрались кабардинцы до ногайских табунов, сошли с лошадей и поползли к спящим пастухам, словно змеи. Ползли они против ветра, чтобы не учуяли собаки. Когда они были уже у самых костров, залаяли сторожевые псы, повскакали пастухи, но было уже поздно.

Как волки, бросились кабардинцы на табунщиков: одних убили, других ранили, а третьи разбежались. Много лошадей угнали в ту ночь кабардинцы. Не меньше двадцати штук пришлось на каждого. Но Адемиркану не дали ничего.

Как приехали кабардинцы в свои места, стали они делить добычу. Хорошие были кони, один к одному. Только затесалась между ними маленькая шершавая кобылка с жеребенком. Кобылка больная, того и гляди свалится. И жеребенок ей под стать — худой, больной, еле ноги волочит. По жребию досталась кобылка богатому князю. Стали товарищи над ним смеяться, прохода не дают:

— Хороша, — говорят, — кобылка! Ты на ней в одну минуту до Эльбруса доскачешь, а то и через Эльбрус перемахнешь. Только не забудь привязать к ее хвосту свою башню — она вместе с башней тебя туда и домчит!

Рассердился князь. Схватил лук, нацелился, хочет лошадь убить. А Адемиркан стоит тут же и смотрит. И видит: глядит на него кобылка человечьими глазами и катятся из глаз ее слезы — должно быть, чует, что пришел ей конец. Пожалел ее Адемиркан и говорит князю:

— Отдай мне кобылку с жеребенком. Когда разживусь, все тебе за них заплачу.

Посмотрел на него князь и отвечает:

— Такой голыш, как ты, вовек не разживется. А вот чувяки у тебя хоть и рваные, но на ногах держатся, а мои совсем распоролись. Дай мне чувяки, а я отдам тебе кобылку.

Отдал Адемиркан князю чувяки, а взамен получил кобылку. И теперь стали смеяться уже не над князем, а над Адемирканом.

С год прожила кобылка, потом издохла, и остался Адемиркан с одним жеребенком. Жеребенок был худой, малорослый, шерсть висела на нем клочьями, и пастухи в насмешку прозвали его Яман-Чарык (рваный Чувяк). Ведь за рваные чувяки получил Адемиркан свою лошаденку, пусть же она так и называется!

В летнюю пору хорошо коням пастись на горных пастбищах. Трава жирная, густая, блестит, как шелк, и точно сама просится в лошадиный рот. От такой травы жиром обрастают бока. В ручьях вода холодная и вкусная. От такой воды кони становятся легкими, как птицы. Солнце греет, но не жжет и радует и глаз, и сердце. От такого солнца ноги лошадей делаются крепкими, грудь широкой, ноздри наливаются алой кровью, глаза горят, точно вставлены в них угли. Но Адемирканову жеребенку не шли впрок ни трава, ни родниковая вода, ни солнце, ни воздух. Когда он бегал, походил он на чахлого осленка, а когда ржал, казалось, что это кашляет и чихает, завернувшись в бурку, какой-нибудь столетний пастух. Посмотрит, посмотрит на него Адемиркан и подумает: «А ведь верно прозвали его Яман-Чарык. рваному Чувяку место в сорной куче!»

И не раз натягивал Адемиркан тетиву и прицеливался в жеребенка. Но как только прицелится — глядит на него Яман-Чарык человечьими глазами и из глаз слезы капают, — совсем как у покойной его матери, шершавой кобылки. От жалости заскребет у Адемиркана на сердце и руки опустятся. Так и не смог он убить жеребенка.

Прошло два года. Однажды в летнюю ночь сидел Адемиркан у костра и варил себе ужин. Подошел к нему старый-старый человек и присел рядом. Адемиркан накормил его бараниной, напоил кислым молоком и дал ему свою бурку укрыться от холода. А сам, чтобы теплее было, подошел к Яман-Чарыку, который лежал тут же, привалился к нему, да так и заснул. Утром старик проснулся, посмотрел на хозяина и на его жеребенка, да и говорит:

— Обоих вас судьба обошла, обоим счастья не дала. Тебя дядья обидели, а мать твоего жеребенка хозяин до полусмерти заколотил, и вышел у нее сын-недоросток. Ну, да не беда! Надо твоего жеребенка поить утром и вечером росой и кормить его желтыми цветами, что растут вон там, на самой вершине. Станет он сильным, как лев, умным, как лиса, и быстрым, как ветер. И будете вы друзья на всю жизнь. Когда два несчастных