Мифы драгоценных камней. От стрел Амура и яблока Адама до живого серебра и кожи Великого Полоза - Владимир Печенкин

Главным инструментом лозоходца служила Y-образная свежесрезанная ветка орешника или ивы. Два конца этого инструмента держали в каждой руке, а третий был направлен вперед. Лозоходец медленно проходил вдоль перспективных участков и в определенных местах лоза начинала давать сигнал: наклонялась вниз, дергалась или крутилась в руках.

Первое упоминание о поиске подземных вод с помощью лозы, по всей видимости, сохранилось в Библии, в книге пророка Осии: «Народ Мой вопрошает свое дерево, и жезл его дает ему ответ; ибо дух блуда[233] ввел их в заблуждение, и, блудодействуя, они отступили от Бога своего» (Ос. 4:12). Лозоходство осуждалось церковью, ведь это, как ни крути, была магическая практика, которая ассоциировалась с общением с дьяволом. Да и сам этот метод порой называли «ивовым колдовством».

С библейских времен и до наших дней лоза остается предметом споров среди геологов и парапсихологов. Агрикола представлял ее своеобразной «волшебной палочкой» и писал по этому поводу: «Настоящий горняк, в котором мы хотим видеть основательного и серьезного человека, не станет пользоваться волшебной палочкой, ибо мало-мальски сведущий в природе вещей и рассудительный человек понимает, что “вилка” ему в этом деле никакой пользы не принесет, но что он имеет в своем распоряжении… естественные признаки руд, которыми он и должен руководствоваться[234]». Современник Агриколы Парацельс писал, что волшебный прут является «пустой и обманчивой ворожбой». Позже и М. В. Ломоносов в свойственной ему манере вообще обозвал лозоходство «забобонами»[235], противоречащими здравому смыслу[236].

Лозоходец. Иллюстрация из книги Агриколы, 1556 г.

Wikimedia Commons

Однако существовали и другие мнения. Английский геолог Уильям Прайс в книге Mineralogia Cornubiensis 1778 года утверждал, что: «Тельца… Которые поднимаются из минералов, входя в стержень, заставляют его наклониться вниз, параллельно испарениям при их подъеме».

Лозоходство применялось не только в горном деле. В конце XVII века некий французский крестьянин Жак Аймар-Вернэ заявлял, что с помощью лозы может находить металлы, воров, убийц, неверных жен и мощи святых. Его открытия в области геологии и горного дела остались неизвестны, и прославился он тем, что в окружении толпы любопытствующих прошествовал по Лиону, определяя дома, в которых якобы происходили супружеские измены. Опыт этот настолько всколыхнул общественность, что делом заинтересовался сам принц Конде. Он провел следующее испытание: приказал выкопать несколько ям, одни заполнил гравием, другие – металлическими предметами, затем все внешние следы работ были скрыты. Лозоходец тщательно обследовал площадки, но потерпел полное фиаско. На добрую сотню лет о лозоходстве забыли.

Но со временем лозоходцы вновь объявились и отлично себя чувствуют по сей день. Легкий заработок всегда привлекал шарлатанов: «Покуда есть на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки»[237]. Современные адепты лозоходства объясняют суть метода восприятием «биополей», «геопатогенных зон» и прочей чувствительностью тонких натур к «излучению ауры». Да-да, они улавливают в воздухе те самые «тельца из минералов», которые простым смертным не дано замечать.

Со времени принца Конде и до наших дней опыты по подтверждению практической значимости этого метода неоднократно проводились в разных странах и везде кончались позорным провалом лозоходцев. В 2017 году в России Комиссией по борьбе со лженаукой и фальсификацией научных исследований при Президиуме РАН лозоходство признано лженаучной практикой.

Добыча и переработка руды

Ну хорошо, месторождение мы нашли, с помощью коня или посредством лозы, а вот дальше начинается самое трудное – добыча руды и ее переработка. Для этого надо спускаться в подземелье, в мир демонов, где в темноте, тесноте и сырости идет добыча руды. Золото, медь или свинец крепко-накрепко включены в горную породу, вырубать которую приходится молотом и металлическими клиньями. Со временем на помощь пришел огонь. Горняки научились покорять камень огненной искрой, которую они тысячелетиями высекали из того же камня.

Раскаленную огнем породу оказалось легче обрушить, а затем вынести на поверхность для обработки. Но труд в раскаленной и дымной штольне требовал от горняков не только выносливости, но и предельного мужества. И все же «разжигаемых забоев» становилось все больше. Технология пожога требовала пространства, чтобы было где разгуляться огню. И началось возведение подземных галерей и огромных камер – подземные выработки стали напоминать то ли храмы огнепоклонников, то ли преддверие преисподней.

Вот как описывает работу горняков норвежский горняк и писатель Юхан Фалькбергет в книге «Под знаком молота» (Johann Falkberget. Im Zeichen des Hammers).

Тяжелые удары молота грохотали под сводами, вызывая эхо и создавая тысячекратно повторенный гул. Вогнав в стены рудника длинные клинья, рудокопы складывали на них дрова и поджигали. «Когда пробивал второй или третий час, обнаженные до пояса горняки бросались в пекло с бранддибами, выкованными из длинных крученых металлических прутьев. Они ворошили горящие дрова, а затем стремительно отрывали от стенки выработки деревянную стойку и подпирали ею полыхающую груду, после чего, пригнувшись, огромными скачками вновь бежали назад…

Это было зрелище красивое и страшное одновременно. Вид его напоминал солнце, заходящее на угольно-черном октябрьском небе. Рудник походил на тронный зал, полный мрак которого освещало мерцанье факелов и свечей, а матовый блеск руды и кварца в жилах был подобен выпуклым щитам и шлемам.

Но рудник напоминал и о терзаниях обреченных на вечные муки. В свете пламени, исторгая глухие возгласы и проклятья, рудокопы стояли будто пылающие медные статуи, держа на вытянутых руках бранддибы, а сухие сосновые дрова разбрасывали над их головами огненный дождь»[238].

Но поднять руду на поверхность – это только полдела. Надо еще извлечь из нее металл! Поднятую руду снова раскаляли, поддувая воздух огромными мехами. При этом часть серы, входящей в рудные минералы, улетучивалась с шипящими ядовитыми газами. Затем обожженную руду доводили в тиглях до густого расплава. С поверхности снимали сгарки, а более легкая окись железа и оставшаяся сера улетучивались.

В процессе переплавки образовывались ядовитые пары серы, свинца, мышьяка, а то и ртути. Голубой или зеленый дым, поднимавшийся из плавилен, указывал знающему человеку, что здесь добывают медные руды: голубой цвет говорил, что в руде содержится азурит, зеленый указывал на малахит. Если от плавилен шел желтый или красный чад, это означало, что здесь перерабатывают руды мышьяка: желтый цвет испарениям придавал реальгар, красный – аурипигмент. Но хуже, если дым имел приятный запах – значит, в нем содержатся пары ртути. От такой работы чахли люди и увядал окружающий ландшафт.

Выделение разноцветных паров и удушливых газов в процессе переплавки руд представлялось работой злых духов, тем более что и сами горняки были далеко не ангелы. От них решительно нельзя было ожидать церемонной обходительности в непрекращающейся борьбе за металлы.

Народное поверье издавна связывало горняцкую профессию с