Искра божья - Глазырина Елена

Но Джулиано не слушал жалобы мужчины и тащил калечного на себе, точно матерая борзая напившегося клеща.

На площадке перед храмом кипела работа. Ученики Фиоре де Либерти толкали скрипучие тачки, заполненные грудами битых камней, и ссыпали их под стены базилики. Из распахнутых настежь дверей церкви раздавались многочисленные удары стали о туф. Лица мужчин были сосредоточены и покрыты каменной пылью.

Де Грассо заметили.

Пьетро радостно замахал ему руками. Подбежавший Ваноццо сдавил в медвежьих объятьях, оттеснив нищего в сторону. Жеронимо важно пожал руку. Все столпились вокруг юноши, пытаясь коснуться его хоть пальцем, чтобы поверить в реальность случившегося чуда.

— Это я его нашёл! Я! — хвалился довольный бродяга.

Расталкивая улыбающихся воспитанников де Либерти, к Джулиано протиснулся Лукка. За минувшее со дня землетрясения время брат сильно осунулся и побледнел. Под его внимательными тёмными глазами залегли чёрные круги, вокруг губ и между бровей обозначились глубокие складки. Всё лицо викария покрывал густой слой пыли и копоти.

Не говоря ни слова, Лукка расцеловал брата в обе щёки и крепко обнял, как в детстве.

Следом за братом в тесный круг мужчин уже пробивался старый монах. Казалось, за три дня отец Бернар постарел лет на десять. Он весь словно усох и съёжился. Сетка горестных морщин испещрила его некогда румяное лицо.

— Слава богу, сын мой, слава богу в вышних и ангелам его! — залепетал старик. Две одинокие слезинки проступили в уголках его светлых глаз. — Я молился за вас без устали, денно и нощно.

— Как тебе это удалось? — спросил Лукка, внимательно оглядывая брата.

— С трудом, — ответил Джулиано, белозубо улыбаясь, — я думал, что умру в этих чёртовых катакомбах. Есть у тебя вода?

Послышались резкие хлопки по ляжкам. Приятели искали фляги притороченные к поясам. Ваноццо обрадованно вскрикнул и протянул свою юноше. Джулиано жадно припал к узкому горлышку и, не отрываясь. выдул всё её содержимое.

Тёплая волна разбавленной Мальвазии скатилась в пустой желудок, и Джулиано почувствовал, что сейчас рухнет на землю. Лукка бережно поддержал брата и усадил на большой осколок туфа.

— Эй, парни, не стойте столбом, бегите в город, принесите лучшей еды для моего спасённого братца! — воскликнул старший де Грассо.

— Непременно, сеньор, непременно! — обрадовался Пьетро. — Но это получится гораздо быстрее, если вы осчастливите нас пятью-шестью аргентами.

Джулиано, не глядя, снял с мизинца золотое кольцо и бросил им в приятеля.

— О-хо-хо! Откуда такое богатство? — удивился тот, выразительно округлив глаза.

— Император Август передавал привет и велел выпить за его бессмертную душу!

Компания разразилась восторженными криками. Четверо самых резвых юношей тут же были отправлены в лавку джудитского ювелира, чтобы повыгоднее сбыть старинный перстень.

— Да у тебя тут целое сокровище, — удивился Лукка, внимательно оглядывая брата.

С шеи юноши свисали толстые золотые цепи и медальоны, пальцы украшали драгоценные перстни, а в левой руке он продолжал сжимать обгоревший пергамент.

— Дай-ка посмотреть, — Лукка протянул искалеченную руку к остаткам свитка.

Викарий развернул полученный документ, бегло просмотрел его глазами и нахмурился.

— Где ты это нашёл? — спросил Лукка.

— В одном из гробов, — ответил Джулиано. — Когда я понял, что скоро сойду с ума, то решил запалить костёр с помощью кирки и всякого хлама, который в избытке нашёлся у мертвецов. Свитки горели лучше всего. Вот я и набрал целую охапку на обратный путь.

Лукка болезненно поморщился.

— Сможешь показать место откуда ты выбрался?

— Попробую, — Джулиано неуверенно поскрёб заросший щетиной подбородок.

Через полчаса вернулись гонцы, сгибаясь под тяжестью двух объёмистых бочонков вина и четырёх огромных корзин, доверху наполненных всевозможной провизией: копчёными угрями, жирными кроликами, жареными артишоками, хрустящими лепёшками с перцем, солёными каперсами, свежим хлебом четырёх сортов, оливковым маслом и, конечно, там лежали ещё горячие маккаронис, приправленные ароматным овечьим сыром. Пьетро с хаканьем вбил медные краны в бочки, и густые багряные струи, пенясь, забили в подставленные кружки.

Отец Бернар, скептически осмотрев принесённую учениками провизию, решительно отмёл всё в сторону, категорически запретив Джулиано набивать себе этим измученный вынужденным постом желудок. Оставив Лукку приглядывать за братом, монах развёл в кустах бугенвилии костерок и быстро сварил жидкой овсянки на воде.

Пока ученики маэстро Фиоре радостно пировали на тёплых ступенях храма, Джулиано с завистью и тоской провожал всякий съеденный приятелями кусок. Пьетро и Ваноццо попеременно поднимали тосты за спасённого де Грассо. Колченогий нищий, шныряющий между учениками, бессовестно таскал огромные куски снеди, разложенные на белых платках, и за какие-нибудь пол часа так набил себе брюхо, что ему сделалось тяжко дышать. Он привалился к основанию рухнувшей колонны и лениво обмахивал лицо тонкой лепёшкой фокаччи.

Сжалившись над родичем, Лукка отрезал Джулиано добрый ломоть сыра и налил полную кружку терпкого вина.

Вернувшийся к пирующим монах застал спасённого в изрядном подпитии и от возмущения чуть не выронил миску с кашей.

— Чего ж вы творите, сын мой! — возопил он с отчаяньем в голосе. — Вам же станет дурно!

— Мне станет ХО-РО-ШО! — заплетающимся языком пообещал Джулиано.

Конечно, он ошибся, и вскоре его унизительно вырвало, но это уже совсем другая история, и мы не станем её здесь пересказывать.

Слухи о найденных на кладбище Августина сокровищах распространились по Конту со скоростью легендарного пожара, устроенного некогда в столице императором Нероном. Не прошло и двух часов с начала пирушки, как компании тёмных личностей, вооружённых длинными ножами, мушкетами и заступами, стали заполнять окрестности. Обеспокоенный Лукка велел Джулиано от греха подальше спрятать золото под дублет и, вскочив на лошадь, поскакал в город.

Довольно скоро он вернулся в окружении городской стражи и преданных братьев из ордена Валентинитов. Недовольные солдаты и хмурые монахи оцепили ближайшую к разрушенной базилике часть кладбища. Ученикам де Либерти пришлось спешно ретироваться в «Последний ужин», с хохотом взваливая на плечи тела товарищей, павших в неравной битве с Бахусом. Перед уходом плохо держащийся на ногах Джулиано честно пытался найти ту щель, что вывела его наружу, но не смог. Лукка махнул на брата рукой и отпустил.

Глава 28. Джудиты идут

Кого только не встретишь в славном городе Конте. Легкомысленные путешественники и богобоязненные паломники со всей ойкумены неспешно шествуют по улицам, вращая головами и удивлённо тараща глаза. Прославленные воины и искатели лёгкой наживы толпятся в речном порту и на широких базарных площадях. Блудницы всех цветов кожи сладкими голосами заманивают наивных путников обещанием неземного блаженства. Рабы-асимане, сгибаясь под тяжестью грузов и звеня цепями, понуро бредут за надсмотрщиками. Торговцы мехом из страны вечной зимы Мара́ссии наперебой расхваливают свои товары. Продавцы пряностей, виссона и шёлка из раскалённых песков Игрипта расхаживают среди тюков и бочек товара, важно уперев руки в бока. Даже джудиты — самый презираемый и отверженный всеми народ, прозываемый в Конте убийцами бога — занимают здесь целый городской квартал, раскинувшийся на правом берегу Тибра.

Гонимые по всему свету, как осенние листья, не знающие родины и покоя, на протяжении многих веков джудиты понемногу стекались в обетованную столицу Истардии, где к ним относились немного терпимее, чем в других местах. Залогом тому служили деньги и таланты этого несчастного народа. Ни один алхимик не умел так ловко превращать всякий хлам в золото, как ненавистные всем сыны Инаевы.

В это утро через северные ворота Конта с первым светом потянулась нескончаемая вереница печальных людей, согнанных фрезийской армией с насиженных мест. Измождённые мужчины, женщины и дети в оборванных одеждах, присыпанные серой пылью дорог, точно скорбным пеплом, брели под опаляющим солнцем в грязный район цирка Флавия, что примыкал к низкому и топкому берегу реки. Их пепельно-русые волосы выбивались из-под выгоревших платков и потрёпанных колпаков. Большие светлые глаза смотрели насторожённо, всякий миг ожидая подвоха от встречных незнакомцев. Тощие мулы и понурые ослы тащили гружёные вывезенным скарбом телеги. Люди сгибались под тяжестью узлов с тюками, заброшенных на плечи. Дети не плакали, а лишь отчаянно цеплялись за руки матерей, боясь отстать и потеряться в огромном незнакомом городе.