Гесериада - Автор Неизвестен

— по златой земле. Когда он пришел на место охоты, там уже собралось десять тысяч человек. Стреляют по Гаруди, но попасть не могут. Только Бадмараев сын, Бам-Шурце, угодил прямо в гнездо Гаруди. Тогда подходит Цзуру и начинает выхвалять Гаруди:

— Как прекрасен твой звонкий голос! Но сколь прекраснее должна быть голова на шее твоей!

Гаруди показала свою голову и шею, а Цзуру продолжает:

— Прекрасна голова на шее твоей, но сколь прекраснее должна быть вся ты!

Гаруди показалась вся, а Цзуру продолжает:

— Прекрасна ты вся, но сколь же прекраснее должен быть взмах твоих крыльев и стремительный полет твой по воле!

Не успела Гаруди расправить крылья для полета, как Цзуру натянул лук, выстрелил и убил ее. Несясь хубилганским телом по поднебесью, вырвал он у нее два лучших пера еще на лету и приколол к шапке Рогмо-гоа.

К упавшему телу Гаруди толпами устремляется весь улус. Люди, чтобы вырывать друг у друга ее перья, теснят и толкают Цзуру со всех сторон. Цзуру притворяется плачущим, а Рогмо-гоа со слезами говорит:

— Пусть бы убили Гаруди знатнейшие люди в улусе, пусть бы прикалывали ее перья своим женам: что же мне-то вот приколол их муж мой Цзуру?

Сетуют друг на друга со слезами и все другие жены:

— Какой-то ничтожный Цзуру прикалывает своей Рогмо-гоа два лучших пера с убитой Гаруди! Ах, почему не наши благородные мужья такие удалые стрелки?

И весь улус разъезжается по домам.

* * *

Цзуру еще не возвращался домой, когда вернулась Рогмо-гоа, но остановилась при входе в юрту, так как два ее прекрасных пера уперлись в дверной косяк.

«Что за диво?» — думает она. Снимает она шапку: смотрит и видит перья и ничего больше.

— Должно быть, Цзуру — хубилган! — и с этою мыслью она пошла по следам Цзуру. А Гесер тем временем находился на великом пиру у своих многообразных гениев-хранителей, в пещере огромной скалы. Приблизившись к пещере и увидав Гесера, Рогмо-гоа подумала:

— Ах, если б мой муж был так же прекрасен! — Но не успела она с этой мыслью войти в пещеру, как Гесер превратился в Цзуру.

Тогда обращается к Рогмо-гоа белая небесная дева Арья-Аламкари:

— Невестка, все здесь присутствующие многочисленные гении-хранители отныне будут почтительно служить тебе. Но тебе надлежит есть все, что бы тебе ни дали с этого пиршественного стола.

— Я согласна! — отвечает Рогмо-гоа.

Пир окончился, и вот после его окончания небесная белая дева Арья-Аламкари приносит на блюде захороненного ребенка и подает Рогмо-гоа. Рогмо-гоа не стала есть. Тогда она приносит и подает ей палец покойника. Рогмо-гоа отрезала от него, но, едва положивши в рот, выплюнула.

— А мы о чем с тобой условились? — говорит белая небесная дева Арья-Аламкари, и при этих ее словах участники великого пира начинают расходиться. Не в силах поспевать за ними, Рогмо-гоа ухватилась за конец платья белой небесной девы Арья-Аламкари.

— Что тебе надобно, невестка? — спрашивает та.

— Я прошу у тебя детей.

— Ах, невестка! Жаль, что ты не смогла. Но если б ты съела предложенное, то родила бы ты трех сыновей выше Гесера, трех одинаковых с ним и трех ниже Гесера. Скольких же просишь ты теперь?

— Пошли мне, белая небесная дева, по своему усмотрению.

— Пусть будет у тебя сто восемь! И с этими словами, проводив Рогмо-гоа до дому, она исчезла.

22

Цзуру открывается жене и перечисляет свои подвиги

Уехал Цзуру из дому, а Рогмо-гоа, заливаясь слезами, жалуется своей свекрови:

— Ах, матушка, как давно я переношу всяческие мучения! Твой сын не живет как следует со мною, невесткой твоей. Чем мучиться так, лучше мне умереть и судиться с ним у Эрлик-хана. Белое в глазах моих пожелтело, черное в глазах моих побелело! — И с этими словами ушла. А когда она ушла, мать Цзуру позвала его и выговаривает:

— Твоя жена, Рогмо-гоа, хочет умереть; говорит, что она очень давно страдает и намерена судиться с тобою у Эрлик-хана. Милый мой! Вместо того чтобы извести у людей дочь и навлечь на меня дурную славу, живи ты лучше с ней как подобает.

И вот Цзуру исчез, а лежит в юрте сам Гесер. А Рогмо-гоа, которая тем временем подкралась к юрте, вдруг вбегает и наваливается всем телом на Гесера. Тогда Гесер стал ее учить:

— Кажется, положено мужчине быть над женщиной, а не выходит ли тут, что женщина над мужчиной? И заставил он Рогмо-гоа поворачиваться на все четыре стороны и изрек он ей тридцать шесть наставлений, по девяти кряду.

* * *

Окончив поучения, стал Гесер рассказывать:

— Когда я родился, демон в виде черного ворона выклевывал глаза у новорожденных детей и ослеплял их. Тогда я навел на свой глаз девятирядную свою ловушку, поймал и убил демона в образе черного ворона. Разве не видно из этого, что я прозорливый Гесер-хан, которому даны сверх глаз глаза?

— Когда мне было два года, демон, приняв вид ламы, отца Кунгпо-Эрхеслунга, откусывал у детей кончик языка и делал их немыми. Я же, перестав сосать, лежал, крепко стиснув все свои сорок пять белоснежных зубов. Спрашивает тогда демон у родителей:

— От природы так у этого вашего мальчика или теперь с ним что сделалось?

— Родился-то он у нас как следует быть ребенку, отвечают те: и рот, и нос в порядке. И сами не можем решить: не к смерти ли с ним теперь сделалось такое?

Тогда лама принимается заставлять меня сосать его язык, а я делаю вид, что еле-еле могу сосать.

— Хорошо сосет! — говорит лама и всовывает мне свой язык все больше и больше. Тогда, притворясь, будто сосу, я откусил у демона его язык по самую глотку своими сорока пятью белоснежными зубами и так умертвил его. Разве не видно из этого, что уже двух лет от роду я проявил себя вещим Гесер-ханом, которому сверх языка дан язык?

Когда мне было три года, я убил порожденье нечистой силы, в образе оготона, который вредил монгольскому народу, изменяя самую поверхность земли. Разве не явил я себя в этом деле милостивым Гесером, Богдо-Мерген-ханом, государем десяти стран света?

А четырех лет от роду разве не выказал я себя милостивым Гесером, Богдо-Мерген-ханом, когда в ущелье Больчжомурун-хоолай семеро демонов-албинов пожирали в день по