Искра божья - Глазырина Елена

Воспитанники де Либерти быстро расселись вокруг стола на низкие лавочки. Видно было, что все они давно уже не новички в сём примечательном месте. Пьетро ласково приобнял Джоконду за плечики и что-то зашептал ей на ухо. Девочка кокетливо рассмеялась, кивнула и выбежала из помещения.

Вскоре стол наполнился блюдами с холодным мясом, твёрдым белым и жёлтым сыром, душистым ржаным хлебом, крупными спелыми маслинами и запотевшими кувшинами вина.

Де Брамини плеснул в кружку розовый напиток и, откашлявшись, произнёс:

— Друзья! Я очень надеюсь, что отныне могу величать вас друзьями, сеньоры?

Он не спеша перевёл пристальный взгляд с Джулиано на Ваноццо, всё ещё державшихся друг с другом подчёркнуто холодно.

— Так вот, друзья мои, я пью это вино за то, чтобы в следующий раз ваши клинки обагрила кровь наших врагов! Пожмите друг другу руки, ибо невозможно пренебречь божьим знаком, который мы узрели сегодня. Пусть отныне не будет раздора в наших рядах, ибо кубок Истардии выигрывает не один человек. Кубок выигрывает школа! За де Либерти!

— За де Либерти! — подхватили остальные ученики.

Джулиано нехотя поднялся и протянул руку Ваноццо. Хмурый силициец стиснул его ладонь в своей и криво улыбнулся.

— А ты неплохо бился, деревня, — примирительно сообщил он.

Джулиано поморщился и плеснул вина себе и де Ори:

— Если тебе так не нравится моё имя, можешь звать меня Ультимо.

— Почему Ультимо?

— Когда моя матушка забеременела в девятый раз, она заявила отцу, что это будет Последний! — юноша усмехнулся. — Правда, через год у меня всё равно появился младший брат, и его назвали Дакапо[73].

Ваноццо захохотал, кривясь от боли в свежих ранах.

Розовое вино текло рекой. Развязные девицы, принёсшие его, вскоре угнездились на коленях у юношей и принялись что-то щебетать, глупо хихикая. Здесь были худые и пышные, молоденькие и зрелые, все как одна — вульгарно накрашенные и едва прикрытые застиранными лоскутами ткани. Четверо куртизанок сразу явились в одних коротких юбочках, выставив на всеобщее обозрение мягкие груди с подведёнными кармином сосками.

К де Брамини подсела парочка самых шустрых девиц. Жеронимо уже целовался с одной пухлой красоткой. Де Ори притянул к себе молоденькую юркую Джоконду и бесстыдно мял её упругий задок. Суслик жадно тянул вино и воздавал особые почести холодной свинине.

Чей-то мягкий подбородок бесцеремонно шлёпнулся на плечо де Грассо. Юноша оглянулся. К нему прижималась женщина с запавшим носом, в золотистых кудрях которой уже поблёскивала обильная седина. Рыхлое лицо куртизанки покрывал толстый слой пудры и белил, отчего точный возраст её не поддавался оценке. Ярко нарумяненные щёки и выкрашенные в алый губы болезненными ожогами горели на восковой маске лица. Огромные тёмно-синие глаза словно затягивали в глубокую бездну. Из широкого рта вырывался застарелый кислый дух вперемешку с чем-то сладковато приторным.

— Пойдём со мной, малыш, — произнесла женщина низким бархатным голосом, — я покажу тебе звёзды!

Джулиано вздрогнул и невольно отодвинулся, смахивая с дублета остатки пудры, обсыпавшейся с лица куртизанки.

— Каллипига, ищи себе другую жертву. Чего припёрлась, старая кляча! — возмутился Пьетро, толкая женщину в бок. — Этот красавчик не для тебя.

Куртизанка обидчиво скривила накрашенный рот, но далеко не ушла.

— Может, ты сам пожелаешь разделить со мной ложе? — заискивающе спросила она, положив костлявую, изъеденную язвами руку на плечо невысокого фехтовальщика.

— Проваливай в Тартар! — подал нетвёрдый голос Суслик. — И заразу свою захвати!

Каллипига оскалилась и, шипя, как дикая кошка, выкатилась прочь из комнаты. Большинство мужчин не обратили на неё никакого внимания.

— Кто это был? — спросил Джулиано, часто моргая.

— А, есть тут всякое, не обращай внимание, — Пьетро легкомысленно отмахнулся, притягивая к себе пухлую рыжульку. — Сеньоре давно пора на свалку, а она всё ходит, цепляется тут ко всем. Посетителей только распугивает. Я потом поговорю с управляющим, чтобы её выгнали.

— Правильно, гнать надо взашей! — Суслик громко икнул, пьяно обнажив кривые зубы. Новая порция алкоголя, попавшая на вчерашние дрожжи, дала быстрые всходы.

— Развели тут скверну, — не унимался барбьери. — Видно же, что она больная. У неё язвы по всему телу и нос западает.

— Не ворчи, Спермофилус. Не нравится — возьми другую, — посоветовал де Брамини.

— По-твоему я дурак, лезть в эту грязь? — проворчал Суслик, утыкаясь в кружку тощим лицом.

— А кружевное белье, которое я у тебя сегодня видел, ты, видимо, сам носишь? — спросил Пьетро, криво ухмыляясь.

— Нет, это подружка забыла, — сообщил барбьери, стараясь победить икоту новой порцией выпивки.

— Ну и кто тут из нас ханжа? — Пьетро вопросительно посмотрел на барбьери.

— И-ик, попрошу не обобщать — это другое! Cave canem![74]

— Сам Марк Арсино не брезгует здешними куртизанками.

— А я брезгую и вам советую, — проворчал Суслик назидательно. — Блудница блуднице рознь. Такую развалину, как Каллипига, к Арсино на мушкетный выстрел не подпустят.

— Да лучшие красавицы Истардии с готовностью раздвинут перед ним ноги по первому зову, — добавил Жеронимо.

Вся весёлая компания разразилась дружными криками одобрения.

— Сеньоры, вы сейчас незаслуженно оскорбили всех благородных женщин герцогства! — возмутился Джулиано.

— И много ли женщин тебе довелось знавать, Ультимо? — с улыбкой поинтересовался де Ори.

— Мне хватило, чтобы сделать выводы, — де Грассо насупился.

— Не ссорьтесь, сеньоры. Джулиано прав, — согласился Пьетро, — сестра нашей уважаемой герцогини ни за что бы не легла в постель к кондотьеру.

— Особенно без молитвенника под рукой, — добавил кто-то.

Юноши заржали, аки дикие кони.

— Ладно, не станем шутить о монарших особах, — де Брамини примирительно поднял обе руки. — Кое-кто уже недавно дошутился.

— Это ты про епископа Строцци? — уточнил Суслик.

— Угу. Его прирезали прямо в церкви во время мессы. И виновные до сих пор не схвачены! Хотя папа обещал за их головы пятьдесят оронов, — сообщил Пьетро.

— Чёртовы монархисты! — возмутился Жеронимо.

— Ты уверен, что сторонники Папы тут не замешаны? — усомнился де Брамини. — Иоанн VI уже не молод — в этом году понтифику стукнет восемьдесят два. Бог знает, сколько он ещё протянет. Возможно, Папа расчищает место для своего преемника. Строцци был очень неудобным и влиятельным оппонентом. Теперь, когда его не стало, племянник Иоанна, кардинал Алессандро Боргезе, вполне может претендовать на Престол святого Петра.

— Сеньоры, сеньоры, довольно! — лицо Ваноццо искривилось в страдальческой гримасе. — Давайте не будем о политике. Предлагаю тост за наших нежных горлиц!

— Salute![75] — дружно воскликнули собравшиеся.

Веселье нарастало, как океанская волна. Вино не иссякало в кружках, а мясо с сыром не переводилось на столах. Часть учеников разошлась по альковам, и оттуда полетели громкие стоны и страстный шёпот куртизанок. Пьетро как-то незаметно исчез из комнаты вместе с обеими обхаживавшими его девицами.

Развалившийся в низком кресле блаженствующий Ваноццо подозвал Джулиано и протянул ему монету с пошлой картинкой.

— Держи, Ультимо. Не упусти своего счастья!

Джулиано смутился, но всё же поблагодарил силицийца и принял тёплый кругляш из его ладони. Конечно, у него был кое-какой опыт в обращении с крестьянками на сеновале в родной Себилье, но почему-то сейчас, закрывая глаза, он видел перед собой обваленное в пудре жутковатое лицо Каллипиги с запавшим носом. И эта фантазия на корню пресекала любое шевеление в чреслах.

— Если я вам понадоблюсь, ищите меня в термах, — сообщил де Грассо.

Юноша вышел в сумрачный коридор, где тут же попал в ловкие руки Джоконды. Девочка отвела его в преддверие парной и в обмен на пару рамесов выдала чистую простыню и мыло. Джулиано скинул с себя изодранную одежду, замотался в белый лен, повесил тощий кошелёк на шею и вошёл в светлую комнату, выложенную бело-голубой мозаикой. Тёплый пол приятно баловал сопревшие в грубых сапогах ноги. Помещение до краёв заполнял влажный белёсый пар, в котором тонули стройные резные колонны, поддерживающие серебристый мраморный потолок. Де Грассо с удовольствием растянулся на горячей каменной тумбе, ощущая, как медленно расслабляются его стянутые спазмом натруженные мышцы. Глаза стали закрываться сами по себе, голова отяжелела и свесилась на плечо.