Искра божья - Глазырина Елена

— Умри! — захрипел Ваноццо, тяжело поднимая меч над головой.

Запахло серой.

Все волоски на теле де Грассо встали дыбом.

Тучи раскололись. Сверкнуло. Жидкий серебряный огонь ударил с неба и потёк по лезвию воздетого оружия. Де Ори задымился, вспыхнул и упал в грязь.

Раскат грома заглушил испуганные вопли зрителей и отчаянное блеяние овец.

Глава 17. Суслик-брадобрей

Джулиано почувствовал, что кто-то тормошит его и поднимает с земли. Он потряс головой и пригляделся к размытой фигуре, нависающей над ним.

— Ты живой? — взволнованный голос показался юноше знакомым.

— Ах ты сукин сын! Твой корень чуть не стоил мне жизни, — закашлявшись, просипел Джулиано.

— Но ведь не стоил же? — лицо Пьетро расплылось в довольной улыбке.

— Что с Ваноццо? — уточнил де Грассо.

— Убили, Господи! Убили! — тоненько заскулил подбежавший слуга силицийца, размазывая сопли по прыщавым щекам.

— Кажется, тлеет, — ответил Жеронимо, склоняясь над де Ори, поверженным самим небом.

— Он дышит? — уточнил Джулиано, садясь на зад и часто моргая.

— А почём мне знать? — проворчал Жеронимо.

— Так проверь, болван! — рявкнул на него Пьетро.

Жеронимо недовольно покосился на де Брамини, но всё же присел рядом с Ваноццо и с опаской подставил ладонь тому под нос.

— Чёрт его знает, — буркнул он.

— Дай я гляну, — Пьетро отодвинул тощего ученика в сторону и приложил ухо к груди поверженного.

— Жив, — подвёл он итог. — Надо отнести его к Суслику. Жеронимо, зови наших, вдвоём мы этого борова не поднимем.

Слуга де Ори сел в лужу подле своего сеньора и принялся старательно прихлопывать руками тлеющие на нём клочки рубахи.

Джулиано с трудом встал, тяжело опираясь на меч, и окинул трибуны рассеянным мутным взором. Отец Бернар так и не появился в Колизее — это казалось странным. Что же случилось с монахом, который ещё вчера перстом бил себя в грудь, уверяя, что ни за что не пропустит дуэли Джулиано?

Любопытные зрители уже высыпали на арену и с опаской приближались к дымящемуся телу, распластавшемуся в луже грязи под увядающим дождём.

Шлёпая по лужам, прибежал Жеронимо, сопровождаемый воспитанниками маэстро Фиоре. Четверо учеников де Либерти не слишком бережно подняли безвольное тело за руки и за ноги и потащили к выходу. Де Брамини подставил Джулиано плечо, и они на пару поковыляли следом за уносимым Ваноццо.

Окружающее пространство всё ещё немного расплывалось перед глазами юноши. Мышцы покалывало. Они то и дело нервно сокращались, подрагивая от перенесённых нагрузок. Раны и порезы кровоточили, причиняя боль. Джулиано тихо радовался, что Пьетро тащит его на себе, потому что сам он сейчас вряд ли сделал бы больше десятка шагов.

У выхода к процессии привязался старик Альберто. Он возбуждённо кривлялся и воинственно потрясал копьём.

— Вот это бой, скашу я вам! Трах-бабах! Ух! Сам Арей[61] удостоил вас шести — стрелою своей поразил нешестивца! Юный герой, ты достоин восторгов седого Альберто.

— Будет тебе, старче, — Джулиано поморщился, — бой не окончен. Победителя нет.

— Волей богов спор ваш сшитаю решённым! — сторож задрал дряблый подбородок и воздел палец к светлеющему небу.

— Старик прав, — подтвердил де Брамини, — ты мог бы добить Ваноццо, но не стал. Сим нарекаю молнию, ударившую де Ори, промыслом божьим!

Пыхтя и отдуваясь под тяжестью не приходящего в себя де Ори, группа учеников де Либерти миновала квартал низких домов ремесленников, плотным кольцом обступивший Колизей.

— Куда мы идём? — спросил Джулиано, с трудом ковыляя по мостовой.

— К одному барбьери[62], — Пьетро подмигнул товарищу.

— Я уже брился сегодня, — невесело пошутил де Грассо.

— Он отлично штопает любые раны. Знаешь, скольких он спас от гангрены и смерти? Ого-го! Если б ещё не пил, как чёрт — цены бы ему не было. А так, вылетел из Академии с последнего курса. Теперь вот чирьи на задницах вскрывает да кровь пускает.

Минут через пять они остановились в низкой арке перехода под дверью с вывеской, изображавшей медный таз, ножницы и гребень.

— Эй, Spermophilus[63], ты тут? Открывай! — закричал Пьетро, колотя ладонью в хлипкую выбеленную дверь.

В доме завозились неведомые тени, послышались глухие шаги, бряканье посуды и тихая брань. Затем кто-то приблизился к двери и спросил нарочно изменённым писклявым голосом:

— А кому он нужен?

— Открывай, это Пьетро.

Дверь приоткрылась, обозначив в узкой щели лохматого человека в несвежем домашнем халате с застарелыми следами обильных возлияний на треугольном лице. Человек щурился на свет, с подозрением осматривая пришедших.

— Чего тебе? — чуть шепелявя, поинтересовался Суслик, обнажив выступающие передние зубы.

— Надо зашить парочку человек.

— А-а, — протянул барбьери, зевая, — ну заноси. С кем на этот раз «цветочники» не поделили Конт?

Суслик посторонился, давая возможность ученикам протиснуться внутрь.

— Друг с другом.

— Nullus modus est humanae stultitiae[64]. Тащите его на стол.

Компания вошла в скромное помещение с широким окном по правую руку от двери и холодной железной печью в углу. Беспорядочная инсталляция из разнокалиберных медных тазов и кувшинов заполняла одну из стен. В центре комнаты находилось глубокое деревянное кресло. Рядом с ним располагался массивный подиум, заваленный гребнями, ножами, щипцами, пинцетами, бритвами, корпией и губками. Между этими характерными атрибутами профессии барбьери в огромном количестве скопились пустые винные бутылки и опрокинутые кружки. Засохшие объедки, птичьи кости и чьи-то кружевные брэ[65] довершали картину вчерашнего безудержного веселья.

— Опять ты пил, как Саттана! — заметил Пьетро. — Иглу-то хоть в руках удержишь?

— Ты не поверишь — in veno veritas[66], — Суслик поднял свою худую кисть и стал рассматривать мелко подрагивающие пальцы на просвет. — А деньги у тебя имеются?

— Конечно, — де Брамини похлопал ладонью по пухлому кошелю, выпирающему из-под камзола.

— Тогда чего спрашиваешь! Будто не знаешь, что мне это не впервой.

Ничуть не смущаясь бардака и сонно позёвывая в кулак, Суслик одним движением очистил тумбу, свалив весь мусор в угол комнаты. Ловко выудив из складок ночного халата блестящий скальпель, барбьери разрезал мокрую рубаху на теле Ваноццо и присвистнул. Через всю грудь силицийца шёл ветвистый красный ожог.

— Чем это его?

— Молнией припекло, — сообщил Жеронимо.

— И он ещё жив? — подивился Суслик, прикладывая два пальца к бледной вене на бычьей шее Ваноццо. — Невероятно!

— Эх, сеньоры, зачем же было портить такую хорошую одёжу? — тихо заныл слуга де Ори, переминающийся с ноги на ногу в углу. — Авось сеньор Ваноццо очнулся бы и мне её пожаловал?

— Замолчи, дурак! А не то дам в зубы! — огрызнулся Суслик.

Испуганный слуга умолк.

Барбьери порылся на полках, ища какие-то склянки и инструменты. Одновременно с этим он пытался выдоить из пустых бутылок хоть каплю вина. Устав ждать своей очереди, Джулиано без сил рухнул в кресло. Остальные ученики столпились вокруг пострадавших, перекрыв жидкий свет, сочившийся из окна.

— Чего вы тут топчетесь, сеньоры? Подождите снаружи, вы мне мешаете, — в раздражении прикрикнул на них Суслик.

Воспитанники де Либерти высыпали за порог, но не разбрелись по улице, а прилипли к двери, с любопытством наблюдая за действиями барбьери.

Спермофилус быстро избавил Ваноццо от остатков изодранной рубахи, приоткрыл бледное веко, заглянул в булавочную головку зрачка, пощупал пульс.

— Mors omnia solvit[67], — пробормотал Суслик себе под нос, барабаня пальцами по краю столешницы, — будем шить, пока пациент в беспамятстве.

Он достал с полки корзинку с яйцами, разбил несколько штук, отделяя желтки и выпивая белки, смешал жёлтую массу с ароматным розовым маслом и обработал раны Ваноццо. Затем Спермофилус прокалил толстую кривую иглу над свечой и безжалостно вонзил её в кожу силицийца.