Саргис Тмогвели - Висрамиани

Вняв просьбам вельмож, Моабад оставил Рамина в Гургане, а сам поехал дальше. Рамин остался там и быстро поправился, ибо он в сущности не был болен какой-либо болезнью. Лицо его шафранного цвета стало розовым, и он стал искать способа повидаться с Вис; сердце его было объято пылающим огнем, и терпенье иссякло. Сев на коня, он помчался на поиски Вис. Дорогой он пел соловьиным голосом:

«О Вис, мне горько жить без тебя, нет у меня ни покоя, ни сердечных желаний. Разыскивая тебя, я не ведаю страха Если даже преходящий мир станет моим врагом, если дорога будет кишеть змеями, травы полей обратятся в мечи, песок — в львов и тигров, если тучи будут метать молнии, готовые поразить меня, если даже воины, вооруженные саблями и стрелами, во всех странах будут моими врагами, — клянусь твоим солнцем, никто меня не заставит вернуться. Да не буду я мужчиной, если отступлю! Если мне, чтобы увидеть тебя, доведется пройти через огонь, то не Убоюсь и его; если тебя будут стеречь львы, — они узнают силу моего меча. Расстояние в два месяца пути мне кажется одним шагом в ожидании встречи с тобой. Я не удивлюсь, если путь к тебе будет опасным, ибо молния и гром зарождаются близ луны».

Он пел такие песни, и путь уже не казался ему длинным.

Когда Вис заточили в крепость, а Моабад уехал, Вис решила, что она окончательно разлучена с Рамином и что он ушел на войну. Она потеряла надежду, что когда-либо увидит его, омрачились дни ее, и она лишилась радости. Розовый цвет ее лица сменился цветом шафрана, и глаза ее обильно осыпали жемчужинами яшму ланит.

33.

ВИС ОПЛАКИВАЕТ СВОЮ РАЗЛУКУ С РАМИНОМ

Вис так немилосердно била себя по лицу, что оно стало цвета фиалки. Она надела траурную синюю одежду, оплакивая разлуку с возлюбленным. Вис так исцарапала щеки, что окрасила кровью подол платья; лицо ее стало синим, как ее платье, а платье — алым, как ее лицо. Она кричала, плакала и жаловалась так:

«Что мне делать? Утехи и радости молодости и покой в этом преходящем мире — все это стало мне чуждым; жизнь моя нестерпима. Я отдала свое сердце и свет глаз Рамину и теперь завидую минувшим моим горестям. Я никогда не думала, что когда-либо может настать час разлуки или же что мы не будем радоваться, как захотим. Но божье провидение, которое допустило нас разорвать из-за нашей любви покрывало стыда, ныне неожиданно разлучило нас. Мой возлюбленный Рамин, пока я в разлуке с тобой, ты сам знаешь: радость моя — не радость. Вдали от тебя жизнь моя — не жизнь. Мне неведомо теперь, что значит жить спокойно и наслаждаться. Ты не исчезнешь никогда из моей памяти, и я не могу забыть, что ты подвергаешься невзгодам войны. Тебе тяжело носить кольчугу вместо нарядной одежды, шлем — вместо шапки, тебе сподручнее держать в руке стакан вместо сабли, солнце обожжет тебя, и все это умалит твою красоту. Проливай кровь врага так, как я лью кровавые слезы из-за разлуки. Зачем я стала врагом себе, не вняла твоим словам и не последовала за тобой? Может быть, меня коснулась пыль с твоего пути! Хотя тело мое здесь, но сердце мое с тобой, оно мучается, следуя за тобой и утопая в крови. Не печалься печалью того, кого ты опечалил. Прискорбно, если возлюбленный не владеет возлюбленной, как собственностью. Не поступай со мной так, как не подобает тебе. Не забывай меня, помни, что я еще живу. Но вспоминал ли когда-либо богатый бедного? Ты видел только огонь моей любви, ныне взгляни на дым. Боль от теперешней разлуки заставила меня забыть о минувших горестях. Голова моя уподобилась туче при ноевом потопе. Из глаз моих текут слезы подобно Джеону, сердце полно горя, нет у меня сил вместить его, и оно зримо каждому; я же утопаю в волнах кровавого моря».

Вис плакала, причитая, и от сердечной боли не могла стоять на одном месте. Сочувствуя ей, мучилась и кормилица, уговаривавшая ее терпеть.

Она говорила ей так:

Поучение. Потерпи, не может быть, чтобы бог не исполнил любовного желания терпеливого человека. Человек может вынести всякое горе, и дерево терпения всегда приносит плоды радости, хотя людям с нетерпеливым сердцем легче съесть горький сабур[22], чем терпеть.

— Слушайся моего совета и терпи, авось неожиданно утолишь желания твоего сердца. Кроме бога, никто не может помочь тебе и освободить из этого плена. Успокой сердце и потерпи, молись богу и радуй своих прислужниц. Может быть, надоест богу твое столь великое горе, и он потушит огонь твоего сердца! Мой завет тебе: вооружись терпением.

Вис ответила кормилице так:

— Как может терпеть сердце, сожженное ярым пламенем? Слышала ли ты о том, как один человек поучал другого, а тот ему ответил: «О друг мой, ты лучше не беспокой меня, ибо твои поучения не проникают в мое сердце, как орех не пристает к куполу». Рамин уехал, не повидавшись со мной, как же я могу забыть его? Твое поучение и мост не на реке — одно и то же. Сердце твое не похоже на мое. У тебя горит подол, а у меня сердце. Что тебе, если я буду горевать? Ты говоришь мне, что нет у меня других возможностей, кроме терпенья. Со стороны легко смотреть на сражающихся воинов. Я не виню тебя: ты едешь верхом, и тебе не испытать усталости пешего; ты богата и не знаешь горя неимущего; сытому голодный кажется пьяным. Ты, кормилица, советуешь мне быть терпеливой; ах, если бы ты была так же безнадежно влюблена, я бы посмотрела, как бы ты терпела! Потерявший сердце лишен терпения. Если у борющегося льва нет силы в сердце, его одолеет и трусливая лиса. Не думай, что мне так легко кричать и горевать или же что мне приятно и не жаль проливать из глаз кровавые слезы. Кто, разумный, желает себе горя и несчастья? Это ты вырыла колодец моего несчастья своими деяниями, бросила меня туда, сама села на краю, не зная горя и забот, и говоришь мне: «Потерпи, проси у бога, нет никого, кроме него, кто бы мог помочь тебе и извлечь оттуда». Легко бросить бурку в реку, но труднее достать ее оттуда.

34.

РАМИН ОТПРАВЛЯЕТСЯ ИЗ МОРАВА В АШКУПТИДЕВАН, ЧТОБЫ ВСТРЕТИТЬСЯ С ВИС

Когда Рамин прибыл из Гургана в Морав, он не нашел там Вис. Виноградник своей радости он увидел высохшим, и сад — без цветов. Во дворце он не застал земного солнца — Вис, трон не благоухал ароматом ее волос, и в городе не было прежнего веселья. Ты бы сказал, что дворец и окрестности оплакивали, подобно сердцу Рамина, отсутствие Вис. Светлый дворец показался ему темницей. Обуреваемый скорбью, Рамин уподобился лопнувшему гранату. Он стал горько плакать; по щекам шафранного цвета изливался жемчужный дождь. Опустив голову на ее трон, он, как соловей над розой, горестно вздыхал и жалостно плакал, причитая:

«Ах, дворец, ты был украшен, подобно небу, близостью того солнца, воспоминание о котором лишило меня рассудка! Лицо ее украшало землю, и воздух был наполнен ее ароматом, как ныне сердце мое переполнено желчью. Мутрибы и певицы чудными голосами услаждали слух пирующих. Ах, дворец, ты уж не тот, в котором всего было вдоволь! На твой двор забегали и дикие звери для игр, и кров твой был желанным для всех. Я больше не увижу в твоих покоях той звезды, луны, солнца, разлука с которой затемнила мне очи! Преходящий мир показал свое непостоянство, изменив тебе так же, как и мне, лишив тебя радости, как меня — утехи сердца и терпения. Где то время, когда я здесь веселился, и настанет ли когда-либо еще такой день, когда я, радостный, войду сюда? Один такой день мне желаннее, чем тысячелетнее пребывание в такой горести».

Так причитал и плакал Рамин. Затем в отчаянье он вышел за ворота города, обратил лицо к той крепости, где была заключена Вис, и помчался в ту сторону, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Была очень темная ночь, когда Рамин достиг подножья той горы, на которой стояла крепость. Для Вис и Рамина та темная ночь стала светлее дня. Во мраке часовые не заметили Рамина. Рамин знал, где помешалась Вис. Он воспользовался своим искусством стрелка, и не было на свете подобного ему, и направил меткую стрелу в нужное ему место, сказав:

«Будь счастлив ты, мой гонец: везде ты бываешь гонцом, извещающим об отнятии души, ныне же обрадуй душу Вис встречей со мной!»

Стрела взвилась и через просвет крыши упала на ложе Вис. В тот же миг кормилица подхватила ее, узнала и возрадовалась великой радостью. Она протянула ее Вис и сказала:

— Посмотри на счастливую стрелу, на гонца, присланного Рамином вестником радости: на стреле его имя. Не печалься больше отныне, благодари бога и радуйся.

Вис взглянула на стрелу и прочла на ней имя Рамина. От счастья она не могла даже выразить ту радость, которой было полно ее сердце, она целовала стрелу, ласкала и говорила так:

«О счастливая стрела Рамина, который мне дороже души. Ты ранишь всякого, в кого попадаешь, для меня же ты стала целящим бальзамом. Ты его гонец. Я сделаю тебе наконечник из яхонта, а ствол из чистого золота и спрячу в колчан моего сердца, чтобы обрадовать твоего хозяина. Хотя за время разлуки я была поражена тысячью подобных тебе стрел, но едва я увидела тебя, боль, причиненная их алмазными остриями, превратилась в радость. Другой исцеляющей стрелы, кроме тебя, я не видела, другому посланию, более приятному, я не внимала!»