Легенды квилетов - Оливия Невельсон

Все это время Мизу пытался понять: что сделал брат в лесу? Кого он ранил со страху? Если волка или оленя, нет в том беды, а если и правда человека? Может, брат себе эту Даскию придумал, чтобы душу успокоить: если людоедку стрелой поразил, значит, ты герой. А если человека? А ну как кто из макка зашел на их территорию? Пришелец сам виноват, но как жить с чужой кровью на руках, если пролил ее не ради защиты племени, а впустую?

Пролил и промолчал. Напугал детей сказками, от вождя неудачей отговорился. Мысль об этом пугала Мизу и того сильнее. Убить человека страшно, а позволить ему умереть из малодушия – и того страшнее.

«Мой брат не трус!» – сказал Мизу Лилуай, и очень хотелось ему в это верить.

– Что именно она придумала? Все? И разговор с моим братом?

– Нет, разговор был. Оленя он ранил, а догнать не смог. Переживал очень.

Мизу хлопает себя по колену, и на душе светлеет. Олень! Жаль, конечно, ну да ничего страшного. Найдут они его непременно, схоронят, и простит тот брата.

Вот ведь Гекек! Нет, определенно ему стоило родиться девкой. Оленя Мизу и вправду было жаль, но не стоит он такой суеты.

Мизу так рад, что не сразу начинает чувствовать подвох.

– Подожди, а зачем вы нам эту байку про Даскию рассказали? Солнце сядет скоро, а мы все по лесу гуляем…

Кэса молчит и продолжает смотреть на Мизу не моргая. Глаза у нее влажные, будто камни прибоем омыло.

– Это просто шутка, клянусь. Винона захотела пошутить.

– Хороши у нее шуточки! Я брата чуть убийцей считать не начал!

Кэса опускает плечи, неловко переминается с ноги на ногу.

– Мне жаль, Мизу. Ничего дурного Гекек не сделал, да только не над тобой здесь шутка.

Мизу непонимающе смотрит на Кэсу, а потом до него доходит. Аяш!

– Что вы сделали?! – Он хватает ее за плечи и встряхивает так, что у девчонки зубы лязгают. – Где Аяш?

– Отпусти! Никто ее не убьет, попугают только слегка…

– Попугают?..

Мизу сразу все понимает, и от злости у него перед глазами темнеет. Вот зачем нужна была история о старухе! Вот почему Винона с ними не пошла! Готовилась, видно.

Тошно ему становится. Аяш маленькая, некрасивая, нелепая, доверчивая. Клюет ее Винона, как хищная птица чужого слетка. Слабость за ней чует, а свой норов девать некуда, вот дурно и выходит. И десяти солнц не сменилось, как Винона пыталась малышке раскаленный камень за шиворот кинуть, пока та с завязанными глазами Лилуай ловила. Мизу тогда это заметил, пригрозил вождю рассказать. Окэнзи Винону за такие шутки сам бы на тот камень задницей посадил.

Затаила Винона зло на них обоих.

– Пойдем. – Злиться на Кэсу без толку, не она этой компанией верховодит. – И побыстрее, хотя торопиться нам, поди, некуда.

Кэса не дура и цену таким шуткам знает хорошо, но и с подругой ругаться не посмеет. Наверняка выждала со своим признанием достаточно времени, чтобы и Винонин план не порушить, и с себя часть вины снять.

Они как раз проходят место, с которого разделились, когда видят бегущую навстречу Лилуай. У мальчика падает сердце. Лилуай испугана не на шутку: руки ходуном ходят, глаза распахнуты по-совиному.

– Мизу, беги в деревню! Мы Аяш потеряли!

* * *

Девочка приходит в себя, лежа лицом в грязи. Холодно. Она поджимает ноги и покрепче обвивает короткие ручки вокруг своего большого тела. Когда она успела так замерзнуть? И где она?

Глаза открывать не хочется, да лучше открыть, потому как стоит перед ними страшная старуха, скалится, когти свои тянет. Нет, глаза нужно открыть.

Первое, что видит Аяш, – старуха. Девочка с визгом подскакивает, плюхается на задницу, пытается отползти спиной в заросли папоротника и больно бьется о трухлявый пень. И только потом понимает, что старуха совсем другая.

– Ты чего, милая?

Перед Аяш очень пожилая женщина, какая легко могла бы жить в ее собственной или соседней деревне. Темная кожа, глубокие круги морщин под глазами. Нос был сломан да сросся криво. Возле левого уголка рта темное пятно, какое у иных младенцев бывает с рождения. У Аяш такое на спине, сама она не видела, конечно, – мама говорила да Винона дразнилась. Волосы у старухи белые, как гребешок волны, и криво отхвачены под грудью. Видно, нож затупился, да сил самой наточить у нее нет.

Аяш ее не знает и пробует улыбнуться.

– Я потерялась, бабушка.

– Потерялась? – Старуха кивает как бы самой себе. – А чьих ты будешь?

– Я из квилетов. Из деревни вождя Окэнзи.

– Далеко же ты ушла от своей деревни. Я бы проводила тебя, милая, да ночь того и гляди наступит, все ноги в лесу переломаем.

– Что же делать, бабушка?

– Иди за мной. Ужином тебя не обижу, спать уложу, а как солнце придет, пойдем в твою деревню. Как звать тебя?

– Аяш.

– Не бойся, Аяш, под следующей луной ты уже будешь дома.

Девочка кивает. Права бабушка, нечего ночами по лесам ходить, да только как же ее племя? Не могли они своих детей не хватиться. Ищут, поди, мама волнуется… Ищут. Вряд ли бабушка от этих мест далеко живет, вон она какая медлительная. К огню люди скорее выйдут.

– Откуда вы, бабушка?

– Я? – Старуха оглядывается на Аяш через плечо. Уголок губы уродливо растягивает пятно. – Не помню уже. Я даже имени своего не помню. Долго я живу, Аяш; океан приходит и уходит, деревья из травы вырастают и в траву же возвращаются, а я все живу. Тут не то что имя – речь человеческую позабудешь.

Аяш смотрит на бабушку с сочувствием. Бедная! Не хотела бы девочка себе такой долгой жизни. Любит маленькая Аяш маму, племя свое, кедр на скале и даже проломник, что вокруг него увивается. Не хочется ей наблюдать за тем, как исчезает все, что она любит.

– Вот мы и на месте.

Аяш ожидает увидеть пещеру в горах или дом у ручья, но вместо этого бабушка выводит ее на окруженную валунами поляну. Аяш смотрит на огромные поросшие мхом камни, и ей делается дурно.

– Чего ты, милая? Не нравится тебе мое логово? А ведь когда-то эти валуны покоились на вершинах гор, Аяш. Но даже горы врастают в землю. Была долина, а осталась от нее одна поляна.

Аяш думает, что