Гесериада - Автор Неизвестен

урока авось ты поймешь, как, по-твоему, правильно сидеть сундлатом и как — неправильно! — И позволила она Цзуру сидеть сундлатом как полагается.

Вскоре после того, как Цзуру вошел в дом Рогмо-гоа, к ним с визитом отправились ее дядя и тетка по матери. Прибыли они с такими мыслями:

— Не простая ведь наша племянница, а хубилган: посмотрим, каков-то окажется ее муж?

Но свекор со свекровью порешили не показывать Цзуру, дали ему чашку с пшенной кашей и засадили в угол для домашних вещей, с просьбой и не показываться до самого отъезда гостей. Пришли дяди с тетками и стали расспрашивать:

— Ну, где же наш зять? Хороший ли он человек или худой?

— А кто ж его знает? — говорят свекор со свекровью. — Дело молодое: уехал в соседний аил погостевать. — Не успели они проговорить этих слов, как Цзуру со словами: «Кажется, обо мне речь?» — и выскакивает, распустив свой золотой блеск до самой каши.

— Тьфу, пропасть на вас! Разве можно так поступать, отца вашего башку[50]. Негодяи вы! — гневались родичи и по пути домой отогнали их табун.

— Коня мне! — говорит Цзуру. — Щит, сайдак и лук! Я бравый молодец, попробую их нагнать!

— Тьфу, дурень! — отвечают ему. Еще недоставало — дать тебе коня со снаряженьем! И не дали. Тогда Цзуру поймал возле юрты козла с валухом и на этой паре пустился в погоню за грабителями, настиг их, наповал избил и их самих, и их коней и пригнал обратно домой свой табун. После того Цзуру собирается уезжать к себе домой, а свекор со свекровью опять ворчат:

— Что такое тебе, дурню, сделали, что ты собираешься уходить? Живи себе, пока живется!

* * *

Однажды Гесер в образе Цотон-нойона является домой, в то время как в образе Цзуру он ловил оготонов.

Мнимый Цотон-нойон останавливается возле юрты Рогмо-гоа и спрашивает ее:

— Где Цзуру?

— А ну его!

— Как будто бы отправился на охоту на оготона, — отвечает Рогмо.

— Я, — говорит он, — я великий владетельный нойон в Тибете, а ты маешься, должно быть, с ним, дорогая моя красавица, невестка. Вели только убить этого негодяя Цзуру — и убью. Вели оженить на другой — и оженю. Вели сослать — и сошлю. А тебя возьму за себя! — говорит Цотон.

— Что я понимаю? — говорит она. — Сами вы должны бы лучше знать. Ведь мы с вами родственники.

В то время как Цотон, взволнованный мыслями о предстоящей женитьбе, стал уезжать, подъехал Цзуру.

— Кто это от тебя уезжает? — спрашивает Цзуру.

— А ну тебя, — отвечает Рогмо.

— Твой, что ли, родственник, — говорит он, — Цотон? — А зачем он приезжал?

— А кто же его знает? — спросил тебя, да и уехал.

— Наши тибетские кочевья далеконько от ихних кочевьев! Почему же он в таком случае уехал, не повидавшись со мной, раз что меня спрашивал?

— Этого я не знаю. Справился о тебе и уехал.

— Зато я знаю! — говорит Цзуру. — Я знаю!

— Что можешь знать ты, глупый? Ты нарочно так говоришь для того, чтобы меня помучить! — заворчала Рогмо.

— Нет, — говорит Цзуру. — Напротив, после всего бывшего ты начинаешь приводить меня в страх за будущее! — ответил Цзуру и уехал.

На следующий день Цзуру опять обернулся: домой является под видом Бадмараева сына Бам-Шурцэ, а в образе Цзуру уезжает опять на охоту. Поговорив с Рогмо, так же как и Цотон, и так же размечтавшись, стал он уезжать, как является Цзуру:

— Кто это был у тебя? — спрашивает он.

— Назвался Бадмараевым сыном, Бам-Шурцэ, — отвечает она.

— А по какому делу?

— Спросил тебя и уехал.

— Что же он сейчас не повидался со мной? Я понимаю теперь: ты сговорилась с ним убить меня, как только он соберет тибетскую знать! И с этими словами он вышел вон.

На третий день Гесер является домой в образе тридцати тибетских богатырей, до точности во всем их снаряжении. Так как богатыри расположились станом неподалеку от ставки Сенгеслу-хана, то он послал осведомиться, кто такие будут эти знатные иностранцы. Посланные принесли такой ответ:

— Скажите, что мы тибетцы и требуем определенного ответа: намерены ли вы выдать нам жену Цзуру или нет? Если намерены, то выдавайте сейчас, а нет, так скажите прямо, что не дадим.

Тогда Сенгеслу-хан со всеми своими сановниками держали совет:

— Если выдать ее, то чем объяснить, что так беспрекословно отдаем свое любимое детище? Если же не выдадим, то нас перебьют эти тридцать богатырей. Попробуем отделаться хитростью. И они дали такой ответ:

— Возвращайтесь на родину, а мы пошлем ее вслед за вами, так как сейчас еще не готовы подобающие сборы ее в дорогу.

Тогда богатыри прислали им такое уведомление:

— Если вы считаете Цзуру худым человеком и намерены выдать свою дочь за другого, то выдавайте. Если же вы почему-либо не собираетесь ее выдавать за другого, а намерены и впредь держать зятем Цзуру, так знайте, что мы, тридцать тибетских богатырей, справлялись с людьми и повыше вас! Не лукавьте же с нами понапрасну и за промедление в своем деле пеняйте на себя! И с этими словами они поднялись уезжать.

До смерти перепугавшись этих угроз, Сенгеслу-хан откочевал вслед за богатырями и, достигнув Тибета, стал кочевать в одних кочевьях с тибетцами.

21

Происки Цотона

Пылая ненавистью к Цзуре, Цотон-нойон устраивает конские бега, созывая на них тридцать тысяч людей. Призом же он назначает: чешуйчатый панцирь, знаменитый шлем Дагорисхой, славный меч Томарцак и щит Тумен-одон, «десять тысяч звезд», и притом с тем условием, что выигравший возьмет на придачу и Рогмо-гоа в жены. Тридцать тысяч соискателей едет на бега, а Цзуру, принеся кадильную жертву небесной своей бабушке, Абса-хурцэ, обращается к ней с молитвою:

— Как в этом мире предопределено мне возродиться государем десяти стран света Гесер-ханом для благотворения всем одушевленным существам, так равно и в будущей жизни надлежит мне родиться Ханхой-Кобегун’ом для спасения всех грешных душ. Но вот Цотон-нойон созывает на конские бега тридцать тысяч людей, замыслив отобрать мою законную жену. Ниспошли же ты мне с неба моего гнедого жеребенка-третьяка, если признаешь его подходящим; а нет — так пошли мне какого-нибудь