Легенды квилетов - Оливия Невельсон

Лилуай дает Мизу закончить и снова заговаривает:

– Ты прав, Мизу, наш отец то же самое сказал. Но это он историю Гекека слушать не захотел.

– Умный он у вас потому что. Гекек такого расскажет – я и сам его слушать не хочу, а он мне, между прочим, брат.

– Не считается. Я Лайза тоже слушать не хочу именно потому, что он мой брат.

Аяш крепко сомневается в том, что эта причина – единственная, однако рта открыть не смеет. Гекек много врет, но красиво, с выдумкой. Аяш вот любит его послушать, она вообще сказки любит. У Гекека, в отличие от матери, они хотя бы не повторяются. А вот Лайз красиво врать не умеет: видно, что старается, а выходит дурь дурью.

– Ну и что же вам рассказал Гекек? – печально спрашивает Мизу. Корзину он давно отставил в сторону, задел его чем-то этот разговор, но чем – понять невозможно.

– Правду про свою первую охоту.

Мизу стонет и прикрывает лицо рукой, Аяш смеется. Гекек получил право на собственный лук в прошлую луну и, как положено, отправился на ночь в лес. Вернулся с пустыми руками. В племени никто не удивился: не к каждому по первости зверь выйдет, нечего здесь стыдиться.

Гекек решил иначе. И с тех пор племя слушало про то, как он шел по следам то медведя, то пумы, а после отбивался от целой стаи волков. Если бы не они, уверял Гекек, укрываться бы вождю по ночам новой шкурой. Аяш поначалу слушала его истории с интересом. Не верила, конечно, но говорил он хорошо. Девочке казалось, будто это она шла сквозь ночь по самому сердцу леса, вздрагивала от капель воды, падающих с мокрых листьев, приглядывалась к звериному следу на стволе поваленного дерева… Вместе с Гекеком она взбиралась на старую ольху и в свете полной луны наблюдала, как блестят шерстинки на волчьих спинах, видела горящие глаза и слышала, как цепляются когти за ствол, срывая с него лишайник вперемежку с корой…

– Лилуай, у Гекека правда – что солнце: каждый день перерождается. То медведь, то пума, то лось…

Про лося Аяш еще не слышала, а жаль!

– Твой брат вернулся без стрелы, – напоминает Кэса.

– Потому что со злости выпустил ее в дерево. Ну или в волка, одного-единственного. Старого и, я уверен, случайно пробегавшего мимо.

– То есть в волка ты поверить готов?

– Пожалуй. Пумы на лосей у него меняются, а вот про волков братец каждый раз вспоминает. А мог бы поинтересней переврать: шел, мол, за лосем, а тут пума. От стрелы она хвостом отмахнулась, а я ее голыми руками…

– Тогда бы ему пришлось вождю объяснять, куда шкуру дел, – возражает ему развеселившаяся Аяш, забыв о том, что на поляне они не одни.

– В драке на мелкие клочки изорвал. – Мизу непритворно задумывается. – История как раз по Гекеку, а он все волки, волки… Может, и были волки. И ольха была, которая через раз кедр. Брат у меня, конечно, дурак, но не слабак и не трус, вполне мог залезть и переждать.

– А если трус, то чего на дерево лез? – вмешивается Лайз, которому таланты Гекека покоя не дают. Не охотничьи, разумеется: тут Лайз брата Мизу и без права на собственный лук оставил бы, а вот умения складно травить байки он простить сопернику не может, это Аяш хорошо понимает.

– Потому что волков стаями воевать только у костра в окружении девок хорошо. – Мизу пожимает плечами. – Я бы и сам при виде них на кедр птицей вспорхнул. Да и ты тоже, если головой хоть иногда думаешь.

– Не было там никаких волков! – Топает ногой Лилуай. – Гекек сказал, что пустил стрелу между деревьями, когда увидел там движение. Он издалека слышал, как мчится что-то в его сторону: топот, треск… Он страшно испугался! Гекек клянется, что и правда решил, будто это пума. Убить ее он и не думал, только отпугнуть – и пустил стрелу. А попал в человека!

Аяш становится совсем не весело. В ночь первой охоты вождь накрепко запрещает другим членам племени ходить в лес, но всякое случается. У них в деревне никто не пропал, но она своими ушами слышала про детишек…

Мизу смотрит на Лилуай не отрываясь, а затем наклоняется над корзиной, вешает ее на руку и идет к Лайзу. По пути хватает Аяш за плечо так крепко, что ей делается больно.

– Не знаю, зачем ты это придумала, Лилуай, но нам с Аяш здесь делать нечего. Лайз, дай пройти.

– Да послушай, Мизу! – Лилуай бросается за ним следом. – Ты брата лучше всех нас знаешь. Будь это кто-то из племени, разве бросил бы он человека? Вины за ним быть не могло: об охоте все знали, вождь строго-настрого деревню покидать запретил…

Аяш кивает согласно, а сама думает: если дети из соседней деревни еще днем потерялись, откуда им о запрете знать? Может, они человека услышали, бросились к нему и… Дальше даже думать страшно. Мизу руку так и не убрал, плечо болит все сильнее, а Аяш даже пискнуть не смеет. Знает, ему самому сейчас больнее.

– Вот именно, – отвечает Мизу, не оборачиваясь к Лилуай. – Я своего брата знаю. Врун он страшный, но нет в его сказках злобы. А ты сейчас ужасные вещи говоришь, Лилуай.

– Мизу, ты меня дослушай! Не бросил бы твой брат соплеменника!

– Он бы и человека из макка не бросил! – все же срывается тот. Лайз его не пускает, но Мизу продолжает, стоя к Лилуай спиной. Аяш думает: это чтобы ее не ударить.

– Именно! Но в кустах никого не было! А потом Гекек понял, что это вообще не человек!

Мизу все же оборачивается, но Аяш с облегчением понимает, что лицо его спокойно.

– Ты уж определись, Лилуай, человека мой брат убил или нет.

– Не убил, а ранил. Пойми, Мизу, он думал, что это человек, а оказалось, что нет.

– И кто же это был?

Глаза у Лилуай сверкают.

– Даския!

* * *

Мизу наконец отпускает плечо Аяш. Она чуть оттягивает рукав на плече – пальцы пропечатались на коже, словно в черную краску их макнули.

– Даския, – говорит Мизу нараспев. – Значит, мой брат встретил в лесу старуху с двух мужчин ростом, которая варит из детей рагу, и принял ее за пуму?

– И ранил!

– И ранил, – повторяет Мизу. – А потом убил. И съел. Рагу он готовить не умеет, поэтому съел сырой. Лилуай, ты зачем это затеяла?

– Правда, Лилуай? – Кэса подходит к подруге