Либежгора - Рустам Разуванов

убивают если…

– Кричал, значит?

– Да-да, на весь лес, вот Ленка-то, с бараков, тоже ночью слышала, они с мужем выходили посмотреть, подумали, может, медведь напал на кого-то.

– Увидели кого-то?

– Нет, Валера-то, мол, выпь это. А ничего это не выпь, выпи у нас отродясь в краях наших не было.

– Выпь?

– Ну да, мол, не человек-то кричал, они ведь ходили и искали сначала.

– Кого? Бабушку?

– Да не бабушку, но ее-то само собой, еще до того, как накатили.

– Ну…

– А потом-то уже услышали, как кричал кто, испугались сильно, но подумали, что кто-то в беду попал. А иначе надо же так на весь лес орать?

– Так…

– Вот и ходили, туда пойдут, а крик уже с другой стороны. Обратно, а он опять с другой, как кто за нос их специально водил.

– Ничего себе…

– Вот они и испугались сильно, да и крик ведь такой, что в жилах кровь стынет, много ведь кто на деревне слышал, неподалеку же тут, на Либежгоре кричало-то.

– А кто это?

– А бог его знает! Но вот они так и ходили-то, а потом, говорят, слышат, что колокольчик звенит, ну, они сразу же деру-то и дали, на болота, а потом Генка-то на кочке упал, глядь – а сзади тройка промчалась, прямо по болоту…

– А как она там проехала?

– Да кто его знает, это ведь нечистое все, оно где угодно проедет, прям в аккурат посреди елок да по болоту.

– А остальные, стало быть, не видели?

– Нет, милок, не успели, говорят, только слышали, как бубенчики звенят, но сразу сообразили, в чем дело.

– Не понял…

– Да ведь не впервой… Не раз уже люди видели тройку-то, говорят, от нечистых это все.

– Не первый раз?!

– Ну конечно, и Любушка видела, и Валя, когда еще совсем малехонькой была и они в школу ходили. Это ведь напасть известная. Не новая.

– Быть не может…

– Ну, коли не веришь, так сам сходи, да спроси, они тебе тоже самое расскажут.

– К кому?

– Да к Валюшке, Куракиных-то, она тот случай до сих пор помнит.

– Ясно. Все равно никак не пойму: сначала крики, потом бубенчики, потом колесница…

– Да тройка, ага, Генка щас говорил вон только что, говорит, только упал, глядь – и мельком между елок промчалась… Он как закричит…

– Это вы сейчас его видели?

– Дак да, еле подняли его на собрание-то. Всю ночь ведь пил. Лег, когда другие люди вставать начали.

– А как же они вернулись?

– Дак блуждали все, блуждали, вон у самого Кривого вышли.

– Вот это да!

– А то, с испугу решили вокруг обойти, а Генка – так и все, думали, умом тронулся, всю дорогу песни пел. Они правда, как добрались, там их с Кривого еще мужики увидели, они там еще выпили, чтоб в себя прийти, и так все по дороге до деревни и шел. До самого дому своего песни орал.

– Песни орал?

– Да чтоб не страшно было, а может, и упился уже к тому моменту, кто его теперь поймет, что там и было – все нечистое.

– Хм, я, кажется, даже слышал его ночью.

– Много кто слышал, жаловались, что пьянехоньки ходят по деревне и людям спать не дают.

– И как он? Правда, плохо ему?

– Да уж явно нехорошо, после ночи-то такой. Верно, в запой уйдет. Уж не знаю, что они там… Али привиделось, но это все дело известное, старики наши, когда мы сами молодые были, нам и не о таком рассказывали.

– А Таня наша там еще? На собрании?

– В клубе они были, да щас уж все разошлись, щас и Танюшка ваша придет.

– Ясно, спасибо.

– Нечего бы и так туда ходить, к Воробьихе бы сходили, верно вам говорю… Она-то знает…

Я стоял, смотрел на свою пожилую собеседницу и думал, что другого такого случая расспросить обо всем у меня, может, больше и не будет. Ее лицо было изъедено морщинами, а глаза словно сами просили, чтобы ее уговорили рассказать: «Спроси, милок, спроси… Я тебе и не такого расскажу».

Глава 11. Дедушка в лесу

Недолго думая, я решил задать все вопросы, которые так меня интересовали. Пока нам никто не мешал. Пока я мог без стыда спрашивать о самых запретных глупостях, а взамен получать самые невероятные ответы.

– А почему же вы считаете, что она поможет?

– Как почему, это все знают, она ведь из этих.

– Из кого?

– Из осиновских.

– А в Осиново, что, все колдуны и ведьмы, что ли, были?

– Ну, все, да не все. А многие там были. Не такие как наши бабки.

– Бабки?

– Ну, кто заговаривать умел там, али еще что.

– Вот как.

– Ну, раньше ведь лекарей-то не было, внучок, ничего не было, вот к бабушкам и ходили, к повитухе или знахарке какой, беду отладить или болезнь отговорить, роды принять.

– А осиновские лучше всех лечили, что ли?

– Да они больше не лечили, а вредили.

– Вредили? Как?

– Ну, оно известно как, они всяких там своих наговоров знают, или какого-нибудь старика-шептуна позовут.

– Шептуна?

– Да, у них так было, у них раньше все старики такое могли, и старухи тоже, но старики больше.

– А потом?

– А потом все помирать стали.

– От чего?

– Да ни от чего. От старости, их роды вымирали – вот в наши дни никого и не осталось. Разве что ребенком был кто да в их родстве состоял.

– Баб Нин, а расскажите, как они могли людям плохо делать – шептуны-то.

– Да кто ж его знает? Этого ведь никто не знает!

– Но ведь видели же люди, знали, что это они делали злое?

– Ну, дак а как же, кто им дорогу перейдет, того обязательно кара какая-нить постигнет. Или беда или смерть, или нечистая заберет.

– А как нечистая заберет?

– Да как, а вот как бабушка твоя – куда пропала?

– Куда?

– А никто не знает куда, так и говорят – «нечистые забрали». Вот и говорю вам, пускай кто к Воробьихе сходит. Попросить.

– А как она поможет?

– А она знает, как их нечистые все эти шептуны да нойды всякие что-то там свое поколдуют, в лесах поворочаются, в дыры свои пошепчут что-то – и отпустят нечистые человека.

– Даже если его много дней не было?

– Ну а как же!

– А такое случалось раньше?

– Ну а как же! А я почем зря, что ли, говорю? Было и не раз такое, вот хотя бы, когда бабушка еще моя молода была, не отселева, а с Ладушек,