Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица - Андриенко Владимир Александрович

– Сейчас нет, а завтра накопаем, Степан Елисеевич. Главное чтобы нам сейчас перед Петербургом отчитаться. Им нужны разоблачения. Мы их им дадим. Да и ваших чиновников прижмем. А затем и подлинную правду накопаем. Пусть только нам никто не мешает.

– Князь, верно говорит, – согласился с князем Иванцов. – Ну, написали мы первый раз правду, и что? Князь только нагоняй получил и все.

– Ладно, друзья. Соглашусь с вами. Показывайте этот документ кому хотите. Я подпишу его.

– Вот и отлично, Степан! – князь подал руку Соколову. – Я тебе обещаю, что прижму и твоего Бергофа и прокурора Хвощинского и полицмейстера Молчанова. И пикнуть не посмеют!

Соколов ответил:

– Хорошо, коли так, князь. Но с сего часа у меня есть дело касательно капитана Тютчева.

– Жалоба Тютчева исчезла из архива, Степан Елисеевич, – сказал Иванцов. – Я это уже проверил не единожды.

– Зато сам Тютчев жив и здоров.

– И вы думаете, что он станет нам помогать? Сомневаюсь.

– А ты не сомневайся, Иван Иванович. У меня есть чем его зацепить.

– Рано еще на эту карту ставить, Степан Елисеевич, – Цицианов положил руку на плечо Соколова. – Стоит пока подождать.

– Подождать? Возможно, ты прав, князь. В этом деле спешить не стоит. Вдруг, Тютчев и его дело станут нашим последним козырем…

Глава 8

Дело Тютчева.

Апрель 1763 года.

1

Москва.

Квартира Степана Соколова.

Апрель 1763 года.

Степан Елисеевич Соколов снова выслушал нотацию от собственного денщика. Тот прямо сказал ему о неблагоприятных последствиях его действий.

– Сколь лет тебе уже, Степан Елисеич, а ума все не нажил.

– Ты снова за старое?

– А чего? – огрызнулся денщик. – Этак по миру скоро пойдем. Слых идет что сильно тобой его высокоблагородие Бергоф недовольны.

– Плевать! – сказал Соколов.

– А сей Бергоф человечек не прост! Он себе на уме и вскорости действительным статским советником станет. В его превосходительство выйдет19!

– Посмотрим выйдет ли.

– А чего смотреть? Такие всегда выходят. А ты, сударь, токмо врагов заводить научился. И каких врагов! Недруги твои прокурор Хвощинский да полицмейстер Молчанов только того и ждут как сожрать тебя!

– Авось подавятся!

Со двора донесся шум подъехавшего экипажа.

Степан подошел к окну. Приехал князь Цицианов…

***

Цицианов принес дурные новости. Он явно недооценил своих противников в Москве и возможности своих друзей в Петербурге. Барон Корф прислал ему письмо, в котором сообщил, что генерал-прокурору Глебову подали донос и несколько жалоб на работу их следственной комиссии.

– Что, князь, дурные вести привез? – спросил Соколов.

– Дурные, Степан. Письмо получил от приятеля своего барона Корфа. Хвощинский свои связи задействовал столичные и жалобу на нас подал.

– Это для меня не новость. Я ждал чего-то подобного. Мы в их болото камень кинули вот и заквакали жабы-то. А ты чего ждал, князь? Я этих людишек давно знаю.

– Дворянство наше российское все больше осуждает нас, что на поводу у жалобы холопской пошли. Вот послушай, что барон пишет.

Цицианов развернул лист и стал читать:

«Вчера был я на рауте у Голицына, и жена его припомнила времена Ивана Васильевича Грозного. Говорила, что тогда также знатных бояр по наветам холопским много извели. Неужели же и в правление такой просвещенной монархини как Екатерина Алексеевна, то повторится? Чуешь, друг мой, куда ветер подул? Императрица слышит подобное и уже проклинает тот день, когда жалобу эту к рассмотрению приняла».

– Ловко повернули дело! – проговорил Соколов.

– Куда уж ловчее. Языком болтать это не следствие вести. А вчерашние мои допросы ничего не дали. Дворня салтыковская боится барыни своей как огня. Особенно, после того как они нами арестованных холопов обратно барыне отдали.

– Ты еще одной дурной новости не знаешь, князь Дмитрий. Лукьян Михеев умер.

– Что? Тот, что свидетелем у нас проходил по убийству дворовых женщин Салтыковой? Как же это?

– В полиции его тело лежит и уже врачебная записка составлена.

– И от чего он умер? – спросил Цицианов.

– Убит другим крепостным Салтыковой Трофимом Степановым. А этот Трофим второй наш свидетель по делу убийства Аксиньи Григорьевой и Ирины Алексеевой. Вот так-то. И после этого ты желаешь, чтобы холопы Салтыковой с тобой разговаривали? Но ты скажи, князь, работать нам дадут-ли?

– Пока время есть, Степан! Бергоф с Хвощинским пока смирно сидят, ибо не знают, как все дело в Петербурге повернется. Того, что мне барон Корф сообщил, они не знают.

– Это уже хорошая весть, князь.

– У тебя есть план, Степан Елисеевич?

– Ты подумай, князь, если Салтыкова виновна, то кто тогда трактирного завсегдатая Мишку убил?

– Да дался тебе, Степан, этот Мишка. Не об том думать стоит.

– Да ты пойми, князь. Мишка мог нам указать путь к тому, кто деньги её сбежавшим холопам давал, для того, чтобы они жалобу на барыню в руки императрице отдали.

– Да то, что говорил Мишка все мраком покрыто. Может его тебе подсунули специально, дабы дело запутать.

– Может и так. Его нам Иванцов нашел. И никто того предположить не мог. Мишка случайный свидетель. И он как раз и мог нам дать настоящую нить для следствия.

– Но его больше нет, Степан. Нет. И хватит об этом. Нужно искать доказательства вины Салтыковой. Тебе стоит сыграть на карте под названием капитан Тютчев. Я думал об сем деле недавно и понял, что там можно кое-что накопать.

– Вот в связи с Тютчевым я о Мишке и вспомнил, князь. Не он ли тот самый человек кто помог бежать холопам Салтыковой Ермолаю Ильину и Савелию Мартынову? Он мог хотеть отомстить Салтыковой и мог то все организовать. У него и связи и родня в Петербурге имеется.

– И ты хочешь ему это предъявить? Так, Степан?

– Не знаю, князь. Разве что ва-банк сыграть? Ну а если не получится ничего? А если это не он?

– Стоит быть крайне осторожным.

– Так ехать к Тютчеву нынче? Или погодить?

– Ехать, Степан Елисеевич.

– Значит поеду к Тютчеву. А ты князь, поезжай к Иванцову в помощь. Он сейчас над делом об убийстве Лукьяна Михеева разобраться пробует. Помоги ему. Попытайся узнать правду, кто и за что его убил. Встретимся в присутствии в полдень.

– Хорошо, Степан Елисеевич.

2

Москва.

В доме капитана Тютчева.

Апрель 1763 года.

Коллежский секретарь Соколов одел мундир, приказал денщику подать форменный плащ и треуголку. Стоило явиться к капитану как официальное лицо.

– Князь твой тебе коляску свою оставил, барин, – сказал денщик. – Токмо без кучера.

– Без кучера?

– В кучерах евоный слуга был. Он его и забрал. А меня спросил могу ли лошадками править? А я чего? Я могу.

– Вот и занимай место на козлах. Едем к капитану Тютчеву.

– Это который капитан у церквы Николы живет?

– Он самый.

– Так это я враз сделаю, барин.

Степан вышел из дома и сел в коляску…

***

Коляска выехала за ворота и покатилась по мокрой от дождя мостовой.

Соколов думал, как лучше всего подойти к капитану. Тот слыл человеком осторожным и на авантюры не пойдет. На службе нареканий не имел и карьеру делал исправно. С подчиненными и начальством капитана ладил и его собирались произвести в секунд-майоры. Такого лучше сразу «оглушить» именем императрицы.

Или зайти с другой стороны?

Николай Андреевич Тютчев наследник старинного дворянского рода слыл образованным и просвещенным человеком. К своим крепостным был добр и слуги на барина нарадоваться не могли.

Может к страданиям Салтыковкой дворни не останется равнодушным? Человек-то он мягкий. Хотя одно дело доброта к своим крестьянам, а иное влезать в неблагодарное дело, которое еще неизвестно чем обернется.