Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица - Андриенко Владимир Александрович

– Начинай, а не то нам придется начать допрос с пристрастием, – вмешался Иванцов.

– Женка моя Аксинья сразу после того как повенчали нас в церкве была вместе со мной в дом барыни взята, – начал Трофим свой рассказ. – А как неделя прошла, приказала барыня наша моей женке полы вымыть начисто в горницах. Та, значит все как надобно сробила. Да истопник когда поленья-то в печку закладывал, снова сажи натрусил на полы. А барыня как приказала свое кресло придвинуть к камину, ту сажу и увидала.

–И что? – спросил Соколов.

–Сильно криком кричала на Аксиньюшку мою. А затем била её поленом нещадно. Прямо у камина поленья лежали. Вот она схватила одно и давай колотить женку. Та в крик, а барыня от того еще больше разлютилась. Полено бросила и схватила Аксинью за волосья.

–Ты лично видел ли сие? – спросил Соколов.

–Я-то? Я-то не видал. Но мне опосля слуги про то рассказали. Но как барыня криком кричала, то я сам слыхал. Дак весь дом слыхал.

–А кто тебе рассказал о том, что Дарья Николаевна Салтыкова лично била твой жену Аксинью? Кто именно?

– Дак Лукьян Михеев истопник был тамо у камина.

– Писчик! – Соколов повернулся к подьячему. – Так и запиши Лукьян Михеев.

Снова заскрипело перо.

– Кто еще видел это?

– Крепостная баба Аленка. Да крепостная баба Иринка. Они обе при барыне состояли тогда. Одевали её и волосы укладывали.

– И кто из этих слуг еще жив до сих пор?

– Лукьян живой. Все еще служит при доме барыни на Москве. Аленка о прошлом годе померла от горячки зимою. А вот Иринку-то Алекссеву по приказу барыни показнили.

–Что? – не поверил Иванцов. – Как это казнили? За что?

–Да за колдовство будто бы. Тогда шесть девок дворовых сгинуло за колдовство.

–Подробнее! Что за колдовство и кто их в этом уличил? – допытывался Соколов.

–Дак наш староста из Троицкого Романка Воеков и уличил их. Тогда барыня в имении проживали. И донес барыне, будто через Иринку коровы в хлеву все передохли. Та велела Иринку схватить и допрос ей учинила.

–А кто видел сие? – снова спросил Соколов.

–Дак многие видали. И я это видал. Ибо сам и хватал по приказу барыни ту женку. Я её за одну руку держал, а Романка Воеков за вторую. А барыня допрос ей учинила, но Иринка поначалу отрицала, что она виноватая в падеже скота. Тогда барыня схватила лучину и стала волосы ей на голове жечь. Но Иринка и тогда говорила, что не она это. Затем барыня припекала лицо женки горячим утюгом. Она самолично, тот утюг держала. И Иринка каяться начала после того.

– Что она сказала?

– Говорила – скотину сама потравила. Извела колдовством. И барыня сие услыхав, сразу приказал девку в подвалы запереть. И более Иринку-то мы живой не видали. Но говорили, что её Васька Антонов убил, тот, что в гайдуках при барыне.

– А тот Васька жив ли? Он и поныне в гайдуках служит? – спросил Иванцов.

– Жив. Здеся он на Москве в доме господском. В Троицком-то он жить теперя боится.

– С чего это? – не понял Соколов.

– Да с того, что с тех пор как Иринку убили, дух её по имению бродит. Васька его однажды видал. До смерти напужался…

4

Москва.

В канцелярии юстиц-коллегии.

В казенном присутствии в канцелярии юстиц-коллегии Соколов и Иванцов узнали новости про князя Цицианова. Прибыл он из Петербурга обратно в Москву. Это сказал им слуга как только они в помещение коллегии вошли.

– Князь вернулся, Иван Иванович.

– И где он ныне? – спросил Иванцов. – Поди в гостинице устраивается?

– Никак нет, – ответил слуга. – Ихние сиятельство здеся.

– Здесь?

Слуга ответил:

– Да у вас в кабинете, ваше благородие. Сидит там вас дожидаючись.

Чиновники поспешили в кабинет коллежского секретаря. Цицианов сидел там мрачнее тучи. Но когда он увидел Соколова, настроение его изменилось.

– Степан Елисеевич! Иван Иванович! Наконец!

– Князь! Рад, что ты приехал! – Соколов горячо пожал ему руку.

То же сделал и Иванцов.

– Судя по вашему лицу новости плохие из столицы? – спросил Иванцов.

– Хуже некуда, господа.

– Чего стряслось? – хотя Соколов и сам знал ответ на этот вопрос.

– Нами очень недовольны.

– Но дело только началось, князь. Многие следствия по три-четыре года тянуться, а мы только начали, и полугода не минуло. А дело-то какое. Здесь кому спешка надобна? – возразил Соколов.

– Императрице надобна, Степан Елисеевич. Государыня желает показать, как она радеет за отечество. Генерал-прокурору Глебову надобны железные доказательства. А разве они у нас есть?

– Но нам следствие вести мешают! Ты сказал бы Глебову!

– Думаешь, не пытался все объяснить? Но Глебову не нужны мои объяснения, Степан Елисеевич.

– Но как так, Дмитрий Владимирович? Самой государыни приказ!

Цицианов ответил Соколову:

– Дворянство недовольно делом против помещицы, Степан! Дело начатое по навету крепостного. И нам нужны доказательства вины Салтыковой. Хоть какие-то. Добудем – получим благоволение государыни. А нет, так Екатерине Алексеевне придется дело свернуть и в угоду барам нашим еще и повиниться перед Дарьей Николаевной. Того нам с вами не простят.

– Но Екатерина самодержавная государыня! Кто посмеет ей сказать хоть слово поперек?

– А кто посмел сказать слово против государя Петра III? Гвардия российская нам нынче царей ставит, Степан Елисеевич! Али позабыл? А в этой самой гвардии помещички и служат. И пока для них Салтыкова своя.

Иванцов вытащил из шкафа бутылку с вином и показал товарищам. Не угодно ли тем выпить?

– Давай, – махнул рукой Соколов. – Настроение собачье! А лучше бы не вина, а водки полуштоф! Ты как, князь?

– За водкой посылать надобно слугу. Пусть вино будет. Разливай, Иван Иванович.

Они сели за стол и Иванцов наполнил бокалы. Все дружно без слов выпили.

– А у вас что здесь? – спросил князь.

– Мы нашли одного свидетеля по делу Салтыковой, – произнес Иванцов и поведал князю о том, что они сделали по Трофиму Степанову.

– Так это же великолепно! Нить в наших руках! Тянуть нужно пока не поздно! Не дай бог обрежут ниточку.

– Нить? – спросил с горечью Соколов. – Какая нить, князь? Сам-то Трофим не видал, как его женку убивали. И о том имеются его показания.

– Но он видел, как Салтыкова пытала женку Иринку! – вскричал Иванцов. – И про то показания такоже имеются.

– Но она не от того померла, Иван Иванович. Да, наказала её барыня. Но где свидетельство что девка с пытки умерла? С такими доказательствами нам лучше к начальству не соваться. А Салтыковой наверняка сообщат о нашей хитрости с Трофимом Степановым. И её друзья станут действовать незамедлительно. Да и меня еще наш Иван Александрович не «приголубил». Видать еще не доложили про мое самоуправство.

– Но Трофим ведь назвал вам имена тех, кто может стать свидетелем, Елисеевич? Так не пойти ли нам к ней в дом, и не заарестовать ли тех слуг? – предложил Цицианов.

– Да кто нам даст на то позволение? – удивился Соколов и знаком приказал Иванцову снова налить. – Начальник канцелярии статский советник Бергоф нам сего не позволит. Ты же не привез приказа наложить арест на имущество Салтыковой?

– Да кто его станет спрашивать твоего начальника? Сейчас прямо к Салтыковой нагрянем, пока она ничего не знает, и заарестуем кого надобно. Снимем допрос, и у нас будут свидетельства.

– А князь прав! – вскричал Иванцов. – Так и стоит поступить. Пока она не отрезала нам и эту ниточку. Стоит рискнуть, Степан Елисеевич! Стоит. Ежели время упустим, плохо нам будет.

– Да вы что, белены объелись, друзья мои? Или это дрянное французское вино так ударило вам в головы? Если ничего не выйдет, то нас сожрут!

– А нас и так скоро сожрут, Степан Елисеевич. И если я не привезу им нормально начатого дела по Салтычихе, то нашим карьерам конец. А я поставил на тебя, Степан! Мне предложили отрешиться от этого дела и остаться в Петербурге! Но я не бросил тебя. Решайся!