Гесериада - Автор Неизвестен

брал с собою по три пригоршни белого и черного камня: расставит он по горам белые камешки, и весь скот пасется сам собою; когда же надо возвращаться с пастьбы, кладет он в поясной карман свой черный камешек, и весь скот сам за ним идет.

Однажды, как обычно, втроем, братья отправились со скотом на пастбище. Когда, расположившись в виду своего стада, они беседовали, Цзуру говорит:

— Пасем мы такое множество скота, а ходим совершенно голодные: давайте зарежем и съедим хоть одного теленка!

— Зарежем и съедим? — говорит Рунса. — Да ведь отец с матерью нас заругают! Никак этого нельзя!

Цзаса-Шикир сидит, не говоря ни слова, а Цзуру продолжает: — Я беру ответственность на себя. Цзаса, поймай-ка теленка!

Цзаса поймал, а Цзуру зарезал теленка и содрал с него шкуру в виде мешка. Когда они ели мясо, кости кидали в этот кожаный мешок. Но вот Цзуру дернул этот мешок за хвост, трижды взмахнул рукой и вдруг теленок ожил и побежал в стадо телят.

Когда братья вернулись со скотом домой и все трое вошли в юрту, то Цзуру уселся на свое место, слева, и принялся за еду, а Цзаса с Рунсой стоят.

— Цзуру ест, а вы почему не едите? — спрашивает мать.

— Мы сыты, не хотим! — отвечает Рунса. — Наш младший брат Цзуру резал телка и накормил нас телятиной.

Старик Санлун так и ахнул:

— Цзуру, это правда? — спросил он.

— Не стану говорить, что это ложь, — отвечает Цзуру.

Тогда старик схватил кнут и бросился с намерением отстегать Цзуру. Он хочет стегать, а Цзуру хватается за кнут и перебранивается со стариком.

— В чем дело, старина? — спрашивает выбежавшая на шум Гекше-Амурчила.

— Этот твой негодяй, — говорит Санлун, — зарезал, чертов сын, теленка. Этакая подлость! — И старик никак не может унять своего гнева.

— Ах ты, негодная заблудшая кляча, — забранилась Гекше-Амурчила. — Что же? Твоим телкам и сметы нет, что ли? Ты сначала сосчитай телят: будто у тебя, негодного, уж так много их. А если б и в самом деле съел? Эка беда! Как же ты смеешь бить моего мальчика из-за одного единственного теленка! Похоже, что ты и всерьез думаешь, будто скот и сам по себе будет хорошо разводиться.

Старик выбегает и пересчитывает телят; все оказываются налицо. Вбегая в юрту, набрасывается он тогда на Рунсу:

— Ну, что ты за лгун, а? Попробуй-ка ты у меня еще раз наврать: не я буду, если я тебя не запорю до полусмерти.

* * *

На следующее утро все трое опять ушли со скотом, и Цзуру опять зарезал теленка. Тогда Рунса потихоньку спрятал хвост к себе за пазуху. Как и прошлый раз они ели мясо, бросая кости в мешок; так же, потом, Цзуру трижды взмахнул рукой, и оживший теленок резво помчался в свое стадо.

Когда пришли со скотом домой, Рунса говорит:

— Покушаем-ка хвоста от теленка, которого зарезал наш младший братец Цзуру! — и он вытаскивает из-за пазухи хвост, на котором еще не запеклась кровь и, присев к огню, закапывает его в золу.

— Что это значит, Рунса? — спрашивает старик.

— Младший наш братец, Цзуру, зарезал для нас телка: вот я и хочу теперь испечь телячий хвост и покушать! — говорит Рунса. — Ну, голубчик Цзуру, — говорит Санлун, как же это ты решился на подобную подлость?

И опять старик берет кнут и хочет стегать Цзуру, но тот сопротивляется, хватаясь за кнутовище:

— Э, да он совсем из ума выжил! — кричит Цзуру. — Что это он на меня замахивается и лезет в драку?

В это время вбегает мать Цзуру:

— Что это ты, что это ты, старый греховодник? — кричит она.

— Вон, — говорит старик, — вон Рунса жарит телячий хвост, на котором еще не запеклась кровь. Говорит, что Цзуру зарезал теленка. Теперь сама суди: правда это или ложь?

— Что же ты лезешь драться-то из-за небылиц, которые плетет этот вот твой сынок? Ты лучше бы посмотрел, все ли телята? Старик пошел и пересчитал телят: все оказались налицо, только у одного из хвоста идет кровь.

— Хвост-то у него обрублен! — кричит старик, вбегая в юрту, — и принимается стегать Рунсу, приговаривая:

— Не клевещи понапрасну на бедного мальчика! Это тебе и будет: «Пришел бодочей[44], хотонцам[45] же его и угощать».

— Такое уж мое счастье! — говорит Цзуру. — Однако, чем быть оговариваему понапрасну, пусть лучше оговаривают меня поделом: и не я это буду, старик, если завтра я у тебя не стравлю изрядное количество скота.

* * *

Отправились три брата со скотом. Цзуру зарезал на этот раз девять валухов из своего овечьего стада, чудом набрал откуда-то огромных котлов и, приведя Рунсу в трепет своим величественным видом, принялся стряпать еду. Потом он вынул готовое мясо, устроил жертвенник и с молитвою обратился ко всем своим гениям-хранителям:

— Ты, мои родимый, верховный Хормуста-тэнгрий и покорные тебе семнадцать тэнгриев сонма Эсроа, и тридцать три тэнгрия свиты твоей. И ты, родимая моя бабушка, Абса-Хурце. И ты, переводчик мой, белая небесная дева Арья-Аламкари, покровительница моя, владеющая тремястами языками. И вы, мои жребьеметатели, Моа-Гуши и славный Дангбо. И ты, земной мой отец, горный царь Оа-Гунчид. И вы, три победоносные сестрицы мои, и вышние мои хранители, будды десяти стран света и четыре драконовых царя преисподней. Все вы повелели мне отправиться в мир, и вот я родился в мире и хочу я, ничтожный, явиться пред вашими очами и молитвенно воззвать к вам, принося предлежащую чистую жертву.

И сказали все его гении-хранители:

— До наших ноздрей доносится сладостный запах: то родился, значит; на Златонедрой Земле наш соплячок, и вот дает нам знать, что родился.

Помолившись, всем этим покровителям своим, он поставил пред Цзасой и Рунсой большой стол и предложил им угощение. Цзаса ел вволю, а Рунса, подавленный величием Гесера, сидел и ничего не ел. Созванные же Цзурой его гении-хранители пришли под видом множества людей и съели все дочиста. Встав из-за стола, Рунса поспешил домой вперед, а Цзаса с Цзурой отправились со скотом вслед за ним.

Дома Рунса рассказывает:

— Ваш сынок Цзуру стравил до десяти валухов. Набрав откуда-то котлов, стал он всех баранов варить, а после того как вынул готовое мясо, давай он всуе причитать: