Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

– Что за дерьмо творится у тебя в голове? – рявкнул Эфкен, поворачиваясь к нему. Ибрагим от страха вжался в спинку сиденья так, что еще немного, и ткань обивки лопнула бы, выпустив ватный наполнитель. – Да я двумя пальцами достану твой сраный мозг и раздавлю его как грецкий орех.

– Ах, божечки. – Ибрагим прижал ладонь к груди. – Неужели мой мозг только что назвали маленьким? Погоди, взгляни на эти ладони, они такие огромные… Хотя да, у тебя тоже большие руки… – Он искоса взглянул на меня. – Знаешь, в моем мире есть одна поговорка. У того, у кого большая ладонь…

– Ты отвратителен, – сказала я, внезапно почувствовав отвращение.

– Что не так у людей с большими руками? – спросил Эфкен, сердито нахмурившись, но в его синих глазах читалось любопытство.

– Открой ее, и посмотрим, большой у тебя или нет, не хочу быть голословным… – сказал Ибрагим.

– Что ты несешь, безмозглая обезьяна? – зашипел Эфкен, приближаясь к нему словно опасный хищник.

– Я просто хотел получить наглядное доказательство, друг.

– Еще раз назовешь меня так…

– Как именно, друг?

Тут завязалась потасовка, и я увидела, как Ибрагим выскакивает на улицу, а вслед за ним несется Эфкен. Когда я подбежала к окну, они оба уже бежали по снегу. Что-то внутри меня подсказывало, что это происходит не в первый раз. И уж точно не в последний.

Ибрагим наверняка получит хорошую взбучку.

Когда громкий двигатель джипа наконец затих, завывание ветра снаружи заполнило трагичную тишину в салоне. Помимо того что я провела сегодняшнюю ночь в одиночестве, так еще и тревожных мыслей в голове стало еще больше – они наслаивались друг на друга подобно камням башни. Я не знала, где Эфкен был всю ночь. После того как выпроводил Ибрагима, он не вернулся домой, и лишь посреди ночи я услышала звук двигателя его джипа. Теперь мы находились на лугу, где стоял дом Мустафы-баба. Мне хотелось задать Эфкену множество вопросов по поводу последних событий, но вместо этого он просто привез меня к Мустафе-баба.

Лес Ловца Снов предстал передо мной в привычном образе. Зелень, яркие цвета, наводившие на мысли о весне, и ни малейшего намека на снег, портившего эту красоту… Однако полянка была покрыта снегом, как крыльцо и крыша дома Мустафы-баба. На самом деле сугробы вокруг стали гораздо больше, чем в последний раз, когда я была здесь.

Когда Эфкен начал отстегивать ремень безопасности, я осторожно повернулась к нему и спросила, наконец поддавшись любопытству:

– О чем вы спорили с Ибрагимом? – Я думала, что меня никогда не будет это волновать, но вот я пытаюсь узнать о людях, которые так легко рассуждали о смерти.

Эфкен стиснул челюсть.

– Тебя это не касается, – через некоторое время ответил он, в его голосе не слышалось ни одной эмоции, и я не смогла понять, что он чувствует.

– Я и не говорила, что касается. – Я пожала плечами. – Мне просто любопытно.

– Почему? Единственное, что тебя должно интересовать, – как и когда вернуться домой. – Он вскинув бровь. – Разве нет?

– Ты замешан в незаконном бизнесе?

– Я тот, благодаря кому он процветает, – с сарказмом сказал он, и я почувствовала, как волоски на затылке встают дыбом. – Просто у тех парней есть то, что нужно мне. Неважно. – Он открыл дверцу джипа, и в салон ворвался холодный ветер. Слова сгорели у меня на губах, словно коснулись пламени на конце спички. Когда стало так тихо, что я услышала стук своего сердца, я выбралась из машины и направилась за Эфкеном.

Словно ощутив наше присутствие, Мустафа-баба вышел на крыльцо и начал махать рукой, хотя мы еще даже не приблизились к его дому. Мысль о том, что он нас почувствовал, вселяла в меня страх, но я не подавала виду, чтобы Эфкен ничего не заподозрил. Поднявшись по деревянным, заснеженным ступенькам крыльца, я оказалась под пристальным взглядом Мустафы-баба. Но я не смогла поднять голову и посмотреть на него.

– Вы нашли его? – спросил он, сразу переходя к делу, а потом открыл перед нами деревянную дверь. Несмотря на его гостеприимство, я недоверчиво взглянула на харизматичного старика и прошла в дом, где разносилось приятное потрескивание дров в камине.

– Пока нет, – ответил Эфкен. – Но она кого-то подозревает.

Я ощутила горький привкус во рту, как только вспомнила голос, раздавшийся в темном коридоре той ночью.

– Итак, что тебе известно об анонимных произведениях? – нетерпеливо спросил Эфкен, показывая, что не желает говорить на предыдущую тему. Это было настолько очевидно, что я даже не удивилась.

Мустафа-баба сидел на деревянном кресле-качалке и хмуро смотрел на Эфкена, поглаживая густую белую бороду. Все морщины на его лице стали глубже. Казалось, он не понимает, о чем речь.

– Анонимные произведения?

– Да.

– И что я должен знать?

– Медуза, – сказал Эфкен, как будто передавал мне слово. Он внимательно осматривал дом, словно хотел запомнить каждую деталь, и нервно ожидал, когда я заговорю.

– Я знаю всех авторов безымянных работ, людей, которые их создали, – произнесла я. Мустафа-баба вскинул белые брови и медленно повернулся ко мне, не вставая с кресла. Он положил руку на живот и сцепил морщинистые пальцы между собой, а по его лицу растеклось, как чернила, изумление. – И это еще не все, – спокойно продолжила я. – А у тех работ, которые в моем мире считаются анонимными, здесь есть автор.

В глазах старика загорелись разные эмоции, хотя в прошлую нашу встречу я ничего такого не заметила. Он был не просто удивлен, он выглядел так, будто увидел несуществующий минеральный камень.

– Ты уверена? – спросил он с растерянным выражением лица. Впервые за время нашего знакомства его голос дрогнул. Даже Эфкен насторожился от такой реакции старика, чего уж говорить про меня. Ибрагим находился здесь уже больше трех лет, неужели он никогда не поднимал эту тему?

Мустафа-баба смотрел на меня так, словно я была чистилищем посреди рая и ада. Моя правая рука тянулась к раю, левая – к аду, а я была мостом между ними.

– Дитя мое, – наконец сказал он, – это невозможно.

– Но это так, – настаивала я. – Клянусь, все так и есть.

– Но… – Мустафа-баба долго смотрел на меня, будто ничего не понимал, а потом дрожащим голосом произнес: – Этого не может быть.

– Разве? – с любопытством спросила я.

– Тогда мы были бы частью вашей Вселенной, – изумленно сказал