Искра божья - Глазырина Елена

Провизию подвезли ближе к одиннадцати.

Прилёгший вздремнуть на пустой телеге и разбуженный Артемизием, Пьетро без воодушевления покосился на вонючую солонину с сухарями, после чего тоже куда-то улизнул. Правда, отсутствовал он недолго. Вернувшись в крайне приподнятом расположении духа, с тяжёлым холщовым мешком за плечами, де Брамини поманил приятелей к себе.

Из щедро распахнутой мошны каждый из друзей получил по приличному куску копчёной колбасы, пяток варёных вкрутую яиц и ещё тёплый ломоть ржаного хлеба толщиной в добрых три пальца.

Перекусив, Джулиано и Пьетро завалились немного подремать в одной из телег, подпирающих ворота. Так прошло ещё примерно три часа.

Их разбудил грохот тяжёлых подков о мостовую.

Одна за другой к воротам подкатили десять тяжёлых карет. Последний экипаж с пурпурным щитом и золотым орлом на дверцах окружала целая рота гвардейцев. Из него вышел сам Фридрих в строгом чёрном камзоле с дорогой перевязью и длинной шпагой с вычурной гардой, усыпанной драгоценными камнями. Неуклюжее оружие совершенно не шло герцогу, мешало при ходьбе, путалось в складках короткого плаща и цепляло всех вокруг. Герцог показался Джулиано крайне измотанным и постаревшим лет на десять. Его плечи сникли, лицо одрябло и потекло за круглый накрахмаленный воротник, а в тусклых глазах поселилась бесконечная тревога и озабоченность.

Из карет стали выходить важные люди, кутающиеся в меха и тёмный бархат: все сплошь церковные чины и важные истардийские сановники. Последней появилась женщина, облачённая в траурное платье. Джулиано без труда признал в этой особе вдовствующую королеву Маргариту — сестру её высочества Изабеллы.

Фридрих в сопровождении личных телохранителей долго совещался со свитой, сгрудившейся возле его кареты. Потом герцог и ещё четверо человек грузно поднялись по крошащимся ступеням каменного укрепления на самый верх триумфальной арки.

Заметив оживление на стене, мародёры с трудом протёрли осоловевшие от выпитого глаза. Давешняя троица переговорщиков, едва не забыв белый стяг, снова приблизилась к наглухо запечатанным створкам ворот.

— Мы хотим говорить с вашим герцогом, — повторил свои требования седой наёмник в кирасе.

— Говорите, — прокричали ему сверху, — его высочество Фридрих IX, милостью божьей герцог Контийский вас слушает.

— Э-э, не, так не пойдёт, — с ухмылкой возразил ландскнехт, почёсывая дерзко торчащий гульфик, — сеньор коннетабль желает беседовать с его высочеством с глазу на глаз.

— А не слишком ли многого желает сеньор коннетабль?

— Де Бурон предлагает вам мир.

— На каких условиях?

— Это он и хочет обсудить.

— А если мы откажемся?

— Ваше право. Только нас тут сорок тысяч, а защитников в городе кот наплакал. Давайте смотреть правде в лицо: если вы нас сильно разозлите, от ваших занюханных стен, дворцов и храмов останутся одни головёшки.

— Побойтесь бога, нелюди! — выкрикнул знакомый Джулиано мушкетёр. — Слыханное ли дело истианам поднимать руку на Престол святого Петра?

— Ваш Папа слишком зажрался, — откликнулся тощий рыжий знаменосец.

Другие переговорщики, услыхав такое заявление, дружно заржали.

— Кто это сказал?

— Августи́н Лю́тер!

Со стен раздались гневные крики:

— Проклятые еретики! Горите в аду!

Глава 80. Переговоры

— Как там наши дела, дорогой Фриди? — поинтересовалась Маргарита, отрываясь от вышивки поганого змея, соблазняющего нагую Еву, укрытую в райских кущах.

Герцог тяжело опустился на противоположное от вдовствующей королевы сидение экипажа и на мгновение прикрыл усталые покрасневшие глаза.

— Скверно, — коротко бросил он, растирая замёрзшие ладони.

— Ополченцы уже расчистили выход из города? — спросила женщина, делая новый стежок на тонком молочном батисте.

— С минуты на минуту должны закончить.

— Ты решил, с кем отправишься на переговоры? — Маргарита вопросительно приподняла тёмные брови.

— Сеньор Альварес настаивает на своём непременном присутствии, — со вздохом откликнулся Фридрих, — ещё вызвался его высокопреосвященство Алессандро Боргезе, сеньор Медини, дон Жиральдо. Остальные не слишком горят желанием добровольно идти на заклание.

— А моя дорогая сестра? Что-то я не вижу её среди присутствующих…

— Изабелла вместе с детьми накануне отбыла в Совуй навестить отца.

— К чему бы этот внезапный порыв дочерней нежности? — спросила женщина, аккуратно срезая позолоченными ножничками конец шёлковой нитки.

— Всё к лучшему, Марго, всё к лучшему. Хотя бы за семью я могу теперь не волноваться, — герцог сцепил в замок толстые, унизанные перстнями пальцы, лежавшие на коленях.

Маргарита не спеша продела новую алую нить в тонкое игольное ушко́.

— Я иду с тобой! — уверенно заявила она.

— Нет, Марго, что ты! Как можно? Это такой риск! — воскликнул Фридрих.

Вдовствующая королева отложила вышивание на подушки, рассыпанные по сидению, и подалась чуть вперёд.

— Друг мой, я никогда не прощу себе, если останусь в стороне в столь трудный для Истардии час.

— Исключено! — решительно возразил Фридрих, протестующе понимая руки.

— Фридрих, — начала Маргарита, нервно покусывая бледные губы, — я давно уже не та беспомощная девочка, что ты помнишь. Я девятнадцать лет жила в Водии под вечным давлением со стороны Сигизмунда. И только истианская вера всегда служила мне щитом от его самодурства. Позволь же мне…

— Нет! — перебил её Фридрих. — И слушать ничего не желаю!

— Позволь же мне, — продолжила Маргарита, не повышая голоса, — теперь самой решать мою судьбу. Возможно, всех нас ожидает скорая смерть. И если это верно, то свои последние часы я хотела бы провести подле тебя.

Маргарита бережно накрыла ладонью нервно сжатые побелевшие пальцы герцога.

Полог устроенного перед Аргиевыми воротами красно-жёлтого шатра отогнулся, пропуская внутрь девять мужчин и одну женщину. Незнакомый человек лет тридцати пяти уже поджидал их, по-хозяйски развалившись в походном кресле с пыльной бутылкой вина в руке. При появлении герцога наёмник не стал утруждаться церемонным подъёмом с поклонами, а лишь небрежно приподнял с головы разлапистую шляпу. Три его капитана, окружавшие кресло, чуть заметно кивнули вошедшим.

— Добрый вечер, ваше высочество, — поздоровался сидевший, — рад, что мы всё-таки вас дождались. Думал, сегодня уже не свидимся.

Фридрих, запертый со всех сторон четырьмя телохранителями и свитой, хмуро воззрился на говорившего:

— Не имеем чести быть вам представленными, сеньор.

— Шарль де Бурон, граф де Монпансье к вашим услугам, — отрекомендовался коннетабль. — Извините, ваше высочество, старая рана в колене принуждает меня сидеть. Увы, не могу предложить вам того же, — де Бурон насмешливо похлопал по жёсткому подлокотнику занимаемого им единственного кресла в шатре, — сами понимаете — осада, война.

Герцог поджал мягкие губы, но стерпел оскорбление.

— О чём вы желали беседовать с нами? — надменно осведомился он.

— Хм, тут, знаете, у меня такое дело, несколько деликатного толка, — чуть понизив голос, сказал де Бурон, — вы уверены, что полностью доверяете всей вашей челяди? — человек насмешливо обвёл рукой свиту герцога. — Не пришлось бы потом вместе с длинными языками укорачивать и головы…

Герцог бросил короткий взгляд назад и, немного поколебавшись, ответил:

— Вполне.

— Что ж, как хотите, — легко согласился коннетабль, — итак, за последнюю неделю планы нашей компании слегка изменились. Впрочем, так часто бывает в нашем деле… Хм. Если вы хотите немедленного прекращения грабежей, мы требуем от Конта выдачи кондотьера де Вико, а также выплаты пятисот тысяч оронов золотом в качестве контрибуции за наше беспокойство.

— Да вы наглец, — не сдержавшись, хохотнул Антонио Альварес.

— Не прибедняйтесь, сеньоры! — бесцеремонно возразил граф. — Уверен, для святого Престола это сущая мелочь.