Искра божья - Глазырина Елена

В конце песни улыбающаяся хозяюшка траттории поставила на стол перед сеньором послом тарелку, доверху наполненную кусочками угря, запечёнными в сочной панировке.

— За счёт траттории, сеньоры, — сообщила она.

Лысая Клёпа, свернувшаяся было клубком на коленях художника, заметно оживилась, зычным голосом потребовав от компании своей доли дармовых вкусностей.

Все выпили и закусили аппетитной рыбкой. Набравшись храбрости, Джулиано, наконец, задал маэстро Буонарроти интересовавший его вопрос:

— Сеньор, мне хотелось бы знать, как дела у вашего управляющего — Тито Брасо. По осени мне довелось видеться с ним в Тулиане. Этого человека обвинили в убийстве некой куртизанки, но улик оказалось недостаточно, и дело отправили на доследование.

— А, Тито — старый пройдоха, он таки выкрутился, шельмец! Его оправдали, и он продолжает честно служить в моём доме, — лениво потягиваясь, сообщил юноше скульптор. — Я очень рад, что Тито не вздёрнули. Честное слово, было бы жаль терять такого замечательного управляющего.

Сеньор Буонарроти насмешливо подмигнул Игнацио Медини, и тот многозначительно поджал накрашенные губы.

— Удалось найти настоящего убийцу девицы? — поинтересовался Джулиано, отпивая из кружки.

— Девицы? — скептически хмыкнул флариец, промокнув тонкие усики кружевным платочком. — Девицей сия особа была ещё при ныне покойном Папе Бонифации, если не раньше. Впрочем, я отвлекаюсь, убийцей оказался помощник Тито — Паскуалле. Он повинился во всём и сразу, как только его покрепче прижали к стенке.

— Паскуалле хотел занять тёплое местечко сеньора Тито, а теперь он гниёт на свинцовых рудниках вместо того, кого собирался подсидеть. Туда ему и дорога! — проворчал маэстро Буонарроти.

— Ну нет, дорогой Микель, тут вы ошибаетесь, — не согласился франт, — паскудник и тут хотел въехать в рай на кривой козе. Паскуалле подкупил конвойных, чтобы те устроили ему побег. Только ушёл подлец недалеко. Солдаты утверждают, что подстрелили беглеца, как только он отошёл на сотню шагов от этапа, а его тело подхватил горный Тибр.

— Врут, собаки! — уверенно заявил посол, громко стукнув опустевшей кружкой о крашенную столешницу. — Прибрали к рукам лёгкие денежки и закрыли на всё глаза.

— Бог им судья, сеньор Альварес, каждый выживает согласно собственному разумению, — сказал Игнацио Медини, поглядывая то на Джулиано, то на молодого художника, — не у всякого в заступниках водятся папские любимчики. Иные плебеи вынуждены прибегать к помощи золотых оронов, как наиболее доступного их эквивалента.

— Ага! — воскликнул Антонио Альварес. — Так вы признаёте свою продажность, сеньор судья!

— Глупости! — фыркнул щёголь. — Моя семья достаточно богата и не нуждается в жалких подачках со стороны подсудимых. Медини не продаются!

— Продаются все — вопрос только в цене! — не согласился шпанец.

— И за сколько золотых вы согласитесь продать своё отечество? — насмешливо поинтересовался сеньор Игнацио.

Антонио Альварес нахмурился и сжал кулаки.

— К чему вам эта ссора, друзья? Лучше помянем сеньора Санти, — поспешил вмешаться в назревающий конфликт маэстро Буонарроти, — хоть он и отбирал у меня львиную долю церковных заказов, но, признаю, был чертовски хорош. Земля ему пухом.

Все молча выпили.

— Сеньоры, а вам доводилось встречать ведьм? — осторожно поинтересовался Джулиано, исподволь косясь на суетящихся подавальщиц траттории.

— Эх, сеньор де Грассо, — проникновенно начал Антонио Альварес, — по мнению нашего уважаемого сеньора Медини, все женщины — ведьмы.

— Даже герцогиня? — уточнил Джулиано.

— О-о, уж кто-кто, а Изабелла Фларийская — первостатейная ведьмища! — хохотнул маэстро Буонарроти. — Антонио подтвердит.

— Конечно, ведьма, — легко согласился посол, задумчиво царапнув ногтями плохо выбритую шею. — Только такой ведьме, как она, было под силу опять слепить из подлого убийцы и развратника де Вико завидного жениха и оскорблённую невинность.

— Что-то я не понял, — невнятно пробормотал скульптор, с аппетитом уминая жирные куски угря, — неужели за убийство маэстро Санти чёртовому кондотьеру снова ничего не будет?

— Что вы! — отмахнулся сеньор Антонио, подстраивая струны. — Поруганная девица вчера объявлена невестой Марка Арсино, а покойный маэстро Рафаэлло — её тайным воздыхателем, подстрекателем и зачинщиком дуэли. Дайте срок, и де Вико снова выйдет сухим из воды.

— Вот подлец! — вспылил возмущённый Джулиано, втайне надеявшийся, что недавний скандал подпортит все планы заговорщиков.

— Ещё какой! — хохотнул шпанский посол. — Женщины таких ублюдков просто обожают.

— Что я слышу, сеньор Альварес? Неужели это ноты ревности? — напомаженный собеседник приподнял подведённую сурьмой бровь.

— Возможно, сеньор Медини. Очень может быть, — согласился шпанец, тихо перебирая шёлковые струны инструмента. — Такую женщину грешно не любить, не восхищаться её талантами и находчивостью… Жаль, что я всего лишь скромный посол.

— Не скромничайте, сеньор Альварес, — сказал маэстро Буонарроти, — лучше исполните для нас ещё какую-нибудь «балладу».

Шпанский посол запел что-то протяжное и лирическое на родном языке. Компания слушала певца, не прерывая, лишь изредка кто-нибудь подносил к губам кружки с янтарным вином.

Время в кругу мадеры, де Марьяно и трёх солидных, почти незнакомых собеседников бежало неторопливо. Сеньора Кьянти подносила новые блюда и исправно меняла пустые бутылки на полные. Мужчины перебирали последние городские сплетни, точно заправские кумушки, перемывали косточки всем известным при Папском дворе красоткам, пели и пили. Только Сандро казался отстранённым и не в меру задумчивым, тяжелее других переживающим смерть товарища по цеху.

Наконец де Марьяно встал, простился с подгулявшей богемой и направился к выходу. В дверях его нагнал Джулиано, который чувствовал себя несколько неловко в малознакомой компании и с радостью воспользовался поводом покинуть «Кошку».

— Проводить тебя до дому, — спросил Джулиано, с искренним сочувствием глядя на тощую фигурку де Марьяно, — пока кто-нибудь не пристукнул за ближайшим углом?

Художник тоскливо кивнул.

Глава 75. Жизнь

Зарядил унылый зимний дождь. Попав под его косые струи, юный художник, одетый в один лёгкий дублет и короткие щегольские бриджи из тонкой шерсти, быстро промок и замёрз. Он начал вздрагивать всем телом и безостановочно всхлипывать, точно какая-нибудь сопливая сеньора.

Придерживая стучащего зубами Сандро под локоток, Джулиано вскоре очутился на чистенькой улочке Святой Магдалены. Здесь всюду стояли уютные двухэтажные здания с высокими окнами, выходящими на сады Лукулла. Из ближайшей траттории пахло прелой листвой и тёплой сдобой. Группа хохочущих людей в пёстрых масках обогнала медленно бредущих приятелей. Город продолжал шуметь, жить и радоваться очередной карнавальной ночи так, словно маэстро Санти никогда и не существовало.

Сеньор де Марьяно отпер входную дверь, выкрашенную светлой, местами облупившейся охрой. Джулиано помог художнику подняться в занимаемую им мансарду и зажёг огарок свечи, найденный на полке у входа. Подрагивающий огонёк осветил просторную комнату, заваленную кипами бумаг, холстов и грунтованных досок. Покрытые голубоватой извёсткой стены от пола до потока закрывали эскизы, картоны, портреты и наброски. Горы подрамников с натянутыми, как барабан, полотнами громоздились у широкого окна. В центре возвышался маленький подиум, заваленный смятыми подушками и одеялами, скорее всего, в ночные часы служивший молодому художнику постелью. В помещении стоял приятный дух оливкового масла и минеральных пигментов.

Джулиано усадил дрожащего от холода де Марьяно на край подиума и сказал:

— Не переживай ты так. Это не худшая смерть для мужчины.

— Я п-подлец! О-он был мне к-как отец, всегда п-поддерживал, помогал во всём, — тихо пробормотал Сандро, давясь слезами, — а я, я даже не приш-шла, не пришёл с ним проститься. Ж-жалкий трус! Я себе п-противен!