Искра божья - Глазырина Елена

— Дорогой Микель, смотрите, какой типаж! — сеньор Игнацио с ехидцей поджал накрашенные губы. — Чем вам не молодой Давид?

— Хо-хо, скорее Бахус! — не согласился музыкант. — Тогда и усы будут к месту.

— Подсаживайтесь к нам, сеньор де Грассо, помянем славного маэстро Санти, — пригласил именитый скульптор. — Я видел вас сегодня на его похоронах. Вы были так печальны, словно потеряли родного брата.

Музыкант придвинул Джулиано стул. Юноша сел, оглядел богато накрытый столик представителей контийской богемы и неуверенно опустил на него свой скромный кувшин с вином.

— Меня вы, наверное, уже знаете, — горделиво сообщил маэстро Буонарроти со свойственным всем признанным гениям налётом бахвальства. — Сеньору де Марьяно вас представлять, конечно, не нужно. Этот человек с гитарой — Антонио Альварес — шпанский посол. Он сейчас как раз живописал вашу дуэль с какими-то плебеями из провинции. А тот разодетый тип — сеньор Игнацио Медини — помощник судьи, фларийский мот и повеса.

— Здравствуй, Джулиано, — тихо приветствовал юношу де Марьяно, подняв на него покрасневшие от недавних слёз глаза.

— Что за бурду вы пьёте? — поинтересовался Антонио, с брезгливым интересом заглядывая в кувшин юноши.

Де Грассо смущённо пожал плечами.

— Вылейте эти помои, — посоветовал сеньор посол, — у нас тут отличная мадера. Угощайтесь.

С этими словами он переставил кувшин на соседний столик, наполнил пустующую кружку вином и протянул её новому знакомцу.

— Вы настоящий счастливчик, сеньор де Грассо, — сказал сеньор Игнацио, вычищая кончиком позолоченного кинжала несуществующую грязь из-под удлинённого ногтя на мизинце, — можно сказать, вам повезло вернуться с того света.

— No[181]! Какое, к чёрту, везение, сеньор Медини! — возмутился вспыльчивый шпанец. — Это целиком моя заслуга. Моя и славного малого — Сандро де Марьяно.

— Де Марьяно? — Джулиано вскинул на говорившего чёрные глаза.

Маэстро Сандро печально шмыгнул носом.

— Так это вы просили за меня Папу? Вам я обязан своим внезапным освобождением? — спросил Джулиано у посла, косясь на художника.

— Sí, señor, — посол весело тряхнул рыжеватой головой, свалив шляпу на пол, — мне посчастливилось принять в этом деле немалое участие. В тот день мне довелось побывать на приёме у его святейшества. Услышав, как маэстро де Марьяно чуть ли не на коленях упрашивает Папу вас помиловать, я присоединил к его горячим мольбам свой рассказ о вашем подвиге. Я просто не мог остаться в стороне. У нас в Шпансии, знаете ли, нет таких глупых запретов на убийство ближнего, как в Конте. Вы стали бы настоящим героем, сеньор Джулиано. Право, что за дикость — казнить человека только за то, что он защищал собственную жизнь!

— Не знал, что де Марьяно тоже причастен к этому, — удивился Джулиано.

— Пустяки, — смущённо пробормотал Сандро, прикрывая лицо кружкой с вином, — твой брат, узнав, что ты в беде, был очень настойчив. Чтобы добиться твоего освобождения, он поднял на уши весь Конт.

— Я думал, что обязан жизнью сеньоре Лацио, — Джулиано растерянно поскрёб кучерявую макушку.

Сандро обречённо вздохнул и погладил вскочившую ему на колени кошку.

— Сеньоре Лацио? Трижды ха-ха! — воскликнул шпанский посол. — Эта коварная bonita[182] и пальцем о палец не ударит, если вы не входите в круг её интересов.

— Знакомый тюремщик из Тулианы передал Лукке твою просьбу о помощи, — тихо сказал де Марьяно. — Сеньора Лацио не имела никакого касательства к этому делу.

— Слыхали историю про то, что отец сеньоры Кармины буквально продал родную дочь герцогу Армани? — вкрадчиво поинтересовался напомаженный собеседник, с изысканной грацией пригубив немного вина.

Джулиано отрицательно мотнул головой.

— Дело было так, сеньоры, — начал Игнацио Медини, изящно, чтобы не стёрлась помада, обкусывая хрустящее птичье крылышко, — сеньор Лацио некогда ввязался в одно подозрительное торговое дело. Ему потребовались дополнительные капиталы, которых, впрочем, не было у доморощенного негоцианта. Недолго думая, он заложил своё имущество и взял ссуду у банка Армани. В качестве залога герцог потребовал руку прекрасной Кармины. В этом плане наш герцог, скажу я вам, большой оригинал: известный самодур, развратник и сатрап. Находчивый папаша Кармины раздумывал не долго. Сделка оказалась выгодной. Со временем он выторговал у влиятельного зятя титул для себя и сына. Девочку же никто не спрашивал, хочет ли она в тринадцать лет пойти замуж за воняющего плесенью колченогого старца.

— А мне её ничуть не жаль, — неожиданно зло бросил де Марьяно. — Лацио — подлая, бесчестная потаскуха, чьё единственное достоинство — смазливое личико.

— О-о-о, мой милый мальчик! — снисходительно протянул Медини. — Когда это красотка сумела вам так насолить?

Сандро коротко глянул на Джулиано, кисло улыбнулся и молча уткнулся носом в кружку. Сеньор Игнацио многозначительно хмыкнул.

— Злые языки утверждают, — добавил маэстро Буонарроти, дёрнув кривым носом, — что эта сделка давно окупила себя.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Джулиано.

— Только то, что и так всем известно: старый затейник подкладывает свою любезную жёнушку под тех, в ком имеет острую нужду, — хохотнул сеньор Игнацио.

— Стыдитесь, señor, грешно рассказывать такое о женщине! — возмутился горячий шпанец.

— Если вас что-то не устраивает, почтенный сеньор Альварес, моя шпага всегда к вашим услугам, — негромко произнёс надменный франт.

Джулиано невольно хохотнул.

Над столом повисло гробовое молчание.

Внезапно маэстро Буонарроти тоже прыснул в кулак. Его поддержал Антонио Альварес, и вскоре даже флариец скупо посмеивался над своими словами. Только бледное лицо молодого художника осталось невозмутимо.

— Lo siento, señor[183] Медини, но мне пока рановато на вашу шпагу, — отшутился посол, разливая собравшимся новую порцию мадеры.

— И почему женщины вечно создают всяческие проблемы потомкам Адама? — спросил маэстро Буонарроти, ловко подцепляя вилкой кусок жирной утятины.

— Всё просто: они потомки Евы, — ответил шпанский посол, подмигнув Джулиано. — Хотите, сыграю вам одну услышанную на днях песенку, пока наше юное дарование, — последовал кивок в сторону де Марьяно, — совсем не свихнулось от горя?

Собравшиеся дружно закивали, даже Сандро позволил себе вымученную улыбку. Легко пробежавшись по струнам пальцами, статный шпанец запел приятным мурлычущим баритоном:

Адаму как-то бог создал подругу из ребра.

От плоти плоть, от крови кровь: прекрасна и добра.

Она бродила по кустам.

Не знал, что делать с ней Адам;

Поставил тут, подвинул там! Пара-ра-рам!

Но в сад эдемский змей проник — велик и толст весьма.

На помощь Еве он пришёл, сказав: «Давай сама!».

Он Еве яблочко толкнул,

Потом разочек подмигнул,

И вот Адам ушёл в загул. О, мама-ма-ма!

С тех пор манит нас сладкий мёд, текущий сквозь врата.

Блаженство райских кущ — ничто, пустая суета!

Увы, дружок, так повелось:

Адам не может с Евой врозь,

Иначе всё и вкривь, и вкось. Тара-та-тата!

Коварной хитростью змеи бурлит смущённый ум,

И Ева требует опять вливанья крупных сумм:

Купи ей перстни и венец,

Чтоб счастью не пришёл конец,

Всегда в тепле был твой птенец. Туру-пуру-пум!

Но коли беден ты, дружок, напрасных слёз не лей:

Не навестит тебя, увы, проказник Гименей[184],

Никто не выклюет мозги,

Не будет жмотить кураги…

И, в целом, я скажу, беги! Беги, дружок, ей-ей!