Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица - Андриенко Владимир Александрович

– Но есть законы Российской империи! И если Салтыкова их нарушила, то отвечать она будет. Дело на контроле у императрицы Екатерины Алексеевны! И на сей раз, Салтыковой выкрутиться не удастся.

Карпов усмехнулся в усы на слова Цицианова и произнес:

– Дак у нас как оно бывает, закон что дышло, куды повернул – туды и вышло. Так народ говорит. Вот Салтыкова его вертит так, как ей выгодно. И никто на неё не покажет. И даже поп Михаил мне рассказал страшную историю, но на следствии ничего не подтвердит. Своя рубаха к телу ближе. Так-то.

– Посмотрим, куда дышло повернется на сей раз! А ты иди покуда, подпоручик. Ты свое дело выполнил. Иди.

– В бумагах есть и причины смерти жен Ермолая Ильина, – произнес Карпов.

Цицианов был раздражен и указал Карпову на двери. Тот поднялся, забрал треуголку с плащом и, развернувшись на каблуках, прошел к двери и покинул кабинет.

– Дерзок сей подпоручик не по чину, Степан Елисеевич.

– А он правду сказал, князь. Карпов по всему видать служака исправный. Из простых он выдвинулся, из разночинцев.

– Из простых? Тебе он хорошо знаком?

– Нет. Но мужик-то в летах. Не мальчишка, а чин его всего подпоручик. И говорит мне сие, что служба дает ему пропитание и местом своим потому дорожит. И лишних забот на свою голову приобретать не желает. Но свою миссию он исполнил хорошо.

– Нужно срочно подать ходатайство об отстранении Салтыковой от управления имениями.

– Снова ты за свое, князь. Такие вопросы здесь никто решать не станет. Нужна депеша в Петербург. А для того чтобы её послать, нужно представить заключение следствия. А у нас ничего на Салтыкову толком нет. Священник сказал, что привезли замученную крестьянку, но сие всего лишь слова и он их не подтвердит. И Карпов сказал почему. Семья у него! Ниточка с Мишкой оборвалась. По Хрисанфу Андрееву у Салтыковой разумное объяснение. И мы можем с тобой начать следствие по сему делу и начать опросы среди холопов барыни. Но я по своему опыту знаю – это ничего нам не даст. Токмо, время зря потратим.

– А ну давай посмотрим, от чего у нас умерли жены Ильина. Может здесь есть хоть одна зацепка.

Соколов согласился с князем и стал искать нужные листы.

– Вот! Смотри-ка! Дворовая девка Катерина Семёнова. Померла в 1759 году. Отпевал её московский священник Иванов. И захоронена она в Москве на церковном кладбище!

– В Москве? Стало быть, она была убита здесь?

– Получается что так, – задумчиво произнес Соколов. – Нужно будет узнать, где этот самый Иванов держит приход. И допросить его.

– Ладно, разберемся, что далее?

– А далее пишется со слов священника села Троицкое отца Михаила, что барыня не хотела дабы кучер её Ермолай Иванов «томился без женщины» и нашла ему новую жену Федосью Артамонову. Что-то барыня слишком переживала за своего кучера.

– Не понял тебя, Степан Елисеевич.

– С чего переживать ей о бабе для кучера?

– Дак многие помещики крепостных своих женят. Дабы дедки рождались и крестьянину хорошо и барину польза.

– Не вписывается это в портрет душегубицы, князь. Не вписывается.

– Вот заладил ты, Степан Елисеевич! А когда умерла Федосья?

– В 1761 году. От чего померла точно не сказано. Но снова в молодом возрасте. Здоровая девка. Такой только детей рожать.

– Вот в этом вся странность, Степан Елисеевич. С чего это у Салтыковой молодые девки да жонки мрут как мухи? Следующая кто?

– За Федосьей, в качестве жены у Ермолая Иванова, появилась и Аксинья Яковлева, 18 лет от роду. Но в 1762 году и она умирает!

– Верно! Салтыкова девок в гроб загоняет.

В этот момент в кабинет влетел человек в старом камзоле, заляпанном грязью. В руках он держал шапку, а его паричок перекосился и съехал на его левое ухо.

– Мое почтение, господа. Господина коллежского секретаря Соколова бы мне, – произнес он. – Я писарь приказа разбойного Макарьев. По нынешнему писарь сыскной конторы. Однако старое название суть нашего отделения лучше передает. И для народа опять же понятнее.

Соколов прервал словоохотливого писаря:

– Я Соколов. Чего тебе?

– Прислал меня до вас, ваше благородие, Ларион Данилович Гусев. По старому он дьяк разбойного приказа.

Цицианов сказал:

– Приказы еще при государе Петре Великом отменили, чернильная твоя душа.

Чиновник криво усмехнулся:

– Это вы верно сказать изволили, ваше благородие. Простите, но чина не знаю.

– Надворный советник князь Цицианов.

– Прощения просим, ваше сиятельство. Так прислал меня Гусев Ларион Данилович из Тайной экспедиции.

– С чем прислал? – спросил Соколов.

– Просили передать господину коллежскому секретарю Соколову, что коллежский регистратор Иванцов Иван помер.

– Что? – в один голос спросили Соколов и Цицианов.

– Убит он, ваши благородия, господа хорошие.

– Как это убит? Что ты мелешь, дурак?!

– Да я почем знаю? Мне велели брать ноги в руки и сюда. Сообщить его благородию господину Соколову, что господин Иванцов убит. Я и сообщаю.

– Это все? – спросил писаря князь.

– Как есть все. Более ничего мне сказать не велено.

– Хорошо! Иди!

Писарь ушел.

– Вот дело-то как поворачивается, князь. Мы еще и за ниточку-то толком не дернули, а трупов уже сколько.

– По всему видать руки у Салтыковой длинные!

– Хорошо если только у Салтыковой. Едем в Разбойный, Дмитрий Владимирович, – Соколов вскочил со стула. – Сами на месте со всем разберемся.

– Едем!

Глава 5

Тайная экспедиция: Ларион Гусев.

Октябрь, 1762 года.

1

Москва.

Тайная экспедиция12.

Октябрь, 1762 года.

Ларион Данилович Гусев.

Размещалось небольшое отделение Тайной экспедиции в городе Москве за кремлевской стеной у Константиновской башни и там находились известные всей Москве страшные пыточные застенки «чёрной палаты», где производились допросы с пристрастием.

Дело в том, что император Петр Третий13 после смерти тетки своей императрицы Елизаветы Петровны14 манифестом от 1762 года упразднил печально известную Тайную канцелярию. И запретил «Слово и дело»15. Но как стране обходится без политического сыска? И возникла на месте Тайной канцелярии Тайная экспедиция.

Простой народ именовал сие место просто – Разбойный приказ, хотя самого приказа не существовало уже больше 70 лет. А начальника московского отделения Тайной экспедиции именовали дьяком разбойного приказа. Должность сию занимал господин Гусев

Соколов и Цицианов прибыли на место. На тюремном дворе, где содержались арестованные преступники, они увидел лежавшее во дворе тело, накрытое рогожей. Рядом стоял высокий детина-стражник с алебардой в руках.

– Где господин Гусев? – спросил Соколов.

– В приказе, а где ж ему быть? – ответил стражник, назвав контору «приказом». – Дьяк приказал тело убиенного вынести и покрыть рогожей до приезда начальства. Ты што ли смотреть его станешь?

Соколов сорвал рогожу с тела и увидел перед собой незнакомое тело.

– Это не Иванцов! – вскричал он.

– Чего? – переспросил стражник.

– Где труп коллежского регистратора Иванцова? – спросил Цицианов, подошедший к ним.

– Дак я почем знаю? Мне велено стоять у этого тела и все тут. А кто, и где чего мне неведомо.

В этот момент выскочил из конторы сам Гусев, немолодой полноватый мужчина с бородкой и длинными усами.

– Доброго здоровья, ваше благородие. Имею честь видеть господина Соколова?

– Ты Ларион Данилыл аль не признал меня?

– Признал, Степан Елисеевич. Прости бога для.

– Со мной чиновник из Петербурга надворный советник князь Цицианов.

– Ларион Гусев, ваше сиятельство.

– Князь Цицианов. Дмитрий Владимирович, – сухо представился князь.

– Вы, князь, представляете Сенат? – спросил Гусев.