Либежгора - Рустам Разуванов

не так страшно. Если бы что-то такое и произошло ночью, то все сразу же проснулись бы и уже вместе разбирались в происходящем. Всем вместе куда менее страшно, чем втроем, когда рядом еще и бабушка, которая вечно что-то видит или с кем-то разговаривает в темноте. Да и вообще, настроение было скорее умиротворенным, чем подавленным. Эта холодная красота за окном, а я здесь, внутри, рядом с печью, в которой потрескивают дрова. Там воет вьюга, а здесь люди – моют посуду, пьют чай, доедая остатки угощений, о чем-то разговаривают. Так приятно, что меня потянуло в сон.

Вечером, когда мы уже ложились спать, в дом пришел и Юра. Тетя Таня, немного поворчав на него, успокоилась на том, что он в этот раз хотя бы ночует у себя дома, а не у каких-то собутыльников, и наладив ему лежанку, отправилась спать. Почти все уже легли по местам, а я, как и обычно, забрался на печку, но из-за того, что еще недавно я закемарил у окна, сон теперь не спешил ко мне. Среди тех, кто еще бродил по дому, только готовясь ко сну, я увидел свою мать, которая явно была не в себе. Она как-то нервно оглядывалась, смотрела по сторонам и непонятно зачем ходила из одного края избы в другой. Я встал с печи, сделал вид, что ничего не заметил, и нарочно проходя мимо нее к ведру с половником, чтобы напиться, невзначай спросил:

– Ну что? Идем спать?

– Да-да, сейчас. Слушай, посмотри в окошко, пожалуйста.

– Зачем?

– Ну, посмотри, никак не могу разобрать…

Моя мама старалась держаться непринужденно, но я ясно ощущал страх в ее голосе и взгляде. Я подошел к окну в прихожей, которое выходило как раз на наше крыльцо, но ничего кроме черного полотна ночи и белого ковра снега не увидел.

– Что там? Что, ты не можешь разобрать?

Мама подбежала к выключателю на кухне и погасила свет. Затем она аккуратно подкралась ко мне, и встав за моей спиной, заглядывая через мое плечо в окошко, прошептала:

– Вон там, у шиповника, посмотри, ты ничего не видишь?

Я начал вглядываться, и то ли воображение, подкормленное маминым страхом, то ли еще что-то сыграло свою роль, но мне и вправду начал видеться в темноте за окном чей-то силуэт. Кто-то в белом. Пожилая женщина… Неужели?.. Не может быть.

– Там, что, кто-то стоит?

– Чего вы там не ложитесь-то?

– Кто там стоит? Где?

– Кого хоть они там выглядывают в окошках-то ночью?

– Занавесьте, и все. Окнам ночью занавешенными положено быть.

– Мама тут увидела кого-то. И я не могу понять, по-моему, там и вправду кто-то стоит.

И тут сработал тот самый эффект толпы против страха. Не было никаких попыток что-то понять, что-то объяснить, в чем-то разобраться. Панике не дали распространиться. Тетя Таня просто подошла к окну и плотно занавесила его, отправив всех спать. Вот и все. И уже через пару минут в полусонных разговорах никто и не вспоминал о том, что там, за окном, в снегу кто-то ходит возле дома. Да и кто там мог ходить? Все уже спят давно.

Ночью я проснулся не то от каких-то криков, не то от громких разговоров. Я узнал встревоженные голоса матери и тети Розы с тетей Таней, которые пытались ее успокоить.

– Тише, тише ты, разбудишь же всех…

– Она там… Я чувствую… Я чувствую…

– Да ты чего?

– Вон… Вон… Она под окнами летает, я сама видела через щель в занавесках, летает и шепчет что-то, никак не разобрать чего она хочет.

– Да тебе приснилось, успокойся.

– Занавеска… Занавеска шевелится…

– Тише, тише, это сквозняк просто, наверняка сквозняк.

– Да сквозняк и есть, окна-то еще не проклеены.

Еще позже я опять проснулся, и опять по той же причине. По ощущениям, уже было за полночь. Глухая темнота и покой, который нарушали вздохи моей матери и разговоры теперь уже тети Веры с Таней, которые все так же ее пытались успокоить.

– Да это во сне… Во сне покоя тебе не дает, во сне…

– Нет, нет, я чувствую, я прям кожей чувствую, она под окнами летает, заглядывает в щелочки, шептать начинает, и занавески колыхаются.

– Да не может быть, снится тебе это…

– Нет… Бледная такая, как в гробу лежала, а щеки розовые… Летает под окнами, то к одному подлетит, то к другому… И над крышей летает, я слышу, слышу, хочет войти и сказать что-то.

– Что сказать?

– Не знаю… Шепчет что-то, ничего не разобрать.

Третий раз я проснулся уже совсем глубокой ночью. Все спали, и я слышал только шепот Юры и матери с тетей Верой.

– Ты тоже думаешь, мне приснилось?

– Спи, спи.

– Я бы с радостью, но никак не могу. Оно, может, и мерещится мне, да только легче от этого не делается.

– Я вот ничего не вижу, метель воет, и так жутко, а тут еще сны такие…

– Да не сны… Я ведь даже заснуть не успеваю… Да и там, перед окошком она стояла и заглядывала в окна, когда все еще по дому бродили.

– Я тебе верю, сестричка, верю. Сам такое видел, что плохо стало бы любому…

– Да ты просто успокаиваешь меня… Не знаю, может, и вправду уже свихнулась.

– Нет, слушай… Не хотел говорить… Помнишь, мы в машине ехали? Я еще в «буханку» к маме залез?

– Ну да, конечно, помню.

– А помнишь, мне потом еще плохо было, когда мы остановились?

– Ты тоже что-то видел?

– Да.

– Она шептала что-то?

– Фу… Господи… Не знаю, как и сказать.

– Да говори уже как есть.

– Скажу, но ты только… Фу…

– Ну, говори уже, Юрка!

– В общем, мы с ней ехали…

– И?

– Там темно было, совсем кромешная тьма, и холодно так… Я плакал, просил у нее прощения за все, просил хоть какой-то знак подать, что она меня простила.

– И что?

– Фух… Ну… В общем, она меня за руку схватила.

– Господи…

– Да ты брешешь!..

– Слушай, мне и без того хреново было… Я каждый раз думаю: может, мне приснилось? Да вот только я в таком напряжении был каждую секунду, кровь так в висках пульсировала, что я потом еще час расслабиться на сиденье даже не мог.

– Схватила за руку? Может, это какой-то зверек там тебя резко дернул?

– Мы с ней разговаривали, Вера.

– Боженьки… Свят-свят!

– Точнее, она со мной, я даже слова вымолвить не мог, только кивал и ахал. И рукой она меня не просто схватила, а как тисками стальными, я только в стенку