Либежгора - Рустам Разуванов

– не столько от испуга, сколько не веря своим глазам. Я ловко собрал остатки фотокарточек и ушел в соседнюю комнату, чтобы остальные подошедшие не успели это заметить, а увидели лишь гору посуды, разложенной на столе. Тетя Таня, простояв еще пару секунд в оцепенении, пришла в себя и стала нам помогать. Тетя Наташа, жена дяди Сережи, зайдя в дом, стала раздеваться и тоже обратила внимание на нагромождение посуды.

– А чего вы все в кучу-то свалили?

– Да вот, не успели.

– А кто хоть так посуду-то расставлял?

– Да если честно, мы и сами не знаем, пришли, а тут уже такое, кто-то помочь, видать, хотел на скорую руку.

– Да кто хоть? В доме-то помимо вас никого не было.

– Ну да.

– Что тут у вас – опять какие-то чудеса творятся?

– Да сплюнь ты!

Тут же послышались другие голоса:

– А ну, угощайте хозяева, все ждут.

– А куда шубку скинуть?

– Коля, ты валенки-то там, на крыльце оставляй.

Первые из вошедших в дом гостей помогли со столом. Чтобы всех уместить, пришлось составить вместе два стола в одной комнате и два в другой, и все равно все не поместились, многие из присутствовавших на похоронах пошли домой, пообещав заглянуть попозже, чтобы как следует почтить память усопшей. За столом полились разговоры о былых временах, старые истории, и все опять свелось к нашей бабушке.

– Да, а что ни говори, что-то ведь у ней было, чудное.

– Да это не у ней было! Это она в лесу, видать, что-то недоброе повстречала и с собой притащила.

– А что недоброе?

– А вот у Танюши спроси, сколько раз всякое творилось.

– А что у вас происходило? Я ведь с Сашенькой уже лет десять не виделась, она нас-то постарше была. Я ее еще помоложе помню-то.

– Да и черт знает что, всякое тут, спать мешало!

– А то Николай Васильевич-то разве плохо сказал? Все это надуманно и антисоветское! И нечего тут поднимать!

– А оно не бывает ни советским, ни антисоветским, ни еще каким-нибудь, оно есть и всегда было!

– Ой, бросьте вы это, а то дойдет куда-нибудь.

– Да что ты… Тут все свои, в одной деревне.

– Ну, а что было-то? Это вы тут в одной деревне живете, дак все знаете, а нам-то, дальней родне, да друзьям, неизвестно. Расскажи уж!

– Ну а что, нечиста сила у ней была!

– Ну, что ж за суеверия-то?

– А ты, хочешь, верь, а хочешь, суевериями называй, а только тут повсюду у нас такое, все в лесах у нас…

– И старики раньше рассказывали тоже, пойдет кто в лес, а потом пропадет или лешего встретит!

– А ведь всяких было, коли вон… Осиновские-то еще рядышком жили.

– А ты на осиновских не греши, мой дедка тоже с Осиново родом, дак ведь ничего.

– Как ничего, да все, кто там жил, у всех было!

– А вот и не у всех, наш дед хорошим человеком был!

– Хорошим, спору нет, да ведь тоже непростым слыл.

– А что хоть там у вас за Осиново-то такое? – продолжали расспросы не местные гости.

– Да там раньше все колдуны жили.

– Колдуны?

– Ну, деревня такая была, они там все в болотах жили и с какой-то своей нечистой силой общались.

– Да ну, бросьте, что за россказни.

– А это ты зря, вот Шурушка-то как заблудилась, к ней тоже привязалось, вот так бы вообще не вернулась, дак ведь ее тоже одна ведьма вытащила.

– Ой-ой, а Воробьиха-то, Воробьиха-то, вы видели, все стояла да смотрела, как гроб опускают, да всякую мерзость говорила!

– Воробьиха? Это та женщина, которая все с кем-то у могилы говорила?

– Да сумасшедшая!

– Не сумасшедшая… Она тоже из ихних будет!

– Каких – ихних?

– Ну, кто болотную нечисть знает, вот она их у могилы-то гоняла, домой зазывала.

– Ой, ну и жуть, бабушка, конечно, жути там нагнала, и никто ведь ей слова не сказал, чтоб прекратила. С кем она там говорила, зачем палкой по гробу стучала?

– А никто с ней говорить и не станет!

– Нет-нет, с ней лучше не связываться! Спокойней спать будет!

Разговор становился все громче и хмельнее. Некоторые люди вставали из-за стола, и попрощавшись, помянув еще раз добрыми словами бабушку и опрокинув стопку, уходили к себе домой. На их место приходили новые. Поминки, как это часто и бывает у нашего народа, превратились в шумное и даже веселое застолье. Все разговаривали друг с другом. На одном краю стола шел спор о тракторах, рядом говорили о каком-то Кольке с Кривого, на другом конце громко смеялись. Обрывки споров и смех доносились и из соседней комнаты. Люди продолжали сменяться, многих из них я не знал по имени, но все они мне были так или иначе знакомы на лицо. И лишь в нашей части стола тетя Роза со своим пожилым мужем продолжали выспрашивать у Тани, нашего соседа деда Коли с его супругой бабой Зиной и у соседки бабы Нины о том, что же такого удивительного происходило у нас с бабушкой.

– Да она все, знаешь, все что-то кого-то видела.

– Может, бредила?

– Да бог ведь его знает, только, ты знаешь, вот она иной раз видит кого-то, а в том месте, куда она показывает, может что-нибудь пошевелиться, постучать, и так не по себе становится.

– Да это я верю, только может, это ветер или еще что? А от слов ее и страшно делалось.

– Ты знаешь, мы вот однажды еще с Ромкой на веранду зашли, там кто-то бродил, и бабушке все чудилось, что кто-то на веранде сидит, мы зашли, а там прямо на глазах у нас что-то быстро под кровать скользнуло, словно тень какая или зверь.

– Так, может, и правда зверь?

– Ой, если бы один раз, а другой раз ночью просыпаемся от того, что кто-то бродит у нас вот в той комнате как раз, шумит, что-то приговаривает, а потом смотрим, а там подпол кто-то открыл, а ведь дело ночью было, изба заперта, никто и забраться не мог.

– Да, я ведь сам потом прибежал, меня Ромка ночью разбудил, говорит, деда Коль, к нам забрался кто-то, ну я к ним, а там ведь никого.

– Ой, ну и чудеса какие.

– Да бог с ним, а мама-то все с каждым разом больше. То все: «Они… Они идут…» То у нее какие-то мужики в фуфайках рядом ходят, фу… Аж вспоминать-то страшно!

– Дак ведь и сегодня с посудой, это ведь при бабушке так было.

– Как?

– Ну, мы иной раз приходим, а