Сборник летописей. Том III - Рашид-ад-дин

со всем войском, воссел на коня и с тем количеством войска, которое было налицо, вышел против врага.

В голове[651] правого крыла был эмир Мулай, за ним эмирзадэ Саталмиш, за ним эмир Кутлугшах, а за ним Яман[652] и Муртад,[653] каждый со своим туманом. В средней рати [стоял] государь ислама, словно величавая гора, а в передовом отряде средней рати эмиры Чобан и Султан: Чобан направо, а Султан налево. Справа от средней рати был Тогрулча сын Аджуя-шукурчи. Ниже главной средней рати[654] находились эв-огланы, |A 261b| за ними Ильбасмиш со своим туманом, за ним Чечек, за ним Курумиши сын Алинака, и позади всех Курбука-бахадур, который ведал задней ратью.[655] Прежде чем все войска успели сесть [на коней] и построить боевой порядок, завязали бой. Сирийцы весьма уповали на свою численность и снаряжение и не понимали, что наступали ногою на хвост змеи, а рукою прикасались к шипу. Кутлугшах-нойон приказал, чтобы забили в литавры, и мисрцы предположили, что государь ислама находится в этих рядах. Они разом ударили туда и шли непрерывно тысяча за тысячью. Прорвав ряды, они опрокидывали витязей, и огромное множество людей из полка эмира было убито и ранено. Эмир с отрядом всадников присоединился к государю. Мисрцы так же, как и в пору Менгу-Тимура, держали в стороне в засаде Иса-Мухана с пятью тысячами арабских всадников. Государь ислама проведал [об этом] и повелел Курбукаю с пятью тысячами всадников охранять тыл войска. Во время битвы арабская дружина внезапно выскочила из засады. Курбукай ринулся на них и рассеял нападавших. Государь ислама услышал голос из Счастливой долины:[656] ‛Не бойся, ты спасся от народа притеснителей’.[657] От этой радостной вести в благословенной душе [государя] объявилась большая сила. Он рычал, словно разъяренный лев, разрывал ряды войск и ударами копья опрокидывал их [врагов] богатырей. Он кликнул войску, чтобы спешились и стреляли из луков. И снова сели верхом и поскакали на них. От предполуденного и до предвечернего часа длилась битва. Наконец, мисрцы были разбиты и обратились в бегство. Когда |S 570| покончили с битвой, из Рума прибыл Абишка и в его сопровождении ...[658] с пятью тысячами человек.

Государь ислама медленно следовал по пятам мисрцев до [места] повыше Химса и остановился в одном фарсанге от города. Жители города Химс и сидевшие в крепости покорились и в воскресенье 2 числа месяца раби’-ал-ахыра [27 XII] сдали казну мисрского султана. [Газан-хан] роздал [ее] эмирам и большую часть эмиров одел в почетные халаты из одежды султана Мисра. На другой день он выступил в Дамаск |A 262а| и отправил в стольный город Тебриз и во все края владений гонцов с радостной вестью об этой победе. В четверг 6 числа месяца раби’-ал-ахыра [31 XII 1300] навстречу [государю] вышли садры, вельможи и именитые люди Дамаска, изъявили покорность и просили [себе] воеводу. [Газан-хан] назначил на должность воеводы Кутлуг-Кия. 9 числа месяца раби’-ал-ахыра [3 I] он расположился ниже Дамаска в Марджрахите.

Общество жителей Дамаска приготовилось служить [государю] и искало прибежища под сенью могущества его величества. Государь ислама спросил их: «Кто я?». Они все воскликнули: «Царь Газан сын Аргуна, сына Абага-хана, сына Хулагу-хана, сына Тулуй-хана, сына Чингиз-хана». Потом [Газан-хан] спросил: «Кто отец Насира?». Они ответили: «Альфи». [Газан-хан] спросил: «Кто был отцом Альфи?». Все промолчали. Всем стало ясно, что царствование этого рода случайно, а не по праву, и что все являются слугами знаменитого потомства предка государя ислама. Государь ислама сказал им: «В бытии ваших живых нет никакого блага, а большое благо и небесная милость в ваших мертвецах. Преступления, содеянные вами, невеждами, я прощаю ради этих сведущих мертвецов». Жители Дамаска очень обрадовались и приободрились и помолились за державу государя.

12 числа месяца раби’-ал-ахыра [6 I] [Газан-хан] поехал для обозрения в Майдан-ал-Хаса и так как эту населенную местность он нашел весьма цветущей, то сохранение ее посчитал обязательным. Он назначил отряд караульных к воротам Тума, чтобы они не позволяли воинам обижать горожан, приказал закрыть семь других ворот и [приказал], чтобы воины не бродили по садам и не причиняли разрушений. Должность дамасского эмира он отдал Кипчаку, который раньше был тамошним эмиром и изъявил покорность. Воеводство он закрепил за Кутлуг-Кия, а распоряжение налогами[659] и их сбережение по-прежнему за Фахр-ад-дином ибн аш-Ширчи и сейидом Зейн-ад-дином. [Государь] повелел, чтобы они распоряжались по установленному правилу и обычаю, а ежели у них случится важное дело, то представили бы [его] везирам его высочества. Служилых людей султана, как-то: казначейских писарей и войсковых писарей[660] и прочих он всех обласкал, и они по-прежнему служили. Эмиры доложили: «Раз-де сидящие в крепости не покоряются, то, конечно, у горожан к нам не может быть искреннего расположения, лучше разграбим город». Все эмиры в этом отношении были единогласны и по сей причине на горожан напала печаль и смятение. Государь ислама сжалился, не одобрил этого дела и повелел, чтобы ни одна душа не беспокоила и не обижала тамошних жителей. Каждого из эмиров и ратных людей, кто захочет отправиться в город, наотрез не допускали бы туда, прежде чем он не будет иметь от дивана установленной грамоты. Во вторник 18 числа [12 I], вследствие отданного приказа, чтобы пошли в сады и нарезали бревен, которые были бы пригодны для камнеметов для взятия крепости, толпа коноводов армян, грузин и отрекшихся от ислама[661] бросилась в Джебель-ас-Салихийе и учинила резню, грабеж и захват в полон. Государь ислама из-за этого происшествия закипел гневом и тотчас же приказал Араги сыну Коничи, сына Китбукая, чтобы он пошел туда и оберегал народ, а тех людей, которые грабят, казнил бы. Когда он прибыл туда, воины уже произвели разорение и рассеялись. После этого обыскивали жилища грузин и армян и, отобрав [от них] обратно пленников, отпускали на волю.

В субботу 29 числа месяца раби’-ал-ахыра [23 I] вернулся обратно эмир Мулай, который ходил до Газзы вслед за потерпевшими поражение. Поскольку погода уже начала клониться к теплу, государь ислама не придал значения засевшим в крепости, которые продолжали упорно сопротивляться, и 13 числа месяца джумада-л-уля [5 II] выступил обратно из Дамаска, оставив эмира Кутлугшаха и эмира Чобана для охраны того места с тем, чтобы они пришли, когда настанет весна. Эмиру Мулаю [Газан-хан] приказал пробыть там лето с большой ратью, а Насир-ад-дина Яхью определил в нукеры к Кипчаку. Бек-Тимура и |S 567|