Рассказы о необычайном - Пу Сунлин

явился на похороны, а все старался теми или другими словами извинить себя дальностью расстояний и прочим.

Когда у Хэ траур кончился, мать послала его к тестю, чтобы лично уговориться о свадебном сроке. Она рассчитывала на то, что Хуан пожалеет мальчика и окажет ему внимание.

Хэ пришел. Хуан, услыхав, что он одет в рваное платье и что на ногах у него дырявые туфли, крикнул привратнику, чтобы тот не смел его принимать. При этом он велел передать пришедшему следующее:

– Иди домой и достань сто ланов. Достанешь – приходи, нет – так, будь добр, с этих пор между нами все кончено.

Когда Хэ это передали, он громко зарыдал. Соседка-старуха, жившая насупротив Хуанов, пожалела мальчика и предложила ему поесть. Затем она подарила ему триста мелких монет[291], приласкала и отправила домой.

Мать Хэ и плакала, и волновалась, но ничего поделать не могла. Тогда она вспомнила, что в былое время восемь и даже девять человек из десяти гостей, собиравшихся у них, были им должны. И вот она послала его просить у них помощи, выбирая для этой цели наиболее богатых и солидных.

– Нет, – отвечал ей Хэ, – те, кто раньше с нами знались, знались из-за нашего богатства. Вот дай мне сесть в высокую повозку, запряженную четверкой коней, то даже тысячу ланов занять у них – и то было бы нетрудно. Но при таком моем положении кто из них станет помнить о прежнем добре и о старой дружбе? Да вот еще что: отец давал деньги, никогда не требуя ни расписок, ни поручительств. Взыскивать долги трудно: нечем доказать!

Однако мать настаивала, и Хэ послушался. Прошло больше двадцати дней, а он не мог достать ни монетки. Впрочем, нашелся некий богач Ли Четвертый, видевший в свое время много добра и ласки у них в доме, – так тот, узнав про эти их обстоятельства, подарил им с чувством исполняемого долга один лан.

Мать и сын горько рыдали и с этих пор перестали на что-либо надеяться.

Дочь Хуана была уже в возрасте прически[292]. Услыхав о том, что ее отец отстранил Хэ, она решила про себя, что это неправильно. Когда Хуан захотел, чтобы она вышла за другого, она заплакала.

– Молодой Лю, – сказала она, – не бедным же родился! Представьте себе, что он был бы еще богаче прежнего, разве его мог бы вырвать у нас какой-либо соперник? А теперь, раз он беден, так и бросить его? Это бессовестно!

Хуану эти речи не нравились, и он принялся на сотни ладов этак и так ее убеждать, но девушка так и не поддалась его словам. Старик и старуха разгневались на нее и с утра до вечера плевались и бранились. Девушка притихла.

Вскоре после этого на Хуанов ночью был сделан набег грабителей, которые чуть не до смерти запытали калеными прутьями мужа с женой, а все домашнее имущество, что называется, в рогожку свернули – забрали начисто.

Три года старики кое-как существовали, а дом все разрушался и падал. Появился с запада какой-то торговец, который, прослышав, что девушка Хуанов – красавица, выразил желание просватать ее за пятьдесят ланов. Хуан, позарившись на такие деньги, дал согласие, рассчитывая насильно отнять у дочери ее собственную волю. Но дочь, разузнав про эти его планы, оделась в разные лохмотья, выпачкала грязью лицо и под покровом ночи убежала.

По дороге она шла, прося милостыню, и месяца через два наконец добралась до Баодина. Там она разузнала, где живет Хэ, и явилась прямо к нему в дом. Мать Хэ сочла ее за жену нищего и крикнула ей, чтобы убиралась, но девушка всхлипнула, зарыдала и стала ей себя называть. Тогда мать взяла ее за руки и тоже расплакалась.

– Дитя мое, – говорила она, – как это ты дошла до такого вида?

Тогда девушка, вся полная грусти, рассказала ей, как все это случилось. И мать с сыном плакали.

Потом ей дали помыться, и краса ее сочно засверкала; брови, глаза заискрились и загорелись. Мать с сыном ликовали.

Тем не менее в доме стало три рта, так что пришлось в день есть только по разу. Мать плакала и говорила:

– Мне с сыном, что ж, – так и полагается… Уж кого жаль мне, так это его достойную жену, которую мы так плохо содержим!

Молодая улыбалась и успокаивала старуху:

– Когда ваша молодая невестка была в нищенках, это состояние ей было хорошо знакомо. Сравнить с нынешним днем мое прошлое – это значит понять, что существует разница между небесным райским чертогом и подземной адской тюрьмой.

У матери разнимались в улыбку скулы.

В один прекрасный день молодая как-то забрела в нежилое помещение. Там она увидела груды нарезанной травы, закрывавшей весь пол без малейшего промежутка. Она стала потихоньку продвигаться вперед, к внутренним комнатам. Там были груды пыли, грязи, а в темном углу лежала куча каких-то вещей. Она тронула кучу ногой – нога отскочила. Подняла, посмотрела – все сплошь «чжутийское»[293]!

Пораженная этой находкой, она побежала сказать Хэ. Хэ побежал с ней осмотреть как следует и обнаружил, что все те черепки, которые в свое время бросал в угол Гун, превратились теперь в белое серебро.

И тут Хэ вспомнил, как в детстве он с Гуном хоронил обломки в комнатах. «Уж не превратились ли и они в серебро?» – подумалось ему. Но их старое жилище было уже заложено соседу с восточной стороны. Хэ мигом выкупил его и взял себе. Видит, лежат кое-какие обломки кирпичей, а запрятанные черепки вышли наружу, так и валяются. Он уже совершенно было потерял всякую надежду, но вот раскопал под другими кирпичами, а там ярко-ярко засверкали сплошь белые слитки. В мгновение ока у него уже были сотни тысяч.

Вслед за этим он выкупил все свои угодья, все свое хозяйство, приобрел слуг, и в доме стало красивее и наряднее, чем в былые дни.

Теперь Хэ в приливе чувств воскликнул:

– Если я не установлюсь прочно, я оскорблю этим моего дядю Гуна!

И вот он заставил себя, как говорится, спустить шатер[294]. Через три года он уже прошел на областных отборных испытаниях.

Тогда он взял с собой сто ланов и отправился благодарить старую соседку Хуанов. На нем было новое платье, прямо-таки стрелявшее в глаза. С десяток, а не то и больше, рослых слуг сидели на ретивых конях, похожих на драконов… А у старушки была всего одна комнатка!

Хэ уселся на диван. Люди кричали[295], лошади бесились – шум их заполнил всю деревенскую