Джалаладдин Руми - Дорога превращений. Суфийские притчи

М. Х.

В мечети уважаемый муллаЗа тех молился, чьи черны дела:

«Молюсь о том, чтоб милосердный БогК мошеннику и вору не был строг,

К тому, кто любит зло, нечист и лжив,К тому, кто оскверняет жен чужих!»

Сказали посетители мечети:«Как странно слышать нам молитвы эти!

Обычно лишь за тех Аллаха просят,Кто свет и благо ближнему приносит!»

Мулла в ответ: «Мне вам сказать пора —Я в юности не шел путем добра,

И образцами россказней пустыхКазались мне деяния святых.

Но видя, сколько бед творимо злыми,Расстался я с проступками былыми:

Лишь мерзость совершаемого злаМне возвратиться к благу помогла.

И я за тех молюсь, чьей злобы силаВо мне огонь греховный погасила.

Коль слово друга мимо пролетит —Пример врага к добру нас обратит!»

Кусочек сала

Уста – символ речи. В лице героя притчи выведен человек, у которого слова веры – лишь на устах («мазал губы»), но не в сердце, не «внутри» («меж тем живот его страдал немало»). Чтобы встать на путь истины, ему надлежит раскаяться в своем лицемерии – тогда он получит прощение свыше, и внешнее в нем придет в согласие с внутренним: «И, вместе с насыщеньем живота, // К нему вернулась правда на уста».

Д. Щ.

Один бедняк довольствовался малым,Но постоянно мазал губы салом,

И, вытирая их, везде твердил:«Ах, видно, сам себе я навредил!

А мне бы, между прочим, не мешалоБыть сдержанней и есть поменьше сала!»

Так вновь и вновь брала его рукаОдну и ту же корку курдюка

И ею рот обильно натирала.Меж тем живот его страдал немало,

Шепча: «Когда б хозяин мой молчал,Его б сосед богатый привечал

И приглашал бы может быть на ужин, —Он, иль другой, с кем мой хозяин дружен.

Неужто похвальбою животыПитаются, когда они пусты?!

Зачем здоровым слыть, когда ты болен?»Итак, живот был крайне недоволен...

А тут и кот голодный втихомолкуПрокрался в дом – и утащил ту корку,

Которой бедолага губы мазал.И тут пустился сын его чумазый

Вслед за котом: «Отдай, проклятый кот!Отец мой этим салом мажет рот!»

Итак, обман при всех разоблачился,Чему герой наш крайне огорчился,

Но с той поры уже не делал вид,Как будто он всегда чрезмерно сыт.

И, хоть над ним соседи и смеялись,Но только Бога и они боялись,

И, боле склонные к добру, чем к злу,Соседа стали приглашать к столу.

И, вместе с насыщеньем живота,К нему вернулась правда на уста...

...И ты отбрось обман, отвергни ложь —И тем свои мученья уничтожь!

Изумление

Притча противопоставляет парадоксальность мистического познания – рациональному опыту: суфийский наставник («цирюльник») обладает способностью внезапно явить своему ученику единство бытия, как бы устраняя разделение реальности на «белое и черное», «добро и зло» («отрезать бороду»). В то же время, удаление бороды намекает на избавление от прежнего, «ветхого», образа жизни, на внутреннее обновление адепта.

Д. Щ.

Цирюльника клиент полуседойПросил: «Займись моею бородой,

Чтоб из нее исчезла седина,И чтобы стала вновь она черна:

Ведь я жену сосватал молодую,И завтра свадьба – речь к тому веду я!»

И тут цирюльник, крайне удивясь,С реальностью на миг утратил связь —

И, ножницы направив, прямикомВсю бороду отрезал целиком

И в руки посетителю вложил:«Ты цель свою так странно изложил,

Что сам теперь мозгами шевели —На белое и черное дели!..»

Пощечина

Как и в предыдущей притче, внезапность мистического постижения ввергает ученика в изумление, прерывает прежний ход его мыслей, основанный на логических умозаключениях («я вовсе с толку сбит»). Для достижения подобного эффекта шейх(«встречный человек») порой прибегает к особым способам обращения с посвящаемым, которые сходны по методике с практикой дзэн-буддизма.

Д. Щ.

...А вот рассказ, как встречный человекОднажды Зайда в изумленье вверг:

Он Зайду по щеке с размаху дал,А тот, готовясь отразить удар,

Вдруг слышит: «Друг! От щек, или от рукПощечины берут свой звонкий звук?»

Ответил Зайд: «Я вовсе с толку сбит,Свело дыханье, и в глазах рябит,

И менее всего я озабоченТвоими мыслями насчет пощечин!»

Побои

В образе хозяина представлен шейх(который является «хозяином положения», поскольку владеет тайнами обучения суфийской науке). Под видом сироты выведен мюрид, целиком зависящий от учителя, согласно изречению: « Мюридв руках своего шейхада уподобится трупу в руках обмывальщика трупов» (т. е. во-первых, да будет целиком покорен, а во-вторых, пусть постоянно осознает, что его учитель – человек духовно живой, сам же он еще «мертв» для Истины). Шейхнередко вынужден прибегать к суровым воспитательным мерам, чтобы исправить те черты характера мюрида, которые несовместимы с дальнейшим духовным ростом: «...Не ставь мне в вину // Побои мои: я секу сатану». Учитель заботится об исцелении души своего подопечного так же, как мать заботилась бы о его телесном здоровье: «Я с ним поступаю не хуже, чем мать».

Д. Щ.

Хозяин сек розгой слугу-сироту.Прохожий, расправу увидевший ту,

Воскликнул: «Ужель не боишься ты Бога,С мальчишкой-слугой обращаясь так строго?»

Ответил хозяин: «Не ставь мне в винуПобои мои: я секу сатану,

Который упорно засел в этом маломИ жалит меня непокорности жалом.

И должен бы мальчик уже понимать:Я с ним поступаю не хуже, чем мать,

Чьи розги целительны, а не жестоки,Поскольку не сына секут, а пороки!»

Дикобраз

Угроза жизни («удар») вызывает у дикобраза рост защитного жирового слоя («Чем больше этот зверь бывает бит, // Тем он приобретает лучший вид»). Символически это соответствует умножению веры и смирения у верующих в периоды гонений и страданий. Яркий пример тому – пророки Божьи, о преследовании которых повествуют Библия и Коран. В этой короткой притче Руми как бы суммирует свои взгляды на роль «внешнего» зла в совершенствовании человеческой души.

Д. Щ.

От пилигримов слышал я не разО звере по прозванью дикобраз:

Чем больше этот зверь бывает бит,Тем он приобретает лучший вид,

Тем здоровее он. Итак, удар —Для дикобраза наилучший дар!

А наши души – каковы они?Не дикобразу ль странному сродни?

Лишь обретая пользу от битья,Они идут к вершинам бытия:

Так, принимая муки от людей,Пророки становились всё святей.

И вновь дано страдать нам и болеть,Чтоб новые ступени одолеть...

Осел и кони

Притча иллюстрирует бессилие человеческого разума в выборе наиболее предпочтительного образа жизни. Осел (изображающий, как и в других притчах, недалекого и нестойкого в вере человека) перестает роптать, как только видит плачевную судьбу тех, кому до этого завидовал. Человек, по мысли Руми, должен быть довольным и благодарным, полагаясь во всем на волю Создателя.

Д. Щ.

В арбу запряжен, на судьбу свою зол,Служил водовозу несчастный осел.

Все тоще он делался день ото дня,Мечтая отведать хоть раз ячменя.

Но снова и снова побои вкушал,И сеном питался, и еле дышал.

Раз царский конюший, взглянув на осла,Посетовал: «Как его жизнь тяжела!

Мне жаль его, видеть без слез не могу,Как он, словно месяц, согнулся в дугу!

Уныло ответил ему водовоз:«Где ж денег мне взять на ячмень? Вот вопрос!»

А тот: «Я в конюшне на несколько днейЕго поместил бы меж царских коней:

Там ждет его счастье – ячмень и овес!»И рад был осла подкормить водовоз.

Вот в конском раю очутился осел:Там вдоволь еды, чисто выметен пол,

Коням обеспечен покой и уют,Их холят и моют, скребками скребут...

Едва их блаженство осел увидал,Как волю обиде и ропоту дал:

«Создатель! Ты их и меня сотворил,Но благом великим ты их одарил,

А я лишь страдаю и воду вожу,Удары вкушаю и в землю гляжу.

На тяжкие муки обрек ты меня,А их осыпаешь дождем ячменя!»

Но в ту же минуту, заслышав трубу,Коней оседлали с врагом на борьбу.

И многие кони последний уделНашли среди копий, и сабель, и стрел.

А те, что едва уцелели в бою,Страдали, вернувшись в конюшню свою:

Их крепко связали, чтоб резать, колоть,И долго терзали их бедную плоть.

Из них наконечники стрел извлекли,Каленым железом им раны прижгли,

И, связанных бросив, надолго ушли,И плакали кони, и встать не могли.

«Прости меня, Боже, – промолвил осел, —Я вижу, мой жребий совсем не тяжел:

Не стану я больше роптать на судьбу,Согласен возить я до смерти арбу,

Тепла не прошу, ячменя мне не надо,Но только избавь от подобного ада!»

Мясо и кот