Книга тысячи и одной ночи. Арабские сказки - Коллектив авторов

спросила: «Ты приехал сюда из-за меня и подверг свою душу опасности и притворился бесноватым?» – «О госпожа, – ответил Hyp ад-Дин, – разве не слышала ты слов поэта:

Сказали: «Ты сошел с ума из-за любви!» А я в ответ:

      «Лишь тот, кто спятил от любви, живет в блаженстве тихом.

Безумье подарите мне и ту, которой рядом нет,

      И если спятит и она – не поминайте лихом!»

«Клянусь Аллахом, о Hyp ад-Дин, – сказала Мариам, – поистине, ты сам навлекаешь на себя беду! Я предостерегала тебя от этого, прежде чем оно случилось, но ты не принимал моих слов и последовал своей страсти, а я говорила тебе об этом не по откровению, чтению по лицам или сновидению, – это относится к явной очевидности. Я увидала кривого везиря и поняла, что он пришел в тот город, только ища меня». – «О госпожа моя Мариам, – воскликнул Hyp ад-Дин, – у Аллаха прошу защиты от ошибки разумного!» И потом состояние Hyp ад-Дина ухудшилось, и он произнес такие стихи:

Подари проступок, что я не совершил,

Милосердье господина да скует раба.

И довольно покаянья, если согрешил.

Ведь раскаянье бессильно – такова судьба.

Наказания достоин – это признаю,

Но вокруг великодушья я не узнаю.

И Hyp ад-Дин с госпожой Мариам-кушачницей все время обменивались упреками, излагать которые долго, и каждый из них рассказывал другому, что с ним случилось, и они говорили стихи, и слезы лились у них по щекам, как моря. И они сетовали друг другу на силу любви и муки страсти и волнения, пока ни у одного из них не осталось силы говорить, а день повернул на закат и приблизился мрак. И на Ситт-Мариам было зеленое платье, вышитое червонным золотом и украшенное жемчугом и драгоценными камнями, и увеличилась ее красота, и прелесть, и изящество ее свойств, и отличился тот, кто сказал о ней:

Она явилась в сад в зеленом одеянье.

О, кушачок тугой, о, водопад волос!

Я вопросил ее: «О, как твое прозванье?»

«Я уголь подношу, чтоб сердце обожглось!»

Роптал я на любовь и на ее сверканье.

Сказала: «Камень я, не слышащий хвалы».

И я ответил ей: «Я знаю, ты из камня,

Но повелел Аллах ключу бить из скалы!»

И когда наступила ночь, Ситт-Мариам обратилась к девушкам и спросила их: «Заперли ли вы ворота?» – «Мы их заперли», – ответили они. И тогда Ситт-Мариам взяла девушек и привела их в одно место, которое называлось место госпожи Мариам, девы, матери света, так как христиане утверждают, что ее дух и ее тайна пребывают в этом месте. И девушки стали искать там благодати и ходить вокруг всей церкви. И когда они закончили посещение, Ситт-Мариам обратилась к ним и сказала: «Я хочу войти в эту церковь одна и получить там благодать – меня охватила тоска по ней из-за долгого пребывания в мусульманских странах. А вы, раз вы окончили посещение, ложитесь спать, где хотите». – «С любовью и уважением, а ты делай, что желаешь», – сказали девушки.

И затем они разошлись по церкви в разные стороны и легли. И Мариам обманула их бдительность, и, поднявшись, стала искать Hyp ад-Дина, и увидела, что он в сторонке и сидит точно на сковородках с углем, ожидая ее. И когда Мариам подошла к нему, Hyp ад-Дин поднялся к ней и поцеловал ей руки, и она села и посадила его подле себя, а потом она сняла бывшие на ней драгоценности, платья и дорогие материи, и прижала Hyp ад-Дина к груди, и посадила его к себе на колени. И они не переставая целовались, обнимались и издавали звуки: «хак», «бак», восклицая: «Как коротка ночь встречи и как длинен день разлуки!» И говорили такие слова поэта:

О, ночь свиданья! О, судьбы цветенье!

Как перед страстью вдруг распалась мгла тюрьмы!

Она пришла в ночи предутреннею тенью

И как в глазах зари цвет утренней сурьмы.

Не сновиденье ль пораженных глаз,

Ты – ночь разлуки? Нет тебе конца!

Конец, начало – ты в одно слилась,

Подобьем бесконечного кольца!

Для всех воскресенье из мертвых – начало пути бесконечного,

      Оно для влюбленных начало разлуки и холода вечного.

И когда они испытали это великое наслаждение и полную радость, вдруг один слуга из слуг пресвятой ударил в било на крыше церкви, поднимая всех, кто почитает обряды…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала восемьсот восемьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Мариам-кушачница с Hyp ад-Дином пребывали в наслаждении и радости, пока не поднялся на крышу церкви слуга, приставленный к билу, и не ударил в било. Как сказал поэт:

Я увидал, как бьет он в колокол.

Кто научил трезвонить лань?

Сказал: «Пусть лучше бьет он в колокол,

Чем на меня подъемлет длань».

И Мариам в тот же час и минуту встала и надела свои одежды и драгоценности, и это показалось тяжким Hyp ад-Дину, и время для него замутилось. И он заплакал, и пролил слезы, и произнес такие стихи:

Я розу щек безумно целовал,

Кусал ее, уста насытить силясь.

Пока мы наслаждались, наповал

Сон стражника сразил, и мы забылись.

Вдруг, всех будя, ударили в набат,

Как будто муэдзин воззвал в народе.

Она вскочила, чтоб надеть наряд,

Смущенная, как месяц на восходе.

Она твердила: «Милый, ты бы шел,

Гляди, уж утро кроется туманом!»

Поклялся я: «Когда приму престол

И сделаюсь, на страх врагам, султаном,

Все церкви я разрушу и спалю,

А всех священников убить велю».

И потом Ситт-Мариам прижала Hyp ад-Дина к груди, и поцеловала его в щеку, и спросила: «О Hyp ад-Дин, сколько дней ты в этом городе?» – «Семь дней», – ответил Hyp ад-Дин. И девушка спросила: «Ходил ли ты по городу и узнал ли ты его дороги, и выходы, и ворота со стороны суши и моря?» – «Да», – ответил Hyp ад-Дин. «А знаешь ли ты дорогу к сундуку с обетными