Книга тысячи и одной ночи. Арабские сказки - Коллектив авторов

и отвлекал ее призыв любви и страсти. И она заплакала, застонала и стала жаловаться:

Язык любви в душе о страсти говорит,

Он говорит, что я полна тобою,

И печень мне палит, и кровь моя горит,

А сердце ранено разлукой ножевою.

Доколе мне скрывать мучения любви?

Глаза изъязвлены, и льются слез ручьи.

И Мариам все время была в таком состоянии и не могла успокоиться и утешиться в течение всего путешествия, и вот то, что было у нее с кривым и хромым везирем.

Что же касается Али-Hyp ад-Дина каирского, сына купца Тадж ад-Дина, то, после того как Мариам села на корабль и уехала, земля стала для него тесна, и он не мог успокоиться и утешиться. И он пошел в комнату, в которой жил с Мариам, и помещение показалось ему черным и мрачным, и увидел он станок, на котором Мариам ткала зуннары, и одежды, что были у нее на теле, и прижал их к груди, и заплакал, и полились из-под его век слезы, и он произнес такие стихи:

Ждать мне встречи или нет

После горестей и бед?

Страшен рок неумолимый!

Свижусь, свижусь ли с любимой?

Сможет Бог соединить

Перетершуюся нить?

Как узнаю, что ты, где ты,

Не утеряны ль обеты?

Ты ушла, и я мертвец,

Ты ль судила мне конец?

Жалобы не помогают!

И душа изнемогает.

Нет надежды, в сердце мгла,

Хоть бы смерть скорей пришла.

О душа! Сильней страдай,

Горю выплакаться дай.

О, потеря, о разлука!

Нет заступника и друга!

И Hyp ад-Дин заплакал сильным плачем, больше которого нет, и посмотрел он на уголки комнаты.

И потом Hyp ад-Дин в тот же час и минуту поднялся, запер ворота дома, и бегом побежал к морю, и стал смотреть, где находится корабль, который увез Мариам. И он начал плакать и испускать вздохи и произнес такие стихи:

О, мир тебе! Прощай! И кто с тобой сравнится!

И словно ты близка, но как ты далека.

Я всякий час к тебе не устаю стремиться.

И жажду я тебя, как жаждущий глотка.

Ты унесла мой слух, похитила зеницы,

Лишь память о тебе сладка, как свежий мед.

О, горе! Паруса уносят несчастливца!

Кого несешь, корабль, по воле бурных вод?

И Hyp ад-Дин зарыдал, заплакал, застонал, взволновался, и засетовал, и вскрикнул: «О Мариам, о Мариам, довелось ли тебе увидеть меня во сне или в сплетениях грез?» А когда усилилась его печаль, он произнес такие стихи:

Неужели в этих далях есть надежда стать блаженней?

Неужели возвратится совершенство наслаждений?

В сердце пламя роковое, роковые страсти жгут.

Всюду злые наговоры мне покоя не дают.

День злосчастный провожу я в беспамятстве и бденье.

Ночь мечтаю, чтоб пришло бесподобное виденье.

Ни на миг, клянусь Аллахом, не забуду я о ней!

Не могу забыть! Наветы душу ранят всё больней!

Бедра полны, стан как ветка, вся – воздушные крыла,

А зрачки ее – колчаны, где отравлена стрела.

Ее стан стройнее ивы, гибко вставшей на свету,

Красота ее светила побеждает красоту.

Если б Бога не боялся я обидеть – я бы молвил,

Красоты такой в Аллахе не увидеть – я бы молвил.

И когда Hyp ад-Дин был в таком состоянии, и плакал, и говорил: «О Мариам, о Мариам!» – вдруг какой-то старик вышел из лодки, и подошел к нему, и увидел, что он плачет, и сказал ему: «О дитя мое, ты, кажется, плачешь о невольнице, которая уехала вчера с франком?» И когда Hyp ад-Дин услышал старика, он упал без сознания и пролежал некоторое время, а потом он очнулся и заплакал сильным плачем, больше которого нет.

И когда старик посмотрел на Hyp ад-Дина и увидал его красоту, и стройность, и соразмерность, и ясность его языка, и тонкость его, и все совершенства, его сердце опечалилось о юноше, и он сжалился, увидя его состояние. А этот старик был капитаном корабля, шедшего в город той невольницы, и было на его корабле сто купцов из придворных мусульман. И он сказал Hyp ад-Дину: «Терпи, и будет одно лишь благо, и если захочет Аллах – величие ему и слава! – я доставлю тебя к ней…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала восемьсот восемьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что старик капитан сказал Hyp ад-Дину: «Я доставлю тебя к ней, если захочет Аллах великий». – «Когда отъезд?» – спросил Hyp ад-Дин. И капитан ответил: «Нам осталось еще три дня, и мы поедем во благе и безопасности». И Hyp ад-Дин, услышав слова капитана, обрадовался сильной радостью и поблагодарил его за его милость и благодеяние, а потом он вспомнил дни близости и единения со своей невольницей, не имеющей подобия, и заплакал сильным плачем.

И потом Hyp ад-Дин в тот же час и минуту вышел, и пошел на рынок, и взял там все, что ему было нужно из пищи и припасов для путешествия, и пришел к тому капитану, и, увидев его, капитан спросил: «О дитя мое, что это у тебя такое?» – «Мои припасы и то, что мне нужно в пути», – ответил Hyp ад-Дин. И капитан засмеялся его словам и сказал: «О дитя мое, разве ты идешь полюбоваться на Колонну Мачт? Между тобой и твоей целью – два месяца пути, если ветер хорош и время безоблачно». И потом старик взял у Hyp ад-Дина немного денег, и пошел на рынок, и купил ему все, что ему было нужно для путешествия, в достаточном количестве, и наполнил ему бочонок пресной водой. И Hyp ад-Дин оставался на корабле три дня, пока купцы собрались и закончили свои дела, и затем они поднялись на корабль, и капитан распустил паруса, и путники ехали пятьдесят один день.

А случилось потом, что напали на них корсары, преграждающие дорогу, и ограбили корабль, и взяли в плен всех, кто был на нем, и привели их в город Афранджу, и показали своему царю (а Нур ад-Дин был в числе