Гомер - Античная лирика

Перевод Я. Голосовкера

Как-то в кругу томитян говорил я о доблести вашей(Я и по-гетски могу и по-сарматски болтать).Некий старик среди нас на мое восхваленье такуюРечь величаво повел звонкому слову в ответ:«Гость дружелюбный, и нам слово «дружба» — не чуждое словоВ этом далеком от вас, Истром[919] омытом краю.В Скифии есть уголок, именуемый древле Тавридой —Бычьей землей. Не года скачут от гетов туда.Там я близ Понта рожден. Не к лицу мне стыдиться отчизны.Фебу[920], богиню, чтят жертвами жители гор.Там и поныне стоят на плечах колонн-великановХрамы, и к ним переход — в сорок ступеней пролет.Статуя с неба сошла, по преданию, в эту обитель.Верно, молва не пуста: цоколь от статуи цел.Жертвенник в камне скалы сверкал белизною природной:Ныне он тускл и багров, кровью пропитанный жертв.Жрица безбрачная там роковые вершила обряды:И превышала она знатностью скифских невест.Грозен обычай веков, заповеданный предками скифам:«Да упадет под мечом девственным жертвой пришлец».Мощно царил там Фоант[921], знаменитый по всей Меотиде[922].Берег Евксинский не знал мужа славнее, чем он.И притекла, говорят, Ифигения, некая дева,В годы державства его к нам по воздушным волнам:Будто ее ветерки, под облаком в небе лелея,Волею Фебы, как сон, в эти места увлекли…Многие годы она алтарем управляла и храмом,С грустью невольной рукой скорбный обычай блюдя.Вдруг занесли паруса двух юношей к храму Тавриды.На берег вольной ногой оба ступили, смеясь.Возрастом были равны и любовью. Молва сохранилаИх имена — и звучат ныне: Орест и Пилад.Юношей жадно влекут к алтарю беспощадной богиниТривии[923]. За спину им руки загнули враги.Вот их кропит водой очистительной жрица-гречанка,Рыжие кудри друзей длинною лентой крепит,Их обряжает она, виски обвивает повязкой.Для промедленья сама ищет в смущенье предлог.«Я не жестока, о нет! Простите мне, юноши, — молвит, —Варварский этот обряд горше мне варварских мест.Скифский обычай таков. Но какого вы племени люди?Столь злополучно куда держите путь по морям?» —Смолкла. И слышит она священное родины имя,Милых сограждан своих в пленниках вдруг узнает.Глухо бормочет: «Один из двоих обречет себя в жертву,Вестником в отчий дом пусть воротится другой».Жертвой наметив себя, в путь Пилад торопит Ореста.Друг отвергает. За смерть жаркая тяжба идет.В праве на смерть не сошлись. Других разногласий не знали.Спорят: кому из двоих душу за друга отдать?Длится меж юношей бой — состязанье в любви беззаветной.К брату дева меж тем трудно выводит письмо.Брату наказы дает. Но тот, кому дева вручала,Был, — о, превратность судеб! — братом и был ей родным.Образ богини втроем похищают немедля из храма,К морю тайком… и корма пенит безбрежный простор.Канули годы, века, но образ дружбы высокойЮношей чтят и досель в Скифии, в темной стране».С детства знакомую быль так закончил старик незнакомый,Все похвалили рассказ — честности добрый пример.

«Это письмо — о поэт!..»

Перевод Я. Голосовкера

Это письмо — о поэт! — царей величайший потомок,Прямо от гетов к тебе, шерстью обросших, идет.Странно, что имя твое, — прости мне стыдливую правду, —Имя Севера в моих книжках нигде не звучит!Прозой суровой у нас переписка очереднаяНе прекращалась, но был в пренебрежении стих.В дар не слал я тебе элегий на добрую память:Что мне дарить! Ты сам и без меня одарен.Кто бы дарил Аристею[924] мед, Триптолему[925] пшеницу,Вакху терпкий фалерн иль Алкиною[926] плоды?Духом ты плодовит и в кругу жнецов ГеликонаЖатву тучнее твоей вряд ли собрат соберет.Слать стихотворцу стихи — что дубраве зеленые листья,Вот где корень моей скромной задержки, Север.Впрочем, и я уж не тот: оскудел талантом, — похоже,Будто прибрежья пески плугом впустую пашу;Или как ил забивает протоки подводные грязьюИ при заглохших ключах дремлет течение вод, —Так и душу мою илом бедствий судьба запрудила,И оскудевшей струей стих мой уныло течет.В этой глухой стране сам Гомер, поселенный насильно,Стал бы меж гетами впрямь гетом до корня волос.Не укоряй же, я слаб и ослабил поводья работы,Редко теперь вывожу буквы усталой рукой.Тот сокровенный порыв, питающий душу поэтов,Обуревавший меня некогда, — где он? Иссяк,Чуть шевелится, ползет. На таблички нудная музаБудто насильно кладет нехотя пальцы мои.И наслажденье писать — лишь тень наслажденья былого.Как-то безрадостно мне в ритмы слова сопрягать.Иль оттого, что плоды стихотворства не сорваны мною?Сорваны! Горек был плод, — в том-то и горе мое.Иль оттого, что слагать стихи, когда некому слушать,То же, что гордо во тьме в такт, словно в танце, ступать.Слушатель пыл придает, от хвалы дарование крепнет.Слава, как шпоры коню — вихрем взнесет до небес.Здесь же… читать стихи?.. Но кому? Белокурым кораллам[927]?Или иным дикарям-варварам Истра-реки?Что же, скажи, предпринять при таком одиночестве? ПраздностьЧем мне заполнить? И как длительный день скоротать?Я не привержен к вину и к метанью костей, когда времяТак неприметно бежит в смене удач — неудач.Землю пахать?.. Я бы рад, да злая война не радеет:В этом свирепом краю плугом не взрыть целины.Что ж остается? Одна отрада холодная — музы.Нет, не к добру послужил мне этот дар Пиерид.Ты же, кого поит счастливее ключ Аонийский[928],Чти свой удачливый труд, неистребимо любиИ, пред святынею муз благоговея, — для чтеньяМне на край света сюда новую книгу пришли.

ЛУЦИЙ АННЕЙ СЕНЕКА[929]

ЭПИГРАММЫ

«Всё, что мы видим вокруг…»

Перевод М. Грабарь-Пассек

Всё, что мы видим вокруг, пожрет ненасытное время;Всё низвергает во прах; краток предел бытия.Сохнут потоки, мелеют моря, от брегов отступая,Рухнут утесы, падет горных хребтов крутизна.Что говорю я о малом? Прекрасную сень небосвода,Вспыхнув внезапно, сожжет свой же небесный огонь.Всё пожирается смертью; ведь гибель — закон, а не кара.Сроки наступят — и мир этот погибнет навек.

«Корсика, землю твою заселил пришлец из Фокеи…»

Перевод М. Грабарь-Пассек

Корсика, землю твою заселил пришлец из Фокеи[930],Корсика, имя твое было в ту пору Кирнос.Корсика, брег твой короче Сардинии, круче, чем Ильва[931].Корсика, множеством рыб реки богаты твои.Корсика, как ты ужасна, когда разгорается лето,Но несравненно страшней в дни под пылающим Псом.Будь милосердною к тем, кто в изгнании здесь погибает;Тем, кто здесь заживо мертв, легкой да будет земля.

«Корсика дикая сжата скалою крутой отовсюду…»

Перевод М. Грабарь-Пассек

Корсика дикая сжата скалою крутой отовсюду;Выжжена вся — и лежит всюду бескрайность пустынь;Осенью нет здесь плодов, и летом колосья не зреют,Древо Паллады[932] к зиме здесь не приносит даров.Только дождями богата весна и не радует взора;В этой проклятой земле даже трава не растет.Хлеба здесь нет, нет ни капли воды, ни костра для умерших.Здесь лишь изгнанник живет вместе с изгнаньем вдвоем.

К лучшему другу

Перевод Ю. Шульца

Крисп, ты — сила моя и спасенье скользящего в бездну,Крисп, украшение ты форума древнего; власть,Крисп, ты являл, лишь желая скорее помочь человеку,Берегом был и землей ты в катастрофе моей.Мне ты — единая честь и оплот в опасностях верный,Ныне для скорбной души ты — утешенье одно.Крисп, ты прекрасная вера и милая пылкая доблесть;Сердце всегда у тебя медом Кекропа[933] полно.Красноречивому деду, отцу ты великая слава,Кто б ни лишился тебя, станет изгнанником он:В неумолимой земле я распластан, придавленный к скалам, —Сердце ж с тобой, и его не оторвать от тебя.

О простой жизни

Перевод Ю. Шульца