Римская сатира - Флакк Квинт Гораций

Но откровенным; а я, лишь за то, что сказал: «От Руфилла

Пахнет духами; Гаргоний же козлищем грязным воняет»,

Я за это слыву у тебя и коварным и едким!

Если о краже Петиллия Капитолина кто скажет

Вскользь при тебе, то, по-своему, как ты его защищаешь?

«Он был мне с детства товарищ; а после мы были друзьями;

Много ему я обязан за разные дружбы услуги;

Право, я рад, что он в Риме и цел-невредим; и, однакож...

Как он умел ускользнуть от суда, признаюсь, удивляюсь!»

100 Вот где злословия черного яд; вот где ржавчины едкость!

Этот порок никогда не войдет в мои сочиненья,

В сердце ж — тем боле. Поскольку могу обещать, — обещаю!

Если же вольно, что сказано мною, и ежели слишком

Смело, быть может, я пошутил, то вместе с прощеньем

Ты и дозволь: мой отец приучал меня с малолетства

Склонностей злых убегать, замечая примеры пороков.

Если советовал мне он умеренно жить, бережливо,

Быть довольным и тем, что он нажил, он говорил мне:

«Разве не видишь, как худо Альбия сыну; как Баю

110 Плохо живется? Великий пример, чтоб отцом нажитое

Детям беречь!» Отклоняя меня от любови постыдной,

Он мне твердил: «Ты не будь на Сцетана похож!» Отвращая

От преступных знакомств: «Хороша ли Требония слава? —

Мне намекал он. — Ты помнишь — застали его и поймали!

Но почему хорошо одного избегать, а другому

Следовать — мудрый тебе объяснит. Для меня же довольно,

Если смогу без пятна сохранить, по обычаю древних,

Жизнь и добрую славу твою, пока надзиратель

Нужен тебе. Но как скоро с летами в тебе поокрепнут

120 Члены и разум, то будешь ты плавать тогда и без пробки!»

Так он ребенка, меня, поучал; и если что делать

Он мне приказывал: «Вот образец, говорил, подражай же!»

С этим указывал мне на людей, отличившихся жизнью.

Если же что запрещал: «Не в сомненье ли ты, что бесчестно

И бесполезно оно? Ты вспомни такого-то славу!»

Как погребенье соседа пугает больного прожору,

Как страх смерти его принуждает беречься, так точно

Душу младую от зла удаляет бесславье другого.

Так был я сохранен от губительных людям пороков.

130 Меньшие есть и во мне; но, надеюсь, вы их мне простите!

Может быть, годы и собственный зрелый рассудок, быть может,

Друг откровенный меня и от тех недостатков излечат;

Ибо, ложусь ли в постель, иль гуляю под портиком, верьте,

Я размышляю всегда о себе. «Вот это бы лучше, —

Думаю я, — вот так поступая, я жил бы приятней,

Да и приятнее был бы друзьям. Вот такой-то нечестно

Так поступил; неужель, неразумный, я сделаю то же?»

Так иногда сам с собой рассуждаю я молча; когда же

Время свободное есть, я все это — тотчас на бумагу!

140 Вот один из моих недостатков, который, однако,

Если ты мне не простишь, то нагрянет толпа стихотворцев,

Вступятся все за меня; а нас-таки, право, немало!

Как иудеи, тебя мы затащим в нашу ватагу!

САТИРА ПЯТАЯ

После того как оставил я стены великого Рима

С ритором Гелиодором, ученейшим мужем из греков,

В бедной гостинице вскоре Ариция нас приютила;

Дальше был — Аппиев форум, весь корабельщиков полный,

Да и плутов корчмарей. Мы свой переезд разделили

На два; но кто не ленив и спешит, те и в день проезжают.

Мы не спешили; дорогой же Аппия ехать покойней.

Здесь, от несвежей и мутной воды повздорив с желудком,

Я поджидал с беспокойством, чтоб спутники кончили ужин.

10 Ночь между тем расстилала уж тень, появлялися звезды.

Слуги с гребцами, гребцы со слугами стали браниться:

«Эй! причаливай здесь!» — «У тебя человек уже триста!

Будет! Полно!» Но пока разочлись и мула привязали,

Час уже целый прошел. Комары мне тут и лягушки

Не дали спать. Да лодочник пьяный с каким-то проезжим

Взапуски петь принялись про своих отдаленных любезных.

Этот заснул, наконец; а тот, зацепив за высокий

Камень свою бечеву, пустил мула попастися,

Сам же на спину лег и спокойно всхрапнул растянувшись.

20 Начинало светать; мы лишь тут догадались, что лодка

С места нейдет. Тут, выскочив, кто-то как бешеный начал

Бить то мула, то хозяина ивовой палкой. Досталось

Их головам и бокам! Наконец, мы насилу-насилу

На берег вышли в четыре часа[26]. Здесь лицо мы и руки

Чистой, Ферония[27], влагой твоею омыв и поевши,

Вновь протащились три мили и въехали в Анксур, который

Издали виден, красиво на белых утесах построен.

Здесь Мецената с Кокцеем мы поджидали приезда.

Оба отправлены были они с поручением важным;

30 Оба привыкли друзей примирять, соглашая их пользы.

Зрением слаб, здесь я черным коллирием очи помазал.

Прибыл меж тем Меценат; с ним Кокцей с Капитоном Фонтеем,

Мужем во всем совершенным; он был Антонию другом,

Как никто не бывал. Мы охотно оставили Фунды,

Где нас, как претор, встречал Ауфидий[28] Косой. Насмеялись

Вдоволь мы все и претексте его с пурпурной прошивкой

И курильнице, пуще всего, сумасшедшего скриба!

После, усталые, в городе мы отдохнули Мамурров[29];

Здесь нам Мурена[30] свой дом предложил, Капитон — угощенье.

40 Самый приятнейший день был за этим для нас в Синуэссе,

Ибо тут съехались с нами Вергилий, и Плотий, и Варий,

Чистые души, которым подобных земля не носила

И к которым сильнее меня никто не привязан!

Что за объятия были у нас и что за восторги!

Нет! Покуда я в здравом уме, ничего не сравняю я с другом!

Близ Кампанийского моста потом приютила нас вилла,

Поставщики же нам соль и дрова прислали, как должно.

В Капуе наши мулы сложили поранее ношу:

Стал забавляться игрой Меценат, а я и Вергилий

50 Сну предались, потому что в бросанье мяча упражняться

Вредно и слабому зрению, вредно и слабым желудкам.

А миновавши таверны Кавдия, несколько выше

Мы поднялись, и нас принял Кокцей в прекраснейшей вилле.

Муза! поведай нам кратко теперь, как в битву вступили

Мессий Цицирр[31] и Сармент; открой и о роде обоих!

Мессий свой род знаменитый от осков ведет; а Сармента

Госпожа — и доныне жива; вот они подвизались!

Начал Сармент: «Ты похож, мне сдается, на дикую лошадь».

Мы засмеялись. А Мессий в ответ: «Соглашаюсь!» И тут же

60 Он головою встряхнул. Тот вскричал: «О, если бы рог твой

Вырезан не был, чего б ты не сделал, когда и увечный

Так ты грозишь!» И подлинно, лоб у него волосатый

С левой лица стороны ужасный рубец безобразит.

Тут, наконец, подтрунив над его кампанийской болезнью[32],

Начал просить он его проплясать перед нами Циклопа[33],

Говоря, что не нужно ему ни котурнов, ни маски.

Много на это Цицирр; и спросил, наконец, посвятил ли

Ларам он цепи свои[34], потому что хотя он и служит

Скрибом, но право над ним госпожи не уменьшилось этим!

70 Дальше, зачем он сбежал, когда он так мал и тщедушен,

Что довольно и фунта муки для его пропитанья!