История кесарей. Тайны Древнего Рима - Дион Кассий

ибо ему все еще оказывали почести, ни, с другой стороны, быть уверенным в себе и обратиться к какому-нибудь отчаянному предприятию, поскольку он часто оказывался униженным.

То же было и со всем народом — они продолжали слышать поочередно самые противоречивые сообщения, приходившие с краткими промежутками, и потому были неспособны решить: то ли относиться к Сеяну с прежним восхищением или, с другой стороны, проявлять к нему презрение, в то время как по поводу Тиберия, они гадали, собирается ли он умирать или возвращаться в Рим; вследствие этого они непрерывно пребывали в состоянии сомнения.

7. Сеян был встревожен всем этим, и еще больше встревожился, когда одна из его статуй сначала треснула, а потом задымилась, и затем, когда была снята голова, чтобы можно было увидеть причину случившегося, оттуда вывалилась огромная змея; затем, когда статуе была тотчас поставлена новая голова, и Сеян из-за предзнаменования собирался принести себе жертву (он дошел, в самом деле, до совершения таких жертвоприношений), была обнаружена веревка, обмотанная вокруг шеи статуи.

Кроме того, было происшествие со статуей Удачи, принадлежавшей, как говорят. Туллию, одному из прежних царей Рима, но в то время хранившейся Сеяном в его доме, что было источником его большой гордости: он сам видел, как эта статуя повернулась к нему спиной в то время, как он жертвовал <…>, а позже другие, которые вышли с ним. Эти случаи пробудили в людях подозрения; но так как они не знали намерений Тиберия, и, кроме того, должны были учитывать непостижимость его нрава и неустойчивость человеческих дел, они избрали средний путь.

С глазу на глаз они беспокоились о собственной безопасности, но на людях еще больше заискивали перед ним, тем более, что Тиберий сделал и Сеяна, и его сына жрецами наряду с Гаем[87]. Таким образом, они вручили ему проконсульскую власть, и постановили также, чтобы консулам каждого года предписывалось подражать ему в исполнении должности. Что касается Тиберия то, хотя он и удостоил его жречеством, все же не посылал за ним; наоборот, когда Сеян попросил разрешения посетить Кампанию, приводя в оправдание, что его невеста больна, император приказал ему остаться там, где он был, потому что сам собирался без промедления прибыть в Рим.

8. Это было тогда одной из причин, но которой Сеян вновь оказался отдаленным; случилось также, что Тиберий, назначив Гая жрецом, похвалил его и сделал некоторые намеки, что намеревается сделать его преемником на престоле. Сеян из-за этого готов был начать мятеж, тем более, что воины склонны были повиноваться ему во всем, если бы не чувствовал, что народ был очень рад милости, оказанной Гаю, из уважения к памяти о Германике, его отце.

Поскольку ранее он полагал, что они тоже на его стороне, то теперь, найдя их горячими сторонниками Гая, был обескуражен и сожалел, что не начал восстание во время своего консулата. Прочие все более удалялись от него не только по этим причинам, но также и потому, что Тиберий отменил обвинительный приговор врагу Сеяна, человеку, избранному за десять лет до этого управлять Испанией, и теперь, благодаря влиянию Сеяна, привлеченному к суду по некоторым обвинениям; после чего, из-за этого случая, он предоставил общую неприкосновенность от таких исков в течение определенного времени перед вступлением в должность для всех, назначенных управлять провинциями или исполнять любые другие общественные обязанности. И в письме к сенату о смерти Нерона он упомянул Сеяна просто по имени, без дополнения общепринятых титулов.

Кроме того, поскольку Сеяну приносились жертвы, он запретил совершать такие жертвоприношения любому человеку; и поскольку Сеяну утверждались многие почести, он запретил рассмотрение любых мер, которые предполагали бы почести для него самого. Он, что и говорить, запретил такие действия гораздо раньше, но теперь, из-за Сеяна, возобновил свой категорический запрет; для того, кто не позволял ничего подобного по отношению к себе самому, будет естественно не разрешать этого в случае другого.

9. Ввиду всего этого народ стал все более пренебрегать Сеяном; в самом деле, избегали даже встречаться с ним или оставаться с ним наедине, и даже слишком подчеркнуто, чтобы это оставалось незамеченным. Поэтому, когда об этом стало известно Тиберию, он набрался храбрости, полагая, что будет иметь народ и сенат на своей стороне, и напал на него. Сначала, чтобы отстранить его от своей охраны настолько, насколько возможно, он распространил слух, что собирается предоставить ему трибунскую власть. Тогда же он отправил послание сенату против него с Невием Серторием Макроном, которого тайно уже назначил командовать телохранителями, и дал предписания в отношении всего, что должно было быть сделано[88].

Макрон вошел в Рим ночью, как будто по некоему иному поручению, и сообщил о предписанном ему Меммию Регулу, тогдашнему консулу (его коллега примкнул к Сеяну), и Грекинию Лакону, начальнику ночной стражи. На рассвете Макрон поднялся на Палатин (так как сенат должен был заседать в храме Аполлона), и столкнулся с Сеяном, который еще не вошел. Почувствовав, что тот обеспокоен, поскольку Тиберий не прислал ему никакого сообщения, он ободрил его, сказав в стороне и по секрету, что несет ему трибунскую власть.

Пришедший в восторг от этого известия, Сеян помчался в зал заседаний сената. Макрон тогда отослал назад в их лагерь преторианцев, охранявших Сеяна и сенат, открыв им свои полномочия и объявив, что он доставил письмо от Тиберия, даровавшего им награды. Затем, разместив у храма на их месте ночную стражу, он вошел, отдал консулам письмо, и вышел снова прежде, чем послание было прочитано. Он тогда предписал держать там охрану Лакону, а сам поспешно ушел к лагерю, чтобы предотвратить всякое выступление.

10. Тем временем письмо было прочитано[89]. Оно было долгим, и обвинения Сеяну не были собраны вместе, но сначала шли некоторые другие вопросы, затем небольшое порицание его поведения, потом что-то еще, и после того небольшое число дальнейших упреков ему; а в завершение говорилось, что два сенатора, которые были среди его ближайших приближенных, должны быть казнены, и что сам он должен содержаться под стражей. Ибо Тиберий воздержался от прямого приказа казнить его, не потому, что не желал дать такое приказание, но потому что боялся, как бы какие-нибудь волнения не последовали за таким решением. Во всяком случае, он притворился, что не может даже безопасно совершить поездку в Рим, и потому вызывал к себе одного из консулов.

Само письмо содержало не более этого; но можно было наблюдать за многими смотревшими и слушавшими, какое впечатление оно на них производило. Сначала, прежде чем оно