Категории. Об истолковании - Аристотель

для каждого, а затем также все множество тех, кто происходит от одного начала, например от Геракла, и, точно отграничивая это множество и отделяя его от других, мы стали называть всю совокупность родом Гераклидов. В свою очередь, еще в другом смысле говорится о роде, поскольку ему подчиняется вид, причем здесь о нем сказано может быть по [некоторому] сходству с первыми двумя определениями, ведь такой род есть и некоторое начало для того, что подчинено ему, и, по-видимому, он охватывает также все подчиненное ему множество.

В то время как о роде можно говорить в трех смыслах, у философов идет [о нем] речь в третьем из них: в даваемой ими приблизительной формулировке они признают родом то, что сказывается при указании существа [вещи] о многих и различающихся по виду [вещах]; примером здесь может быть живое существо. В самом деле, из того, что сказывается [о другом], одно сказывается только об одном – таковы, например, индивидуальные вещи, как Сократ, я, этот вот человек и этот вот предмет; другое же сказывается о большем [по числу], например, роды, виды, различающие признаки, собственные и привходящие признаки оказываются в качестве общего [целому ряду], но не в качестве того, что специально присуще чему-нибудь одному. И род – это, например, живое существо, вид, например, – человек, различающий признак [например] – одаренность разумом, собственный признак [например] – наделенность смехом, привходящий признак – белизна, черный цвет, сидячее положение. Теперь от того, что сказывается только о чем-нибудь одном, роды отличаются тем, что их высказывание производится в применении больше чем к одному, а от того, что сказывается в применении больше чем к одному, если это – виды, тогда потому, что виды хоть и сказываются о многом, однако же о таком, что не отличается по виду, но по числу, ведь человек, будучи видом, сказывается о Сократе и Платоне, которые отличаются друг от друга не по виду, не по числу, между тем животное, будучи родом, сказывается о человеке, о быке и о лошади, которые отличаются друг от друга также и по виду, а не только по числу. С другой стороны, от собственного признака род отличается потому, что этот признак сказывается только об одном том виде, для которого он является собственным его признаком, и о тех индивидуальных вещах, которые данному виду подчинены, как способность смеяться сказывается только о человеке и об отдельных людях, между тем род сказывается не о единичном виде, но о нескольких [и притом] различных. Что же касается различающего признака и общих привходящих признаков, то от них род отличается потому, что, если различающие признаки и общие привходящие определения и сказываются о нескольких и различных по виду [вещах], все же они сказываются не при указании существа [вещи]. Когда вопрос поставлен у нас непосредственно, о чем именно сказываются эти определения, в этом случае, говорим мы, они не заключают указания на существо вещи, но скорее на то, какова [по качеству] известная вещь. В самом деле, при вопросе, что есть по качеству человек, мы говорим, что это [существо], одаренное разумом, и при вопросе, каков по качеству ворон, мы говорим, что это [существо], наделенное черным цветом; между тем обладание разумом есть различающий признак, а наделенность черным цветом – привходящий признак; когда же нам задан вопрос, в чем существо человека, мы отвечаем, что это – живое существо, а живое существо – это был род для человека.

Поэтому то обстоятельство, что род сказывается больше чем об одном, отличает его от [всего] того, что сказывается только об одной из индивидуальных вещей, то, что он [сказывается] о различных по виду вещах, отличает его от определений, сказывающихся в качестве видов или в качестве собственных признаков, а то, что [он сказывается] при указании существа [вещи], отделяет его от различающих признаков и от общих привходящих признаков, которые сказываются не при указании существа [вещи], не при указании качества или состояния всего того, о чем они сказываются. Таким образом, данная здесь характеристика значения, присущего роду, не заключает в себе ни чего-либо излишнего, ни какой-либо неполноты.

Глава третья

О виде

О виде может быть речь и в отношении к образу каждой вещи, согласно чему [например] сказано: во-первых, здесь достойный власти [внешний] вид. И кроме того, как о виде говорится также о том, что подчинено разъясненному выше роду, в соответствии с чем мы обычно говорим, что человек есть вид живого существа, причем живое существо – это род, а белое – это вид цвета, и треугольник – вид формы. Но если, выявляя род, мы учитывали вид, сказавши, что род есть то, что сказывается в отношении многих и различных по виду вещей, при указании существа этих вещей, а вместе с тем мы вид обозначаем как то, что подчинено разъясненному выше роду, в таком случае надо твердо стоять на том, что так как и род есть род в отношении чего-нибудь, и вид есть вид чего-нибудь (то и другое [значит] всегда [стоит] в отношении друг к другу), поэтому и в формулировках определения как одного, так и другого необходимо одинаково пользоваться и тем и другим. Отсюда значение вида указывают и так: вид есть то, что ставится под родом и о чем род сказывается при указании его (т. е. вида) существа. А кроме того, оно указывается и так: вид есть то, что сказывается о многих отличных по числу [вещах] при указании существа этих вещей. Но уже такая формулировка могла бы относиться только к самому последнему виду – к тому, что является только видом, между тем другие относятся и не к самым последним видам.

То, о чем здесь идет речь, могло бы стать ясным следующим образом. В каждой категории есть некоторые определения, которые являются в наивысшей мере родами, и, с другой стороны, – некоторые, которые являются в наивысшей мере видами, и между теми, которые являются в наивысшей мере родами, и теми, которые являются в наивысшей мере видами, имеются [также] другие. В наивысшей мере родовой характер носит то, за пределы чего не может подняться какой-либо другой род, в наивысшей мере видовой характер то, за пределы чего не может опуститься [какой-либо] другой вид, а между тем, что является в наивысшей мере родом, и тем, что является в наивысшей мере видом, помещаются другие определения, которые, оставаясь одними и теми же, оказываются и родами, и видами, если, однако, их ставить в отношение то к одному, то к другому. То, о чем идет речь, можно пояснить на одной категории. Субстанция и сама – это род, а под нею находится тело, под телом – одушевленное тело, под этим последним – живое существо, под живым существом – разумное существо, под ним – человек, а под человеком – Сократ, Платон и [вообще] отдельные люди. Но в этом ряду субстанция есть то, что является в наибольшей мере родом и выступает только как род, а человек – то, что является в наибольшей мере видом и выступает только как вид, тело же есть вид по отношению субстанции, но род по отношению к телу одушевленному. В свою очередь, и одушевленное тело есть вид по отношению к телу, но род по отношению к живому существу (т. е. животному), и, в свою очередь, живое существо есть вид по отношению к одушевленному телу, но род по отношению к разумному существу, а разумное существо есть вид по отношению к живому существу, но род по отношению к человеку, человек же есть вид