Наталья Гарбер - Как писать в XXI веке?

В XVII–XVIII веках «авантюрный» роман трансформируется в роман «реалистический» и «психологический». В Англии ввиду этих перемен за «старыми» романами оставили название romance, а «новые» романы с середины XVII века стали называть novel, от того самого итальянского слова «novella», которое породило новеллический малый жанр. Кстати, в горячей Испании слово romance с самого начала относилось к певческому поэтическому жанру — к романсу, а все разновидности романа искони называются novela. Так круг замкнулся, и в XIX веке Европе стало ясно, что малый реалистический формат имеет ту же природу, что и большой, и предполагает лихой сюжет с интересной развязкой, ярких героев и хороший стиль писателя, а в идеале — еще и существенное общественное звучание, как социальное, так и психологическое.

Между тем, конечно, по своей технологии роман противоположен «левополушарной» сюжетной новелле-развязке. Роман «правополушарен»: он дает читателю многоплановый узор сюжетов и образов, которые можно отложить — и наблюдать, как затем они притянут вас обратно. В искусно созданном «для правого полушария» романном образе нас увлекает его внутреннее развитие, а не просто внешний сюжет: вы ведь не стремитесь поскорее узнать судьбу героя, а хотите прочувствовать ее в деталях? Уэллс говорил, что все романы Диккенса, как они ни длинны, кажутся ему слишком короткими, и отмечал, что если французских писателей отличает стремление к исчерпывающему анализу, то в Англии романы тяготеют к последовательному и многостороннему описанию.

Больше того, говорил Уэллс, в Британии «роман — это произведение, не допускающее… явного вымысла. Автор берет на себя задачу показать вам обстановку и людей не менее реальных, чем те, которых вы постоянно видите… Но почти всегда… у читателя остается впечатление не только от описываемых событий, но и от поступков, которые представлены в привлекательном или непривлекательном свете… Чем выше мастерство, чем убедительнее приемы, тем большую пищу для размышлений дает автор… Роман — это не просто изложение вымышленных событий, но и авторский разбор, эмоциональная и нравственная оценка этих событий, а также мыслей и идей, которые вызвали эти события к жизни, поэтому… роман, как и драма, служит могучим орудием нравственного воздействия. И в этом заключается истинная и все возрастающая ценность романа… и писателя в жизни современного общества».

В итоге в англоязычной критике со временем более древний, но привязанный к однообразным романтическим сюжетам romance стал некой структурно-сюжетной разновидностью жанра novel. А кроме того, с конца XVII века, когда епископ Юэ в поисках предшественников романа впервые применил этот термин к ряду произведений античной повествовательной прозы, в Европе этот вид литературы тоже стал называться романом.

Зачем роман как жанр нужен специалисту малой прозы? Затем, что он — тоже novel, и все описанные выше свойства и достоинства романа в эпоху постмодернизма можно использовать в малой прозе и поэзии. Чтобы увидеть это, прочтите набросок неосуществленного романа из записных книжек Марка Твена, занимающий три абзаца. И вы увидите, что этот новеллический эскиз можно развернуть и в занимательный рассказ, и в приличную повесть, и в тяжелый романический двухтомник. Итак, «живут внутри айсберга. Жилище прекрасно устроено; утварь с погибшего корабля (а откуда берется тепло?). Рождаются дети. Толстый прозрачный лед в окнах. Их находят мертвыми и замерзшими через сто тридцать лет. Айсберг движется по широкому кругу, и так год за годом. Каждые двадцать три года они видят вдалеке обломки своего корабля.

Айсберг — двенадцать миль в длину, восемь в ширину, горы, долины, плато. Придумывают развлечения. Дети рождаются, вырастают, женятся. Пытаются разъяснить им, что такое жизнь на земле, в другом мире. Те не могут понять, они знают только свой айсберг. Приручают стада животных и стаи птиц, питаются ими. Может быть, у них нет огня. Тогда едят все сырым. Дети не видали огня, не знают об угле.

Это должен быть дневник женщины, он начат уже после кораблекрушения; как они туда попали, не сказано. У них нет воскресенья. Оба семейства знают, что им не спастись. Не хотят внушать детям несбыточную мечту и потому говорят им, что они родились здесь, на айсберге; ничего другого не знают. Откуда же ножи и другие металлические предметы? Их, оказывается, нашли в яйце оугоупа. Дети часто принимаются искать гнезда этой воображаемой птицы. Она рассказывает о юной девушке, душевнобольной, которая дожила до восьмидесяти. Посещает могилу мужа, умершего лет тридцать назад. Он лежит в ледяном склепе, не тронутый тлением, молодой, а она состарилась и поседела».

К чему это я привела? А к тому, что сейчас мы будем учиться делать «большую вещь» в любом размере. Ибо «романный» масштаб произведения — не в количестве знаков, а в сильном сюжете с интересной развязкой, которым учатся на новеллах, привлекательных героях с психологично описанной интересной внутренней жизнью, что свойственно рассказу, и в хорошем языке повествования, характерном для выдающихся повестей. И, как мы знаем, мера романа — это степень изменения героя, в первую очередь — лирического героя автора. В идеале надо, чтобы эта перемена имела какое-то социальное звучание, т. е. происходила не только внутри, но и вовне. Тогда наступает «на земле мир, в человецех благоволение».

Вот и давайте попробуем это сделать.

Фрактальное[8] построение «большой вещи» из малой прозы. Снегопад вместо «снежинки»

Роман — неотъемлемая часть конфликтов современности. Сущность великой революции мысли, которую мы сейчас переживаем, революции, философским аспектом которой является возрождение и провозглашение… прагматизма, состоит в том, что она утверждает значительность индивидуальной инстанции в противовес обобщению… Мы все яснее и яснее понимаем, например, что изучение социальной структуры — дело пустое и бессмысленное, если не подходить к нему как к изучению связей и взаимодействия отдельных личностей, которыми движут самые различные побуждения, которых связывают старые традиции и увлекают порывы, порождаемые обстановкой напряженных умственных исканий. И все наши представления об отношениях человека с человеком, о справедливости, о том, что разумно и необходимо с точки зрения общества, остаются неприемлемыми, негодными; они могут оказаться бесполезными или даже причинять вред, как платье не по мерке, как тесная обувь. И вот здесь приходят на помощь достоинство и возможности современного романа.

В Сети гуляет известная «технология снежинки» для создания романов. Одна моя знакомая, неплохая начинающая писательница, начала было по ней строить свои сказки, и стали они дюже сложными. Вроде сказка ее объемом до 50000 знаков, большой рассказ бывает такого размера. Но наворотов много, везде шкатулки с секретами и волшебники гуляют, и при рисовании табличек и детализации структуры выходит две проблемы. Во-первых, писательница никак закончить три сказки не может. Во-вторых, как начинает любую из них мне пересказывать — так каша какая-то, все события друг на друга наскакивают, кто кому дедушка, кто куда пошел, где какой меч-кладенец положен — ничего не поймешь.

А еще писательница говорит — это вообще какая-то беда: я несколько лет начинаю делать что-то — и не могу закончить. Я, говорит, по жизни человек плановый, структурный, бывший менеджер, могу от А до Я проект расписать и сделать, а тут — торкнусь и стоп. Рыпнусь — и нет. Не даются мне эти сказки, и не отпускают. Что такое со мной?

А у меня от ее рассказов возникло ощущение такое, будто приехал юный американский скаут в племя шаманов из третьего мира, находящегося где-то там выше облаков, и описал мир совершенно другого устройства, пытаясь связать его по Декларации независимости. А там, в третьем мире, все вообще другое и о другом — и то, что скаут воспринимает как предмет, это магнитные волны, а то, что он понимает как причинно-следственные связи, это как раз тамошние предметы. А то, что скаут принимает за людей и их отношения, это вообще запахи.

В чем дело?

Фрактальный мир собрания малой прозы

Где жизнь, которую мы потеряли в жизни?

Где мудрость, которую мы потеряли в знанье?

Где знанье, которое мы потеряли в сведеньях?

В общем, у скаута нет не то что понимания законов этого мира, а даже способности различать объекты, понятия и логику его. Он ньютоновской физикой описывает теорию относительности и ни черта не понимает: предметы бегут быстрее скорости света, трансформируясь и исчезая на глазах, герои занимаются бессмысленными делами и отказываются прекратить это делать, истории возникают ниоткуда и уходят в никуда, и автор понятия не имеет, какая между всем этим связь.