Моисей Рижский - Библейские вольнодумцы

Таким образом, выражение "суета сует" будет иметь смысл: "все тщетно, напрасно, бессмысленно; ни в чем нет смысла", так же как погоня за ветром. Эти слова, которыми автор Книги Екклезиаста начал свое произведение, в сущности, были предварительным ответом на основной вопрос, поставленный в ней: в чем смысл человеческой жизни? Есть ли такая цель, которая могла бы оправдать существование человека, цель, достойная того, чтобы он всю жизнь стремился к ней? Если этой целью является счастье, то есть ли что-то такое, что моглобы принести в жизнь человека подлинное счастье?

Тора, "Учение Моисеево", давала на это вполне определенный положительный ответ: счастье, или "благо", для человека[98] — это когда у него житницы полны зерна, а точила — вина и масла, когда у него много скота и рабов, много золота и серебра, "благо" для человека включает в себя долголетие, здоровье, много детей, продолжающих род, — во всем этом человек должен усматривать благословение божье за свои заслуги перед Яхве. Так благословил Яхве Авраама за его послушание богу и благочестие (Быт. 24:35), Иова пролога — за его непорочность и праведность (Иов. 1:9-10). Такого же мнения была и традиционная "мудрость": "Надейся на Яхве всем сердцем твоим… и обретешь милость и благоволение в очах Бога и людей… это будет здравием для тела твоего и питанием для костей твоих. Чти Яхве от имения твоего и от начатков всех прибытков твоих, и наполнятся житницы твои до избытка, и точила твои будут переливаться новым вином" (Притч. 3:1 -10). Восхваляли древние мудрецы и мудрость как самое верное средство обрести счастье: "Блажен человек, который снискал мудрость… потому что приобретение ее лучше приобретения серебра, и прибыли от нее больше, нежели от золота: она дороже драгоценных камней" (Притч. 3:13–15). При этом "мудрецы" не забывали напомнить, что и сама мудрость — это также путь к богатству, славе и долголетию: "Долгоденствие — в правой руке ее, а в левой у нее — богатство и слава" (Притч. 3:16), что мудрость — это дар божий (Притч. 2:6), а "начало мудрости — страх перед Яхве" (Притч. 1:7).

Все эти советы и наставления были, несомненно, хорошо известны автору Книги Екклезиаста. Он и сам повторяет их, как бы цитируя древних мудрецов. И вместе с тем автор как бы решил показать, чего стоят эти советы в действительности. И он, в сущности, применил тот же прием, что и его предшественник, автор поэмы о Иове, поэмы, которую он, вполне вероятно, читал; как уже было отмечено, некоторые места в Книге Екклезиаста почти дословно повторяют соответствующие высказывания из Книги Иова. Автор Книги Иова описал совершенного праведника и, заставив его пройти через горнило страданий, открыл ему глаза на то, что творится в мире людей и как несправедливо распределены между ними счастье и несчастье. Автор Книги Екклезиаста тоже решил произвести подобный эксперимент: на материале действительности проверить справедливость древней мудрости: могут ли богатства, слава или сама мудрость доставить человеку подлинное счастье. В поисках литературного героя он остановил свой выбор на древнем царе Соломоне, — понятно почему: этот достиг всего, что считалось условиями для счастья, — власти, мудрости, богатства; достиг, по свидетельству Священных писаний, в превосходной степени. Могло ли все это принести человеку счастье, подлинное счастье? Устами своего литературного героя автор Книги Екклезиаста дал ответ на этот вопрос. Этот ответ и составляет основное содержание книги, но в поисках его автор неизбежно должен был задаться другим вопросом, не менее важным и тесно связанным с первым: о роли бога в жизни человека.

Уже в древности комментаторы Библии обратили внимание на двусмысленный и порой "еретический" характер ряда высказываний Екклезиаста, относительно которых и ученые-библеисты Нового времени не могут прийти к единому мнению. Причем это относится к ряду мест, особенно важных для понимания мировоззрения автора книги, и прежде всего — его отношения к богу.

Одно из таких мест находится в самом начале сочинения — описание феноменов природы:

"Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки бегут в море, но море не переполняется: к тому месту, куда реки бегут, они продолжают бежать…

Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое", но это было уже в веках, бывших прежде нас" (1:4-10).

Несколько ниже Екклезиаст прямо укажет на творца и управителя мироздания — это бог. Сделанное богом совершенно и неизменно: "Все соделал Он прекрасным в свое время… Познал я, что все, что делает Бог, пребывает вовек; к тому нечего прибавить, и от него нечего убавить, и Бог сделал так, чтобы боялись Его" (3:11–14). Ничего в том, что бог сотворил, нельзя изменить: "…кто может выпрямить то, что Он сделал кривым?" (7:13).

На первый взгляд кажется, что это место находится в полном согласии с Торой. В описании акта творения (Быт. гл. 1) также не раз повторяется: "И увидел Бог, что это хорошо". У Екклезиаста все, сделанное Творцом, прекрасно; в оригинале стоит слово "йафе", которое так же, как греческое "калос" и русское "прекрасно", может иметь значение превосходства и даже совершенства не только формы, но и физических и духовных качеств. Имеется в виду, очевидно, именно этот смысл — "ни прибавить, ни убавить". Можно думать, что картины природы в первой главе были нарисованы автором именно для того, чтобы обосновать этот постулат о совершенном устройстве мироздания. В космосе все происходит с поразительным постоянством, регулярностью и повторяемостью, в предустановленной последовательности. Но почему столь удручающая монотонность в этом описании круговорота в природе? Все движется по замкнутым кругам, ничто не уходит от старого, ничто не возникает нового? Как справедливо отмечает французский исследователь Книги Екклезиаста Д. Ли (D. Lys), в этом сотворенном богом мире "есть порядок, но нет прогресса, нет цели и нет смысла в том, что происходит в природе"[99].

А в мире людей?

К миру людей, очевидно, относится место, которое стало почти хрестоматийным и о котором с древности и до сих пор идут споры между комментаторами (приводим его полностью).

"Всему свое время, и время всякой вещи под небом время рождаться, и время умирать время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру" (3:1–8).

"Речь здесь идет о чисто человеческих действиях, но какой смысл вложен в это описание? — задается вопросом Ли. — Идет ли здесь речь о детерминизме, или фатализме, или предопределении?". Можно не сомневаться, что речь идет именно о предопределении: человеческая жизнь, так же как жизнь неживой природы, подчинена регулирующему влиянию божества, и слова "все сделал Он прекрасно", несомненно, относятся также и к миру людей. В мире людей автор Книги Екклезиаста описывает то же вечное кружение и повторение, как и в природе, то же движение по замкнутым кругам без цели и без смысла. "Род проходит, и род приходит" (1:4), люди нарождаются и умирают, и вместо них рождаются другие, которые повторяют те же круги; радость сменяется скорбью, скорбь — радостью, мир сменяется войною, война — миром. Но если в природе Екклезиаст увидел, кроме повторения, строгий и нерушимый порядок и последовательность, то в мире людей он обнаружил и описывает много такого, что никак не совместимо с человеческими понятиями о порядке, последовательности и логичности, с представлением о "прекрасном".

В ряде мест Книги Екклезиаста автор как будто излагает учение Торы о непосредственном вмешательстве бога в жизнь людей. Бог дает человеку жизнь, вложив в него душу (12:7); определяет время его жизни на земле (5:17; 8:15; 9:9) и судьбу каждого (2:24–26; 3:13; 5:17, 18, 19; 6:2; 8:15). Бог управляет мыслями и поступками людей: "деяния их в руке Божией" (9:1). Богатство, слава — это дары бога, он их дает, он и отнимает (5:18; 6:2), мудрость — тоже (2:26). Счастье и несчастье — от бога (2:26; 3:13; 5:19). Все это находится в полном согласии с традиционно-религиозным учением Торы, пророков и "мудрецов", как оно отразилось в тех же Притчах Соломона, учением о предопределении.

Но Екклезиаст сам присмотрелся к тому, что в действительности происходит в человеческом обществе, и оказалось, что в мире людей, в их делах никак нельзя заметить Движущей и направляющей руки всемогущего, мудрого и благого божества. "Видел я, — делится Екклезиаст с читателем своими наблюдениями, — все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все — суета и томление духа!" (1:14); более точный перевод этого места будет выглядеть так: "все бессмыслица (хебел) и погоня за ветром". В другом месте он пишет об этой бессмыслице, которая происходит с людьми: