Апостасия. Отступничество - Людмила Николаевна Разумовская

К счастью, газеты и правда ошиблись. Князь действительно был убит, а актриса Пужелар только ранена. Убийца же – богатый купец-миллионщик Крядов – и не думал отпираться, заявив, что да, это он убил, в здравом уме и твердой памяти, убил из ревности, о чем неоднократно предупреждал госпожу Пужелар, которая нисколько ему не верила и только смеялась в ответ. Купца арестовали, защищать убийцу взялся один из самых блистательных адвокатов Петербурга – публика готовилась к грандиозному представлению.

Узнав о только поранении Наденьки, Петр сломя голову помчался в больницу к своей несчастной супруге.

Его долго не пускали, и только когда Наденька стала поправляться, ему позволили ненадолго навестить родственницу (как он назвал свою все еще конспиративную жену, дабы не раскрывать ее подлинного имени).

Когда Петр вошел в палату, Наденька спала, но, словно почувствовав его появление, тотчас открыла глаза и попыталась улыбнуться.

– Как хорошо, что ты пришел… – сказала она со слабой улыбкой. – Я так и знала, что ты придешь…

Павел припал к ее руке.

– Молчи, молчи, тебе нельзя…

Наденька замолчала, молчал и Петр и, сидя подле кровати, невыразимым взглядом смотрел ей в глаза и гладил ее маленькую, худую ручку.

Ах, как она была хороша! Как ей шла ее нынешняя болезненная худоба и бледность. Белокурые волосы растрепались и россыпями лежали на подушке, казавшиеся огромными на осунувшемся лице глаза сияли небесной голубизной, пунцовые, слегка запекшиеся в полуоткрытой улыбке губы обнажали ровный ряд белых зубов. И бедный Петр тут же забыл свое суровое намерение развестись при первой же возможности с женой.

– Тебе больно? – прошептал он, глядя со страданием на ее бледное личико.

Наденька хотела улыбнуться, но вместо улыбки губы ее сморщились и на глазах показались слезы. Вот видишь, словно говорила ее жалобная гримаса, что со мной сделали нехорошие люди! Ей было ужасно себя жаль! Но еще больше было жаль ее Петру. При виде ее слез, сердце его застонало от боли, в эту минуту он, не колеблясь, отдал бы жизнь, только бы милая Наденька перестала страдать и плакать.

«Я вызову его на дуэль!» – решил Петр. Чем бы ни закончился суд над стрелявшим в его Наденьку купцом Крядовым, Петр уже приговорил того к смерти.

Постепенно Наденька поправлялась. Теперь он ходил к ней ежедневно и просиживал у ее постели часы. С каждым днем ее милый лепет становился все громче и веселее. Она уже подолгу сидела в постели, обложенная подушками, и даже пробовала ходить. Ничего не скрывая, Наденька простодушно поведала Петру историю своего романа сперва с купцом Крядовым, а потом с князем N.

– Понимаешь, этот Крядов влюбился в меня ужасно. Я его и не замечала сперва, а он все ходил на все наши спектакли и делал подношения. Я не брала, зачем? Я вовсе не собиралась тебе изменять. – Здесь Наденька устремляла на Петра слегка затуманенный взор и благодарно шептала одними губами: – Милый!..

И Петра охватывало сумасшедшее счастье, он краснел, задыхался и от одного этого шептанья «милый» готов был задушить Наденьку в объятьях.

– Ну а потом… понимаешь, он обещал собрать для меня лучшую актерскую труппу… Только для меня, представляешь? Чтобы я была примадонной. У него денег – ужас сколько. Говорит: «Я бы женился на вас, Надежда Ивановна, но у меня, сами видите, супруга». Я говорю: «Ах, Василий Егорыч, да ведь и я замужем!..» «Ну, и прежде, – говорит, – надо обязательно прокатиться в Париж. Без этого, – говорит, – уж никак нельзя». Я и поехала с ним, что же делать. Прожили мы с ним в Париже месяц, Василий Егорыч и говорит: «А теперь, Надежда Ивановна, поедемте в Монте-Карло, давно хочу судьбу испытать, да все оказии не было». – «Ну хорошо, поехали, отчего же не поехать». И вот, представь, приезжаем на Лазурный берег – все умопомрачительно роскошно! Отель, казино, дамские туалеты!.. Василий Егорыч начал играть да, играя, проигрывать, да в неделю все состояние и проиграл! Что я пережила, Петечка, милый!.. Застрелиться хотел, да я не дала, сказала: «Погоди, Василий Егорыч, это всегда успеется, а давай-ка я за тебя отыграюсь, а если не отыграюсь, застрелимся вместе». Ну, так просто сказала, чтобы уж он сильно не переживал. Кредит у нас еще был, я заняла денег. Сперва фортуна мне улыбалась, но скоро я начала проигрывать и сделала громадный долг. Что дальше?.. Василий Егорыч, как на беду, запил, и тут, на мое счастье, появляется князь Алексей Николаевич… Ах, Петечка, если бы ты знал, какой это благороднейший человек!.. Он заплатил все мои долги, и… ты же понимаешь, я из элементарной благодарности этому человеку… короче говоря, из Монте-Карло мы уехали вместе. Крядов моментально протрезвел и грозился теперь убить нас обоих, но, естественно, я думала, это все пустые слова. К тому же Алексей был так мил… И вот мы в Петербурге, никого не опасаемся, ничего не подозреваем, и вдруг!.. – Тут Наденька снова скривила губки и заплакала.

«Бедная, бедная! – неутешно рыдало сердце Петра. – Сколько же она пережила из-за этого негодяя Крядова!» Он хотел сказать Наденьке, что теперь ей нечего опасаться, потому что он, Петр, обязательно за нее отомстит, но тут Наденька прекратила плакать и пресерьезнейшим образом объявила, что жить ей теперь совсем нечем в смысле денежных средств и ей остается только одно: уйти в монастырь.

Ах, только этого еще не хватало! И Петр, дрожа от волнения, еще не смея себе признаться в тайном желании Наденькиного к нему возвращения, стал убеждать ее не принимать скоропалительных решений, а дождаться выздоровления и окончания судебного процесса. Еще ему очень хотелось спросить ее про Натана Григорьевича, но он опасался напоминать имя своего главного соперника, чтобы Наденьке не пришла вдруг в голову шальная мысль взять да и поехать за границу к нему.

Через несколько дней Петр, как бы между прочим, сказал, что квартира, которую он сейчас снимает, вполне пригодна для проживания вдвоем и, если Наденька пожелает остаться в Петербурге, он готов предоставить ей кров и все прочее; при этом он совершенно не претендует на ее чувства и она абсолютно свободна.

Наденька бросилась его обнимать и заявила, что он так же благороден, как и князь, и что она любит его почти как покойного Алексея Николаевича.

Петр сдержал свои эмоции относительно сравнения его с князем и в очередной раз принялся хлопотать о налаживании семейного быта.

Дома, разумеется, произошел скандал. Тарасу Петровичу была неприятна вся эта «мещанская», как он выражался, «трагедия», и он