Миссия Бога - Кристофер Райт

Проблема гораздо сложнее, и решение ее зависит от того, как мы понимаем сказуемое в вопросах подобного рода. К ним необходимо добавить следующее: существуют ли другие боги в том же смысле, что и Яхве? Представляют ли они собой то же самое «нечто», что и он (имеют ли они ту же божественную сущность)? Или же мы говорим о чем-то ином, не имеющем ничего общего с божественностью?

Суть израильского монотеизма заключается, главным образом, в том, что утверждается в отношении Яхве, а не в том, что отрицается в отношении других богов. Тем не менее, характеристики Яхве неизбежно влияют на наше восприятие других богов. Комментируя, в частности, Второзаконие, и опровергая утверждение Нейтана Макдональда о том, что эта книга не отрицает существование иных богов (а потому не является формально монотеистической с точки зрения Просветительских категорий, которые Макдональд справедливо отвергает как неуместные и даже вредные в исследовании Ветхого Завета), Ричард Бокэм делает следующие тонкие замечания:

Благодаря всему, что Яхве сделал для Израиля, избранный народ понимает: в отличие от богов всех остальных народов, он – единственный истинный Бог, Бог богов. Это означает, прежде всего, что он обладает силой, несравнимой ни с чем во вселенной. Земля, небо и небеса небес принадлежат ему одному (Втор. 10, 14). Боги же других народов, напротив, бессильные ничтожества, неспособные защитить и спасти даже свои собственные народы. Об этом говорится в песне Моисея (см. Втор. 32, 37–39). Необходимость различать стоящего выше всех Яхве и тех, кто не просто второстепенны, но и совершенно бессильны, объясняет употребление таких выражений, как «единственный истинный Бог» и «бог богов», и, с другой стороны, «не бог» (Втор. 32, 17: loʾ ʾᵉloah; 32, 21: loʾ ʾel) и «суетные их» (Втор. 32, 21: habᵉlehem). Хотя они и именуются богами, они не заслуживают этого имени, не будучи дееспособными божествами, являющими свою силу в мире. Только Яхве обладает верховной властью… (Втор. 32, 39). Недостаточно отметить, что Второзаконие не отрицает существование иных богов. Следует признать также, что в содержащемся во Второзаконии «учении о Боге», онтологическую значимость которого подтверждает и Макдональд, мы наблюдаем онтологическую границу, проходящую сквозь прежнюю категорию «боги» и выделяющую Яхве, как единственного в своем роде.[110]

Итак, вернемся к вопросу, что представляют собой иные боги. По отношению к Яхве ответ должен быть: ничего. Ничто и никто на свете не сравнится с Яхве, он единственный в своем роде. Яхве не один из представителей общей категории богов. Он – единственный истинный Бог, обладающий, по выражению Бокэма, «трансцендентной уникальностью».[111] Что касается упомянутого выше предположения Яира Хофмана, то вполне справедливо будет признать, что выражение «другие боги» само по себе не означает: «эти божества считались, по сути, совершенно отличными от Бога Израиля». Все, сказанное о Яхве, ясно и четко указывает, что он обладает сущностью, совершенно отличной от них. «Господь есть Бог, и нет еще кроме Его» (Втор. 4, 35).

Однако по отношению к тем, кто поклоняется другим богам, – будь то народы, считающие их своими, или Израиль, впадавший в искушение «ходить вслед» им, – ответ будет безусловным: нечто. Боги разных народов со своими именами, изображениями, мифологией и культами, очевидно, существуют в жизни, культуре и истории тех, кто почитает их богами. Утверждения типа: вавилоняне поклонялись богу Мардуку, отнюдь не лишены смысла. Настаивать, что, поскольку Мардук не существует как бог, бессмысленно говорить о поклонении, было бы проявлением излишнего педантизма. В контексте такого утверждения (и других подобных описаний человеческих религий) ясно, почему можно говорить о реальности иных богов в контексте человеческого опыта. Иными словами, в богословской беседе или в обычном разговоре на вопрос о том, «представляют ли собой другие боги нечто или ничто?» вполне уместно ответить парадоксом: и то, и другое. Они ничто в сравнении с Яхве; они реальны по отношению к тем, кто им поклоняется.

Именно этот парадокс с большой осторожностью формулирует Павел, отвечая на вопрос о мясе, принесенном в жертву идолам в Коринфе. Апостол соглашается с исповеданием тех, кто объяснял свою свободу в этом вопросе словами иудейской Шемы. Господь и Бог един, поэтому «идол в мире ничто» (1 Кор. 8, 4). Но уже в следующем предложении Павел пишет: «Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много…». Итак, что-то все-таки существует, хотя его и нельзя сравнивать с единым Богом, Отцом и единым Господом, Иисусом Христом. К тому, о чем или о ком конкретно идет речь, Павел (и мы с вами) еще вернемся. Однако его двойное утверждение ясно: боги и идолы существуют, не обладая при этом божественной сущностью, которая принадлежит только живому истинному Богу.

Если Павел, иудей, живший в первом веке и строивший свое богословское мировоззрение на Писаниях, известных нам как Ветхий Завет, мог придерживаться двойственных взглядов, нет оснований думать, что этот парадокс не устроил бы и его предшественников за много столетий до него. Именно такая позиция находит свое выражение в глубокой полемике Исаии в главах 40–48. По мнению Яхве, явленному в парящих строках поэтических пророчеств, так называемые боги – «ничто», полное «ничтожество» (Ис. 41, 24). Но, с точки зрения пленных израильтян, с их комплексом неполноценности, вавилонских богов можно было призвать на суд и обличить в их бессилии (Ис. 41, 21–24), высмеять, как дело рук человека (Ис. 44, 9-20), изобразить спускающимися с небес в бесплодной попытке спасти даже не своих поклонников, для которых они теперь обуза, а своих же собственных идолов (Ис. 46, 1–2). Всего этого красноречия боги удостоены лишь потому, что они представляют собой нечто, и это нечто Израиль должен увидеть в истинном свете, чтобы освободиться раз и навсегда. Это нечто необходимо разоблачить и отвергнуть, дабы оно уже не препятствовало Израилю вернуться к поклонению их живого Бога Искупителя.

То, что оказалось по силам пророку, без сомнения, не вызвало бы затруднений у автора книги, обладающей такой богословской глубиной и проницательностью, как Второзаконие. И действительно, в ней мы находим ту же парадоксальную двойственность. С одной стороны, другие боги – ничто в сравнении с Яхве. Я не вижу иного смысла в следующих утверждениях, кроме самого очевидного: только Яхве обладает божественной трансцендентностью, он – единственный властелин и правитель вселенной.

Господь есть Бог на небе вверху и на земле внизу, и нет еще кроме Его (Втор. 4, 39).

Вот у Господа, Бога твоего, небо