Догмат о Христе и другие эссе - Эрих Зелигманн Фромм

предположение Джонса звучит не до конца убедительно. (Также еще потому, что единственное упоминание об этом предполагаемом знании Фрейда содержится в письме, которое Фрейд написал Ференци в том же году, а не за многие годы до этого.) Чтобы объяснить наличие этого предполагаемого психоза, сочиняется целая история. Его причиной называют первые пять лет после Первой мировой войны, в которые Ранк весьма усердно – и успешно – трудился, руководя делами психоаналитического издательского дома в Вене. Эти пять лет, «в течение которых Ранк беспрерывно работал в неистовом темпе, должно быть, стали одним из факторов, обусловивших его последующий психический кризис». Весьма необычно, чтобы психиатр, не говоря уже о психоаналитике, называл одной из причин маниакально-депрессивного психоза перенапряжение на работе.

К 1923 году в атмосфере повис «злой дух раздора». Тогда Фрейд обвинил в распаде центрального комитета Джонса и Абрахама. Однако в конце концов Джонсу удалось победить своих соперников. «Лишь по прошествии нескольких лет разъяснились истинные источники затруднений: а именно, нарушения психической устойчивости у Ранка и Ференци». Далее следует кульминационное утверждение. Проигравшие в межфракционной борьбе Ранк и Ференци долгие годы носили в себе зерно психоза, но проявилось оно лишь тогда, когда эти двое не согласились с Фрейдом. Они отказались потакать Фрейду, и психоз тут же проявил себя! Как с освежающей откровенностью заявляет Джонс, Фрейд надеялся,

основывая Комитет, что все шестеро из нас обладают достаточными способностями для этой цели. Увы, как оказалось, лишь четверо. Двое членов, Ранк и Ференци, не сумели продержаться до конца. Ранк весьма резко… а Ференци более постепенно ближе к концу жизни стали демонстрировать симптомы психической болезни, которые проявились, среди прочего, в отвержении Фрейда и его доктрин. Семена деструктивного психоза, столь долго остававшегося невидимым, наконец, пустили ростки.

Если то, что пишет Джонс, правда, воистину, какой поразительный промах со стороны Фрейда – до самого момента открытого конфликта он не замечал психических отклонений у двух из своих ближайших учеников и друзей. Джонс не делает никаких попыток представить объективные доказательства своему заявлению о предполагаемом маниакально-депрессивном психозе Ранка. У нас есть лишь утверждение Джонса, иными словами, утверждение человека, который в этой придворной борьбе вокруг Фрейда долгие годы плел интриги против Ранка и подозревал его в неверности. Напротив, существует множество свидетельств обратного. Я процитирую лишь заявление д-ра Гарри Боуна, психоаналитика из Нью-Йорка, который знал Ранка с 1932 года и часто лично встречался с ним до самой его смерти. Д-р Боун заявляет:

Во все множество встреч, во всех весьма разнообразных ситуациях, когда я имел возможность видеть его в действии и в покое, я не ощущал абсолютно никаких признаков психоза или любой иной психической аномалии[68].

Ранк по крайней мере открыто порвал с Фрейдом. Ференци так этого и не сделал. Поэтому еще более поразительно, что Джонс и его также обвиняет в предательстве. Как и в случае с Юнгом и Ранком, история его предательства, предположительно, началась с фатального путешествия в Америку. Когда Ференци хотел отправиться в Нью-Йорк, какое-то «интуитивное предчувствие, вероятно, основанное на печальных последствиях подобных визитов Юнга и Ранка», побудило Джонса посоветовать ему отказаться от этой идеи. Несмотря на это, Ференци, при полной поддержке Фрейда, отправился в Соединенные Штаты, и «исход оправдал мое [Джонса] предчувствие. После этого визита Ференци уже никогда более не был прежним, хотя прошло еще четыре или пять лет до того, как его психическая депрессия стала очевидна Фрейду».

В последующие годы фантастические интриги и соперничество между Джонсом и Ференци, по-видимому, продолжались. Ференци подозревал Джонса во лжи и в намерении, основанном на финансовых мотивах, прибрать к рукам англосаксонские страны. По словам Джонса, «Таким образом, на Фрейда оказывалось влияние, настраивавшее его против меня». Но, судя по всему, в конце концов победили силы, враждебные Ференци. Вот что Фрейд писал ему в декабре 1929 года:

Вы, без сомнения, внешне отдалились от меня в последние несколько лет, но, надеюсь, не настолько, чтобы мне следовало ожидать от моего паладина и тайного главного визиря шагов к созданию нового оппозиционного анализа!

В чем заключалась суть теоретических расхождений между Фрейдом и Ференци? Ференци весьма высоко оценивал влияние недоброго отношения родителей и полагал, что для излечения пациенту требуется нечто большее, чем «интерпретации», что ему необходима материнская любовь, которой он был лишен в детстве. Ференци сменил отношение к пациенту с отстраненного наблюдателя на вовлеченного, любящего человека и сам был очень воодушевлен результатами этой новой установки. Поначалу Фрейд, казалось, с терпимостью принял эту инновацию. Однако его отношение изменилось – предположительно, потому что Ференци не приложил должных усилий, чтобы умилостивить его, но, возможно, еще и потому, что возымели свое влияние подозрения, брошенные на Ференци фракцией Джонса.

В последний раз Ференци встретился с Фрейдом в 1932 году перед Конгрессом в Висбадене. Результат визита оказался поистине печальным. Фрейд резюмировал свои последние впечатления о человеке, который был его преданным последователем и другом с самых ранних лет движения, в телеграмме Эйтингону: «Ференци неподступен, впечатление неудовлетворительное». Ференци сразу же после встречи рассказал о ней д-ру Кларе Томпсон[69] – в поезде, который привез их из Вены в Германию. По его признанию, визит прошел «ужасно» и Фрейд сказал ему, что он может прочесть свою статью на конгрессе психоаналитиков в Висбадене, но должен пообещать не публиковать ее. Вскоре после этого Ференци заметил первые симптомы пернициозной анемии – недуга, который в последующем году стал причиной его смерти.

Но за некоторое время до последней встречи с Фрейдом Ференци признался г-же Изетт де Форест[70], какую печаль и боль причинило ему резкое и враждебное обхождение Фрейда[71]. Такое отношение к Ференци свидетельствует о поразительной нетерпимости. Однако неспособность Фрейда простить бывшего друга, отдалившегося от него, еще более ярко проявляется в презрительной ненависти, которую он выразил по поводу смерти Альфреда Адлера.

Для мальчишки-еврея из венского предместья умереть в Абердине уже само по себе неслыханное достижение и свидетельство того, как далеко он забрался. Мир поистине щедро вознаградил его за упорный труд по дискредитации психоанализа.

В случае Ференци назвать такое отношение «резким» или «почти враждебным», как сделала Изетт де Форест в своей книге – относительно щадящее описание. Однако Джонс, отрицая, что в характере Фрейда были хоть малейшие следы авторитаризма и нетерпимости, открыто заявляет, что в этом рассказе о его враждебности нет ни доли правды, «хотя высока вероятность того, что сам Ференци в преддверии конца, захваченный бредовыми идеями, верил в него и повторял его отрывки».

Всего за несколько недель до своей смерти Ференци послал Фрейду поздравления с днем рождения, но, как утверждается, «психологические проблемы в последние несколько месяцев быстро прогрессировали». Джонс рассказывает (не приводя никакого источника), будто бы Ференци признавался, что одна из его американских пациенток провела с ним анализ и таким образом излечила его от всех его затруднений, а также что ему от нее через Атлантику приходят послания. Джонсу приходится признать, однако, что Ференци всегда твердо верил в телепатию, что в некоторой степени подтачивает «доказательства» ухудшения его состояния. Единственным «доказательством» остаются «заблуждения по поводу предполагаемой враждебности Фрейда». Судя по всему, Джонс считает, что лишь пораженный болезнью разум способен обвинить Фрейда в авторитарности