Суфии - Идрис Шах

среди суфиев и других им подобных предание о тайной доктрине, передаваемой с помощью посвящения и сохраняемой благодаря цепи передачи, и не этим ли объясняется то, что сторонние наблюдатели различают в суфийских писаниях почти любую форму религии, в зависимости от собственных предубеждений?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, мы должны ознакомиться с соответствующими высказываниями суфиев, которые обычно игнорируются несуфийскими исследователями, а также обратиться к традициям других школ. Мы должны также принять к сведению, что и в средние века, и в другие эпохи было распространенно убеждение, что существует тайное учение вне формальной религии. Подобное исследование в любом случае было бы интересным.

Шейх Абу аль-Хасан Фушанджи сказал: «Раньше быть суфием было реальностью без названия. Сегодня это название без реальности». Очевидный смысл этого высказывания сводится к тому, что появилось много людей, называющих себя суфиями, но никто из них не понимает реальных целей суфизма. Хотя слова шейха можно истолковать и так, здесь они приведены, чтобы прояснить совершенно иной смысл.

Стремление отслеживать исторические события с целью точного определения времени их зарождения, которое так ярко проявляется в современной системе исследований, несомненно, связано с потребностью ординарного ума находить для любых явлений начальную и, если возможно, конечную точку. Почти все, известное человеку с помощью обычных чувств, имеет для него начало и конец. Знание чего-либо дает ощущение стабильности, чувство безопасности. Как только на книгу наклеивают ярлык, она может занять определенное место на полке или в каталоге от А до Я. Существуют различные более или менее приемлемые методы для определения начала и конца или нахождения какой-нибудь замены для них. Эти замены можно создавать с помощью выдуманных легенд и мифов, в которых часто описывается, как начинались те или иные события, и как они оканчивались. Можно действовать также по методу одного китайского императора, издавшего приказ о том, что история должна начаться с него, а все предшествующие книги необходимо уничтожить. Третий метод заключается в том, чтобы предположить, что определенное событие, имеющее свои координаты во времени и, возможно, в пространстве, является началом. В религии преимущественно использовался именно этот метод, наиболее наглядно выразившийся в официальном христианстве, центральная догма которого, вопреки св. Августину, именно на него и опирается.

Вера в то, что уникальное религиозное событие коренным образом изменило судьбу человечества, и в самом деле высвободила огромное количество энергии на всей территории христианского мира, но, по крайней мере, два фактора серьезно ограничили эффект произошедшего. Первым фактором было время, которое в процессе самого этого события ясно показало, что существует определенный предел естественному и даже искусственному распространению церковного христианства, а также, что его динамическая сила ограничена даже в пределах христианского мира. Вторым фактором была проблема схоластицизма. Поскольку учение Христа считалось уникальным (хотя, возможно, ему и предшествовали пророки, «предсказавшие» его приход) было очень трудно стремиться к достижению тех духовных вершин, которые не укладывались в рамки этой веры. В ее рамках было не так просто относиться к религии, мистицизму, духовному началу как к естественному развитию или общему достоянию всего человечества. Суфии считают, что главной силой, уравновешивающей формальное христианство, был постоянно продолжающийся опыт подлинной традиции, искаженной версией которой и было христианство.

Еще до начала X века, когда ислам уже обладал самой развитой культурой и постоянно расширяющейся цивилизацией, объявшей все пределы известного мира, теория тайной доктрины, тайного учения, которое лелеяли с древнейших времен, проложила себе дорогу из этого центра гравитации на Запад. Первая и наиболее могущественная классическая суфийская школа в Европе была основана в Испании более тысячи лет назад.[23] Заметим, что эта традиция не была, как можно было бы подумать, изобретена на Западе, с тем чтобы объяснить с ее помощью доминирующее влияние арабизированных стран. Она вполне уживалась с исламом, и порой даже поощрялась им, поскольку и он, как уже отмечалось, считал религию непрерывным процессом, происходящим в любом обществе. Подобное же развитие происходило и на Дальнем Востоке, отзываясь в сердцах тех, кто сохранял память о древних духовных учениях. Отчасти именно теософской теорией можно было объяснить различные религиозные проявления в сообществах, которые, с точки зрения религии доктринерского толка, вообще не имели право на существование.

Этот дух единства внутренней, эмпирической или символической религии, несомненно, действовал еще в те древние времена, когда люди приравнивали своих собственных богов к богам других народов, уподобляя, например, Меркурия Гермесу, а Гермеса – Тоту. Именно эту теософскую теорию суфии и считают своей традицией, не ограничивая ее при этом только областью религии. Вот как суфии сформулировали это:

Я – язычник; я поклоняюсь у алтаря иудеев; я идол йеменца, самый что ни на есть храм огнепоклонника; я священнослужитель магов (зороастрийцев); внутренняя реальность скрестившего ноги брахмана, погруженного в медитацию; кисть и цвет художника; подавленная и могучая личность насмешника над религией. Одно не вытесняет другого – если один огонь поднести к другому, они сольются в одну «пламенность». Вы подносите факел к свече, а потом заявляете: «Смотрите! Я уничтожил пламя свечи!» (Ишан Кайзер. «Речь мудрецов»).

Суфии развивают новые точки зрения для преодоления обусловленности, навязанной, односторонним, материалистическим обществом. Вся философия обесценилась, поскольку учение о «мудрости» было втиснуто в жесткие рамки. Люди бесконечно повторяют друг другу прописные истины, не пытаясь реально пережить эти истины. Стоит суфию сказать: «Необходим новый подход», – как почти все, кто его услышит, сразу согласятся с ним (т. к. эти слова звучат внушительно) и так же быстро обо всем забудут. И все потому, что смысл слов не впитывается в умы. «Верите пшеницу, а не меру, в которой она содержится», – сказал Руми («Маснави», книга 2).

Освободить мышление от наслоений жестких мыслительных схем настолько важно, что великий Руми начал обе свои главные работы с практического осуществления этой задачи. В этом смысле, он придерживался процедур, которые обычно применяют [к ученикам] в суфийских центрах обучения. Сторонние переводчики его произведений, возможно, этого не знают, но две его книги являются комментариями, описывающими стадии и состояния духовного развития, через которые проходит ученик в суфийской школе.

В самом начале своего труда «Фихи ма фихи» Руми приводит изречение Мухаммеда, вошедшее в разговорный язык и ставшее популярной пословицей. Вот эти слова: «Худший из мудрецов посещает правителей, лучший из правителей посещает мудрецов».

Руми подчеркивает, что внутренний смысл этого наставления заключается в том, что смысл «посещения» определяется качествами посетителя и посещаемого. Если великий мудрец посещает правителя, выигрывает от