«Остров». Подлинная история - Дмитрий Сергеевич Орехов

военной службы и совершивший ряд преступлений. Старец как-то встретил Ивана на кухне и тут же перечислил тому его грехи. Потрясенный, дезертир заплакал и потом ни на шаг не отходил от старца.

“На Страшном суде тебя спросят: у тебя были руки? что ты приобрел ими? — поучал Ивана отец Феофил. — Были голова и язык? Что приобрел? И награда будет не за то, что ты приобрел кое-что, но за что именно ты приобрел”.

Иван старался как мог, но духовной твердости ему не хватало. Как-то старцу принесли большой кусок балыка. Прельстившись на него, Иван тайком съел балык и вдруг почувствовал в животе острую боль.

Старец ехидно посмотрел на него.

— Потерпи, потерпи брат. Это балычок в животе переваривается…

Боль стала невыносимой, Иван принялся громко кричать.

— А зачем послушался врага? Зачем прельстился, вкусив еды, которых без благословения не надлежало тебе касаться? — приговаривал отец Феофил. Наконец он сжалился и сотворил молитву, после чего боль у Ивана тотчас улеглась…

Вскоре Иван доказал свою преданность старцу. Как-то жарким летним днем они вместе отправились по грибы.

— Ох, гроза будет! — приговаривал отец Феофил, поглядывая на ясное голубое небо.

— Не будет, батюшка, грозы. Ни одного облачка не видать.

— Ох, будет… Скоро будет. Уже надвигается… Вот!

В это самое время из-за кустов выскочили три здоровых парня с дубинами:

— Ага, попались, монахи! Давайте деньги!

Отец Феофил благословил их, спокойно порылся в корзине и подал им самый большой гриб:

— Кушайте на здоровье.

— Что?! Ты еще смеяться над нами?

Грабители стали избивать старца, Иван бросился защищать его, и в итоге оба были сильно избиты…

После Ивана келейниками старца были Пантелеймон и Козьма. Если первый запомнился обитателям Китаева смирением, то второй — удивительной рассеянностью. При этом Козьма был чрезвычайно религиозным и начитанным служкой, так что старец Феофил называл его в шутку “богословом”. По целым дням Козьма занимался исключительно только чтением Священного Писания и святоотеческих книг, и при этом забывал не только о пище и питии, но и о прямых обязанностях своего келейного послушания. Рассеянность его доходила до такой степени, что, когда ему пришлось однажды подписаться на бумаге по поводу получения какого-то документа, Козьма не только позабыл фамилию, но даже свое имя, так что посторонние лица вынуждены были напомнить ему. Больше всего Кузьма любил книги, а пуще всего свою старую истрепанную Библию, которую постоянно носил при себе на ремне и которую клал ночью под голову вместо подушки. К своему старцу Козьма относился с рабской почтительностью и готов был ринуться по его слову хоть в огонь, хоть в воду. Самыми же нелюбимыми существами на земле у Козьмы были женщины. Встретив утром женщину, Козьма считал себя осквернившимся на весь день и непременно окроплялся крещенской водой. Все его мысли, желания и планы были направлены единственно к тому, чтобы на склоне дней своих удалиться куда-нибудь в лесную чащу, ископать там небольшую пещеру и, поселившись в ней, начать подвиг душевного спасения. И вот, когда он однажды размышлял о таком блаженстве, сзади к нему подошел старец Феофил и неожиданно спросил:

— Козьма! Ты где будешь жить, когда я на тот свет переселюсь?

— Где Бог велит, — с удивлением отвечал Козьма. — Пристроюсь куда-нибудь, буду при монастыре жить…

— Нет, не быть тебе монахом, — ехидно сказал отец Феофил. — А будешь ты жить в своем Богодухове… с бабами!

Козьма даже вздрогнул от такого злого пророчества. Вне монастыря, да еще и с бабами! Для него это было равносильно смертной казни.

Однако и это предсказание сбылось. После смерти отца Феофила Козьма вернулся на родину, в город Богодухов, и поселился там на окраине, где у него была хатка с огородом. Там он проводил жизнь чисто подвижническую и пользовался на всю окрестность громкой славой опытного в духовных наставлениях и советах “батюшки”. Вскоре усердием какой-то приезжей барыни рядом с домиком Козьмы была выстроена сперва общественная богадельня, а потом и женский монастырь. Самому Козьме не пришлось быть очевидцем расцвета обители, но, будучи соседом первых сестер богадельни, он и в самом деле жил, таким образом, “с бабами”.

* * *

Рассказывали и такой случай. Митрополичий певчий Николай К. был одержим блудной страстью, и нечистые помыслы смущали его день и ночь. Однажды на прогулке он встретил отца Феофила и решил свернуть в сторону, чтобы избежать встречи с подвижником.

— Эй, погоди, Николка! — крикнул ему старец. — Ступай ко мне, будем вместе блудным помыслам предаваться…

Певчий, чувствуя себя обличенным, со слезами упал на колени перед старцем.

— Ну, ничего… Господь милосерд… Давай вместе попросим его…

Отец Феофил молился вместе с юношей около получаса, потом сказал:

— Ну, теперь ступай. Нечистые помыслы больше не будут смущать тебя.

* * *

С некоторыми посетителями старец говорить отказывался, другим же он помогал даже в вопросах совершенно светских. Так, одна семейная пара решила посоветоваться с ним, за кого выдать дочь. У дочери было два жениха. Один, молодой человек по имени Генрих, немецкой крови и лютеранского вероисповедания, был богат и хорош собой. Посватавшись первым, он уже получил согласие, и тут появился второй жених, Иван. Этот Иван был небогат, хотя и деловит, и служил приказчиком в магазине… Накупив булок, ладана и свечей, родители отправились к старцу. Не дав им сказать ни слова, отец Феофил выскочил из кельи со словами:

— За Ивана, за Ивана… Не смейте отдавать за Генриха-болвана!

Родители послушались, и брак оказался счастливым.

* * *

Однажды некий крестьянин спросил у отца Феофила:

— Батюшка, откуда вы все знаете? Как вам удается предугадывать жизнь людей?

— Ничего трудного здесь нет, — ответил старец. — Хочешь и ты стать таким?

— Очень хочу, батюшка… Научите.

— Ну так вырви у себя ресницу и завяжи на ней два узелка. Как сделаешь это, сразу станешь таким умным, как я.

Поразмыслив над этим советом, крестьянин понял, насколько “легко” достался блаженному его дар…

* * *

Старец много молился и искал для этого уединения. В лесу, неподалеку от Китаевской пустыни, был пень. На нем старец иногда по целым суткам простаивал коленопреклоненный. (В 70-х годах XIX века этот пень показывали всем паломникам Киева.) Иногда отец Феофил молился в громадном дупле старого срубленного дуба. В дупле висело Распятие и горела лампадка. Случалось, старец проводил в этом дупле дни и ночи.

Сестра милосердия Александра Григорьевна Черникова рассказывала:

“Моя мать отлично знала Феофила, была близка к нему и велела непременно благословиться у него. Старца не было в обители, и мы отправились искать его