Апостасия. Отступничество - Людмила Николаевна Разумовская

– Третий месяц.

– Я вот что… не понимаю… Сейчас я был свидетелем отвратительной сцены… Если бы при мне было оружие, расстрелял бы гадов!

Борис пристально посмотрел на Глеба.

– Нервишки, поручик. Очень уж ты впечатлительный. Здесь так нельзя…

– Скажи, ты что-нибудь знаешь о монархическом заговоре? – прямо спросил Глеб.

Борис присвистнул.

– Эк ты куда хватил!.. А если бы и знал, то что, вот так, первому встречному, взять и доложить? – Смешливые искорки прыгали в прищуренных черных глазах Бориса, румяные губы под тонкими усиками насмешливо улыбались.

– Я полагал, мы друзья, – сухо ответил Глеб.

– Обиделся, поручик! Не обижайся. Нет никакого заговора. Во всяком случае, я ни о чем подобном не слыхал.

Глеб подавленно молчал.

– Значит, всем наплевать? Бросили!.. Как ненужную вещь!.. И ради чего?!. Ради того, чтобы демократическим свиньям было позволено свалить могучее древо государства Российского?!. Что ж, если всем наплевать, я один… Я не могу сидеть сложа руки и… смотреть на это свинство! Не могу!

– Я тебе открою секрет, – сказал Борис, примирительно глядя на Глеба. – Их скоро увезут.

– Куда? В Крым?

– Не думаю…

– За границу?

– Давай подождем, не будем гадать.

– Но ты мне обещаешь? Сказать правду? Обещаешь?

– Слушай, Глеб, ты меня пугаешь… У тебя какой-то нездоровый взгляд…

– Я пришел к тебе не за медицинской консультацией, – едва сдерживая ярость, сжав зубы, проскрежетал Глеб. – Я тебя по-товарищески прошу, но если ты… если ты заодно с этими скотами! Я узнаю без тебя! Прощай!

Он повернулся и быстро пошел к дверям.

– Глеб, постой!.. Поручик Горомило, остановитесь!

Глеб нехотя подчинился.

– Чудак ты, Глеб, – улыбнулся Борис, обнимая товарища. – Ну что ты, право… успокойся… Уже ничего не изменишь, дорогой… надо принимать как есть… В конце концов, он сам виноват… сколько ему говорили и про Распутина, и про все… Слушался одну Александру. В общем… – он махнул рукой, – финита ля комедия!..

Глеб быстро повернулся на каблуках и, с белыми от бешенства глазами, чуть не хватая Цветова за грудки, прохрипел:

– Замолчи! Вы все предатели! Все, все! Предатели! Вы… вы еще вспомните государя! Вы… вас всех народ загрызет… без царя! И правильно сделает! Потому что вы – иуды! Проклятые!

– Да знаешь ли ты что!.. – в гневе закричал Цветов. – Я велю тебя сейчас арестовать!!

– Да?.. – Словно обрадовавшись, Глеб опустился на стул и затрясся от смеха. – Очень мило. Арестовывай… Ну?.. Арестовывайте, ваше благородие… ах, пардон, больше никаких благородий, господин капитан. А скоро и никаких господ. Одни товарищи… А может, ты и сам – товарищ? – И он снова затрясся.

– Пшел вон! – тихо сказал Борис, остывая.

– «Пока бросает ураганами/ Державный Вождь свои полки,/ Вы наклоняетесь над ранами/ С глазами, полными тоски, – с презрительной насмешкой глядя в глаза Борису, покачивая носком вычищенного до блеска сапога, продекламировал Глеб. – И имя Вашего Величества/ Не позабудется, доколь…»

– Уходи, Глеб, довольно. Мальчишка. Сосунок. Как был мальчишкой… несмотря на погоны… Ничего ты не понимаешь. Ни-че-го. Да если бы не полковник Кобылинский… и некоторые… их бы уже давно прикончили, тебе ясно?!

28

Удивительные дела творились в России между Февралем и Октябрем судьбоносного тысяча девятьсот семнадцатого года. В начале июльского путча большевиков, их пробного камня для захвата власти, Керенский вдруг исчез в неизвестном направлении и появился в городе через несколько дней, уже после того как командующему войсками Петроградского военного округа генералу Половцеву удалось подавить восстание.

Опубликованные в прессе доказательства о работе большевистских вождей на Германию и получении от германского Генерального штаба миллионных субсидий мгновенно распространились по всему городу и вызвали ярость даже среди запасных обольшевиченных полков.

В ярости был и возникший из небытия Александр Федорович Керенский, но не по поводу германских шпионов в лице Ленина, Троцкого и Ко, а скорее по поводу победы правительственных войск над мятежниками. Генерал Петр Александрович Половцев удивленно пожимал плечами: в чем дело? Чем Александр Федорович недоволен? Вся общественность требовала ареста главных большевиков, уличенных в предательстве, – и…

Но Александр Федорович только закатывал глаза и тяжко вздыхал.

А тут еще «бабушка русской революции» Брешко-Брешковская приставала:

– Саша! Возьми Ленина!

Керенский трагически хватался за сердце.

– Екатерина Константиновна! Вы понимаете?! Что вы говорите?! – И шепотом, скороговоркой: – Вы ничего не понимаете! Это очень сложно, очень, очень сложно, сложнее, чем вы думаете!

– Саша! Послушай меня. Ты знаешь, как я к тебе… как к сыну. Что тебе стоит? Пошли в Разлив тройку солдат… Его там каждая собака покажет.

– Екатерина Константиновна! – снова вспыхивал российский голова. – Я юрист! Я действую только по закону! Вы слышите? Закон! – Он вознес палец вверх. – Вот мой бог! И я не предам свои убеждения в угоду… да! Чему бы то ни было – вот мое кредо!

В ответ «бабушка» также тяжко вздыхала и качала головой.

– Я пятьдесят лет в революции. Помяни мое слово, Саша. Он тебя съест. И Россией закусит. А мне вас обоих жаль.

Наконец, скрепя зубами, Керенский подписал постановление об аресте двадцати большевистских лидеров во главе с Лениным и Троцким.

Половцев потирал руки. Слава Богу, большевистская гидра наконец будет обезглавлена. Но – что это? Не успели разъехаться автомобили для ареста преступников, как в кабинет Половцева ворвался Керенский и, не глядя на генерала, привычно маловразумительно шаря глазами по сторонам, вдруг ошарашил:

– Генерал! Аресты Бронштейна и Нахамкеса отменяются! Они – члены Совета! Вы эт-то понимаете?! – взвизгнул военный и морской министр. (Премьером он станет сразу после того, как отпустят на все четыре стороны большевиков.)

Не успел Половцев недоуменно раскрыть рот – Керенский развернулся и как вихрь взметнулся большой темной птицей и вылетел из кабинета.

– Александр Федорович! Постойте! – закричал Половцев в отчаянии. – Что вы делаете?!.

Но Керенского и след простыл.

Потом уж несчастному генералу доложили, что офицер, приехавший арестовывать Троцкого, застал у него на квартире Александра Федоровича, дружески пившего чай со своим бывшим подзащитным клиентом. Встав из-за стола, Керенский потребовал у офицера ордер на арест и, глядя на него исподлобья немигающими глазами удава, картинно разорвал.

Так волны грозных речей «гениального вождя» Александра Федоровича Керенского о необходимости твердой власти разбивались о не менее грозные скалы «братского» послушания творцам беззакония и безвластья.

Работа по разложению армии успешно продолжалась, но тут вдруг после провала июльского наступления на фронте на политической арене вновь вспыхнуло фейерверком новое (старое) лицо – выскочка генерал Корнилов – и раздирающе завопило на всю страну: «Отечество в опасности!»

(И кто просил?.. Ну да, в опасности. Этого и добивались.)

Но «контрреволюционное офицерье» всполошилось. Пора кончать с гнилой заразой, идущей из Петрограда! Разогнать к черту