Апостасия. Отступничество - Людмила Николаевна Разумовская

нужно проехать в Царское… нужен пропуск, – как можно обыденнее сказал Глеб.

– Зачем? – испуганно поднял брови Тарас Петрович.

– Я должен передать пакет одному моему товарищу…

– Что за пакет? – строго насупился отец. – Кто этот товарищ?

– Папочка, это личное…

Тарас Петрович пожевал губами и сглотнул слюну.

– Это невозможно, – сказал он категорично и, видя, что сын собирается возражать, перебил: – И не проси! Не мо-гу! Нельзя!

– Да в чем дело? – притворился наивным Глеб. – Я обещал! Слово чести! Тут замешана одна особа… – начал он тихим голосом, удивляясь легкости своей импровизации. – Романтическая история, видишь ли… – Он внезапно запнулся. В соседней комнате высоким голосом кто-то громко выводил оперные рулады.

– Что это у вас тут за Карузо? – с недоумением спросил Глеб.

Лицо Тараса Петровича закраснелось, как у невесты, он опустил глаза и шепотом произнес:

– Это Александр Федорович… распевается… иногда. Голос!.. Мм!.. – И он восторженно закатил глаза.

Глеб не успел рассмеяться – рулада кончилась так же внезапно, как и началась. Дверь растворилась, и на пороге, скрестив руки на груди, Наполеоном, словно из небытия, возник министр-председатель.

– Тарас Петрович, вы мне нужны! Срочно! – фальцетом выкрикнул Керенский. – А эт-то кто? – едва не шарахнулся он в сторону, заметив Глеба.

– Это мой младший сын, только что с фронта, – не без гордости ответил Тарас Петрович.

– Поручик лейб-гвардии Преображенского полка Горомило! – отрекомендовался Глеб, шаркнув ногой по дорогому, уже затертому паркету. Керенский продолжал не мигая пучить глаза на Глеба. – Господин председатель! – вдруг набравшись наглости, развязно (и откуда что взялось?!) обратился он к Керенскому. – Прошу выписать пропуск в Царское Село для передачи пакета личного содержания капитану Цветову, помощнику коменданта Александровского дворца! – Он выпалил это стремительной скороговоркой и замер.

Замерли и министр-председатель, и его помощник.

Округлив глаза, Керенский вперил их сначала в испуганные очи Тараса Петровича, а затем испытующе остановился на безмятежно-голубом взоре юного поручика.

Пауза становилась невыносимой, и глаза Глеба, утрачивая голубую наивность, начинали твердеть сталью. А Керенский продолжал молчать, прощупывая взглядом, как рентгеновским лучом, молодого человека. Наконец вне всякой логики и, возможно, собственного желания почему-то брякнул:

– Завтра в восемь ноль-ноль выезжает в Царское правительственный представитель. Вы, поручик, можете отправляться вместе с ним. Я выпишу вам пропуск. – С этими словами Керенский сел за стол и, выхватив чистый листок, царственно начертал: «Поручику Горомило разрешен въезд в Александровский дворец». Число. Подпись. (В витиеватой росписи Александра Федоровича, как утверждали насмешники, можно было бы при желании разглядеть и такое начертание: «Александр IV»!) Но Глебу было не до насмешек. Он схватил желанный клочок бумаги и, щелкнув каблуками, независимо удалился.

К Наденьке он, естественно, не зашел. Нужно было срочно «сочинять» пакет.

На следующий день в десять утра они уже были в Царском. Александровский дворец, в котором жила арестованная царская семья, охранялся отрядом особого назначения из трехсот тридцати солдат и семи офицеров. Караулы стояли не только у центрального входа, но и по всему периметру решетки окружавшего дворец парка.

– Вам к капитану прямо, – показал рукой посланец Керенского, – а мне сюда. Всего хорошего. Если вы обратно со мной, мотор отправляется ровно через два часа.

Глеб поблагодарил попутчика и остался на дорожке один, держа под мышкой пресловутый пакет. Он огляделся. И дворец, и парк казались вымершими, лишь в отдалении маячили фигуры часовых. Он медленно пошел по дорожке в указанном направлении. Тишина стояла до звона в ушах. Голова была как в тумане. Там, за этими неприступными стенами…

Вдруг дверь распахнулась, из дворца вышел… царь в сопровождении трех вооруженных солдат.

Сердце бешено заколотилось. Глеб замер, не смея дышать.

Государь был в простой гимнастерке с Георгиевским крестом на груди. Он шел, по всей видимости, по обычному своему маршруту, следом за ним, чуть не наступая на пятки, шагали трое караульных. Двое солдат были постарше, один – совсем молодой с ошарашенным лицом и не сходящей глуповатой улыбкой. Они шли прямо на Глеба. Поравнявшись, конвоиры подозрительно посмотрели на него и, не отдавая чести, прошли мимо. На секунду Глеб встретился глазами с государем. У него было бледное, осунувшееся лицо в частых, мелких морщинках и невыразимой доброты и кротости взгляд.

«Ваше Величество-о!..» – заорал кто-то внутри Глеба, рука его невольно потянулась к козырьку и застыла на полпути, глаза наполнились слезами, ему захотелось пасть на колени и зарыдать. (От счастья? От боли?)

Старший солдат хмуро глядел в затылок государю и время от времени, чуть не тыча в спину ружьем, ворчливо бубнил:

– Сюда не положено, господин полковник.

Царь покорно поворачивал в другую сторону, но через несколько шагов повторялась та же история:

– Не положено, вам говорят! Что это вы… Ишь неслух!..

Тогда государь резко развернулся, чуть не столкнувшись лицом к лицу с молодым солдатом. Тот расплылся в идиотической улыбке и пробормотал:

– Не положено… Ваше… господин Романов…

Царь пристально посмотрел в лица своим конвоирам и, ни слова не сказав, пошел во дворец.

Глеб не верил своим глазам. Возмущение подступило к самому горлу, он задыхался.

«Негодяй!.. Я его… застрелю!» – почти теряя сознание, думал Глеб, рука его машинально нашаривала оружие, отобранное караульной службой.

Дверь за государем захлопнулась, тройка солдат, куря махорку, осталась стоять у входа. Глеб невольно прислонился к дереву, его мутило. Он посмотрел вверх, кроны деревьев кружились хороводом, стая ворон снялась с места и, гаркая, беспрепятственно полетела на другой конец парка. По щекам текла противная соленая влага.

Через четверть часа, немного оправившись от увиденного, Глеб уже пил чай в «апартаментах» Бориса, рассказывая о своей выдумке с пакетом и встрече с Керенским.

– Кстати, что ты думаешь о Керенском?

– А что о нем думать? – сверкнул черными глазами и белозубой улыбкой Борис. – Я тебе лучше анекдот расскажу. В июне, когда наш герой стал военным министром, задумал он организовать в Павловске смотр местного гарнизона. А главнокомандующий округом генерал Половцев возьми да и скажи, что объезжать строй нужно непременно верхом.

Глеб заулыбался.

– Вот видишь, уже смешно. Слушай дальше. Привели ему огромного белого коня, на котором некогда ездил царь, уж как он взгромоздился в седло – Бог весть, а только дали ему в руки мундштучный повод с одной стороны, трензельный с другой, и поехал наш бывший юрист по фронту. При этом один конюх следовал пешком у головы лошади, давая ей направление, а другой бежал сзади, вероятно, чтобы подобрать Керенского, если он свалится. Рожи казаков при этом надо было видеть! Вот примерно как у тебя сейчас!

– Если уж рассказывать анекдоты, я тебе еще один… впрочем, ну его к лешему! Я о другом… Давно