Вариации на тему любви и милости - Жан-Клод Ларше

Сказав о вере и надежде, преподобный Максим упоминает смирение, которое по праву считается важнейшей из христианских добродетелей после любви.

Любовь подразумевает смирение, и это можно понимать двояко. С одной стороны, смирение есть условие любви. Если по тщеславию и гордости человек исполнен эгоизма, то в его сердце нет места для ближнего, стяжание любви невозможно, а если по гордости он считает себя выше других, то обрести истинную любовь тоже невозможно. Как говорят Евангелие и святые отцы, когда человек истинно любит, то считает ближнего выше себя и становится его служителем. С другой стороны, любовь порождает смирение: любить ближнего значит приносить себя ему в жертву, ставить его на первое место, искать не своего блага, а его, признавать и ценить в первую очередь не свои достоинства, а его, осознавать, что мы не самодостаточны, но, как христиане, принадлежим к общине, члены которой зависят друг от друга, то есть нуждаемся в ближнем, как и он в нас.

После смирения святой Максим Исповедник говорит о кротости. Неудивительно, что этой добродетели отводится столь важное место: она следует за любовью и, о чем мы часто забываем, неразрывно связана со смирением, в высшей степени Христовой добродетелью (см.: Мф. 11, 29; 21, 5; 2 Кор. 10, 1). Противоположная гневу, который на языке греческих отцов есть совокупность всех форм агрессии, кротость настолько значима, что Евагрий Понтийский, которым очень вдохновлялся преподобный Максим Исповедник, ее практически приравнивает к любви и говорит о ней чаще, чем о последней. Святой Максим, вторя другим авторам, в частности преподобному Иоанну Лествичнику, видит в кротости добродетель, благодаря которой душа становится невосприимчивой как к оскорблениям, так и к похвалам и, следовательно, помогает ей сохранить мир и тишину, когда кто-то оскорбляет или восхваляет. По этой причине, как отмечает преподобный Иоанн Лествичник, кротость есть «дверь, или, лучше сказать, матерь любви»:[550] совершенная любовь требует от нас одинакового отношения ко всем людям, будь они наши враги, настоящие или мнимые друзья, а также того, чтобы мы не определяли свое отношение к ним, руководствуясь тем, как их отношение заставляет нас относиться к нашим собственным страстям или интересам.

Незлобие, о котором далее говорит святой Максим Исповедник, близко к кротости и состоит в том, чтобы никак не поддаваться воздействию тех, кто желает нам зла и причиняет его, всячески хранить себя от взаимной агрессии, ненависти, злопамятства, злобы, желания мести и, наоборот, прощать их, проявлять по отношению к ним терпение и доброту.

Сострадание, упоминаемое после незлобия, в данном контексте очень близко к жалости: оно состоит в том, чтобы быть внимательным к тем, кто страдает, открываться им, брать на себя их страдания, чтобы помочь им и поддержать их. Как далее пишет сам преподобный Максим Исповедник в «Письмах», сострадание является отличительной чертой любви, ибо без него ее не существует. Ведь Божественная любовь была открыта всем людям через сострадание Сына Божиего, Который сделался человеком и взял на Себя все наши страдания.

Далее святой приводит ряд добродетелей, отмечая, что они в данном контексте понимаются как качества, способные усмирить раздражительное и вожделевательное начала души. Именно противоестественному проявлению двух обозначенных начал предшествует большинство противоположных христианской любви страстей, которые свидетельствуют либо о различных формах агрессии по отношению к другим, либо о разных формах желания, цель которых – наслаждение. В последнем случае ближнего или используют, или не считаются с ним, или отдаляются от него, видя в нем препятствие на пути к получению своего эгоистического наслаждения.

Приведенный отрывок из письма преподобного Максима Исповедника позволяет нам еще раз понять, что христианская любовь – эта не некая обособленная добродетель. Она связана со всеми прочими добродетелями и духовной жизнью в целом. Прежде чем найти выражение в различных добродетелях и дать им начало, она их подразумевает и обусловливает.

Преподобный Авва Дорофей: Любовь к Богу и любовь к ближнему неотделимы друг от друга

Чем больше кто соединяется с ближним, тем больше соединяется он с Богом. И чтобы вам яснее понять силу сказанного, предложу вам сравнение, преданное от отцов. Представьте себе круг, начертанный на земле, средина которого называется центром, а прямые линии, идущие от центра к окружности, называются радиусами. Теперь вникните, что я буду говорить. Предположите, что круг сей есть мир, а самый центр круга – Бог, радиусы же, то есть прямые линии, идущие от окружности к центру, суть пути жизни человеческой. Итак, насколько святые входят внутрь круга, желая приблизиться к Богу, настолько, по мере вхождения, они становятся ближе и к Богу, и друг к другу; и сколько приближаются к Богу, столько приближаются и друг к другу; и сколько приближаются друг к другу, столько приближаются и к Богу. Так разумейте и об удалении. Когда удаляются от Бога и возвращаются к внешнему, то очевидно, что в той мере, как они исходят от средоточия и удаляются от Бога, в той же мере удаляются и друг от друга; и сколько удаляются друг от друга, столько удаляются и от Бога. Таково естество любви: насколько мы находимся вне и не любим Бога, настолько каждый удален и от ближнего. Если же возлюбим Бога, то, сколько приближаемся к Богу любовью к Нему, столько соединяемся любовью и с ближним и сколько соединяемся с ближним, столько соединяемся с Богом.[551]

Христиане часто сталкиваются с двумя искушениями: первое, свойственное индивидуалистической мистике, – посвящать всего себя Богу, игнорируя ближнего; второе, характерное для христианского социализма, – полностью отдаваться помощи другим, рискуя забыть о Боге.

При помощи символа, особенно ярко иллюстрирующего проблему, преподобный авва Дорофей учит, что любовь к Богу и любовь к ближнему не просто взаимодополняемы, но и взаимообусловленны, одна вытекает из другой, они укрепляют друг друга.

Об этом говорится во многих местах Нового Завета. Следует заметить, что евангелист Лука не классифицирует две заповеди на «первую» и «вторую», но объединяет их, считает, что они, вместе, суть условия, чтобы наследовать жизнь вечную (Лк. 10, 25-27). Евангелист Иоанн изображает любовь к ближнему как необходимое условие любви к Богу: Не любящий брата своего, которого видит,